Подозреваются в убийстве - Виталий Гладкий

"…Я хотел поговорить с Басаргиной из автомата. Трубку она подняла, но разговаривать почему-то не стала. Решил поехать к ней. Звонил долго, но безрезультатно. Нечаянно толкнул дверь, и, к моему удивлению, она оказалась не заперта – защелка стояла на фиксаторе. Отпустил фиксатор, зашел в квартиру, закрыл дверь. Позвал Басаргину, поискал – ее нигде не было. Заглянул в ванную… – Осташного трясло, он даже начал заикаться слегка. – А т-там… Вы з-знаете… Я испугался, выскочил на лестничную площадку, хотел позвать соседей… Но… В общем, решил, что будет лучше, если… если меня там никто не увидит. Тогда я приоткрыл дверь, быстро спустился к машине и уехал… в поселок… "Зачем вам понадобилась Басаргина в такой поздний час?" – "Вы думаете?.. Нет! Хотел ее предупредить о приезде делегации с родственных предприятий по обмену опытом. На работе я не хотел появляться… по известной вам причине, а кроме Басаргиной довериться было некому".

Где грань, которая отделяет правду от полуправды? На ложь Осташный не осмелится, чересчур много наследил… Но все ли он сказал?

"Демьян Федорович, вы, умудренный житейским опытом человек, директор предприятия, наконец, задавали себе вопрос: на какие средства Басаргина с ее довольно скромной зарплатой устраивает роскошные пикники, притом нередко? Я понимаю, что там присутствовали немногие, узкий круг лиц (в том числе иногда и вы), но, тем не менее, по самым скромным подсчетам, ей это было явно не по карману". – "Как-то не задумывался…"

"Ой ли! Если судить по нашим данным, кое-какие соображения на сей счет у вас были, Демьян Федорович. Да только больно уж ловко Басаргина умела лавировать среди финансовых рифов. Документально все чисто, чего зря шум поднимать. Логика железная, не подкопаешься. А ведь Басаргина была, оказывается, только пешкой в крупной игре, чем-то вроде защитного экрана, за которым пряталась фигура более значительная, для которой склянки-бутылочки всего лишь крошки с обеденного стола… И уж позвольте, Демьян Федорович, не поверить, что это вам не было известно. Оно конечно лучше прикинуться простачком: какой с него спрос? Да вот только есть одно "но"…

12

Понятой Самохин внимательно осматривал кабинет, словно приценивался, пока Калашников заполнял соответствующие графы протокола.

– О! Вы уже начальник отдела! Поздравляю.

– Доверили. Оценили способности, – самодовольно ухмыльнулся Самохин.

– Ну что же, отлично… – Калашников цепким взглядом окинул фигуру Самохина, и про себя отметил, что с женской точки зрения тот мужчина видный: широкие, прямые плечи, которые говорили о недюжинной силе, несмотря на сухощавое телосложение; высокий рост, пропорциональные черты довольно смазливого лица, которое портили только чересчур полные, чувственные губы, кудрявые черные волосы, длинные и хорошо ухоженные.

– Что-нибудь прояснилось с Басаргиной? – поинтересовался Самохин, кивнув в сторону папки, которая лежала перед Калашниковым.

– Конечно. И не без вашей помощи.

– Неужели?

– Уж поверьте…

– Собственно говоря, мне не ясно, зачем вы меня вызвали сюда. Ведь я уже давал показания.

– Как свидетель. А теперь, гражданин Самохин, ознакомьтесь с постановлением о привлечении вас в качестве обвиняемого…

Калашников неторопливо разъяснил сущность предъявленных обвинений, назвал статью Уголовного кодекса и дал Самохину подписаться на бланке постановления.

Тот механически черкнул пером по бумаге, все еще не осознавая происходящего; матовая бледность проступила на лбу и начала медленно скатываться к подбородку.

– П-позвольте… Это… как понимать? – губы Самохина дрожали.

Калашников встретил его взгляд – испуганный, злой, и вдруг ощутил, как неожиданная ненависть, смешанная с ревностью, переполнила его. Следователю до зуда в конечностях захотелось влепить хороший удар прямо в эти красные скользкие губы, теперь словно нарисованные на белом пергаменте лица, губы, которые целовали Юлию…" Успокойся, Виктор, возьми себя в руки… Успокойся, черт тебя дери! Ты на службе. Не имеешь права. Не имеешь права!"

– Я… я протестую! – подхватил Самохин.

– В письменном виде… – с трудом перевел дух Калашников. – Садитесь…

– Да, да, я напишу! Где, – зашарил по карманам, – где… авторучка?

– А пока вы обязаны отвечать на мои вопросы, – Калашников старался обрести обычное спокойствие и выдержку.

– Я не буду отвечать! И вообще… Я не желаю с вами разговаривать!

– Как вам будет угодно. Я подожду. Но в этом случае вам придется побыть некоторое время у нас. Пока не разговоритесь. Семье и на работу мы сообщим, можете не беспокоиться.

– Меня… в тюрьму? – почти шепотом спросил Самохин, глядя на Калашникова, как кролик на удава.

– Советую вам успокоиться и отвечать на вопросы.

– Хорошо… Я согласен… – Самохин сник.

– Так-то оно лучше… Вы сознаетесь, что проникли в квартиру Басаргиной?

– Нет! Меня кто-то оклеветал!

– Вот показания вашей жены, которая ушла из этого кабинета ровно час назад. Это показания Юлии Хорунжей…

– Ха! Нашли кому верить! Хорунжей! Моралистка… Да она мужу ставит рога с каждым встречным!

– Замолчите, вы!.. – неожиданно сорвался следователь.

Самохин от крика следователя подался назад, его лицо вдруг перекосила злобная ухмылка, которая тут же уступила место напряженному вниманию.

– Здесь идет разговор… не о личности… Хорунжей, – взял себя в руки Калашников. – Вы спустились на балкон квартиры Басаргиной по канату. Для вас это не составило труда, поскольку вы – альпинист-разрядник. Затем, воспользовавшись изготовленными по вашему срочному заказу клещами специальной конструкции, открутили винты, соединяющие две половинки форточки, открыли окно и залезли внутрь. Вот показания слесаря инструментального цеха Лучко, который выполнил заказ. А это, – Калашников показал Самохину несколько грязных потертых листков, подшитых в папку, – деталировка. Чертеж общего вида вы предусмотрительно изъяли, а эскизы деталей Лучко потерял. На нашу удачу мы их разыскали. Перед уходом от Хорунжей вы подсыпали в ее чашку с кофе снотворное, сильнодействующий импортный препарат, который недавно поступил на центральный аптечный склад, где работает ваша жена, и одну упаковку которого она выпросила у заведующей для вас. Вот показания заведующей. Затем, использовав давно изготовленный дубликат ключа от квартиры Хорунжих (кстати, тем же Лучко), вы возвратились и, забравшись в квартиру Басаргиной, унесли полное собрание сочинений Джека Лондона.

– Чушь! Бред! Все это ваши домыслы. Какие-то бумажки, эскизики, показания… Факты где, а? Нету их! Где этот самый… Джек Лондон? Молчите?

– Смотрю я на вас, Самохин, и диву даюсь. Биография у вас отличная: из рабочей семьи, служил в армии, спортсмен, после демобилизации около трех лет стоял за токарным станком, затем поступил в институт, где учился так же хорошо, как и в школе. И специалист вы, судя по отзывам руководства и товарищей, неплохой. Откуда у вас появились мещанские замашки? Мой дом – полная чаша… В вашей библиотеке, видите ли, не хватало только Джека Лондона. И ради этого вы пошли на преступление.

– Не приписывайте мне то, чего не было.

– Было, Самохин, было! Вы считаете, что главная улика – сочинения Лондона – отсутствует. Правильно, вы вовремя избавились от нее с помощью вашего дружка, которого мы, к сожалению, пока не нашли. Но это дело времени. И к этому мы еще вернемся. Но вы допустили грубейший просчет из-за элементарной жадности. Вместе с книгами вы прихватили из квартиры Басаргиной небольшую иконку, видимо, купленную ею по случаю. Судя по показаниям ее подруги Сахниной, она понятия не имела о подлинной стоимости своего приобретения. Но нам удалось обнаружить фотографию в альбоме Басаргиной с интерьером зала, где икона хорошо видна. При осмотре же квартиры она не нашлась, что дало нам определенные надежды. Дальнейшее оказалось проще, чем вы думали: изображение иконы увеличили, показали специалистам, которые определили, что она цены неимоверной, и что была похищена четыре года назад из Елуфимовского монастыря. А вот вы-то сразу смекнули, что икона стоящая, так как собирательством икон занимаетесь не один год. Как же – мода. И, естественно, расстаться с ней у вас не хватило духу, несмотря на то, что икона – улика почище, чем книги. Правда, причиной тому послужили и другие обстоятельства, но об этом чуть позже…

– Икона, Елуфимовский монастырь… Фантастика… – Самохин был спокоен.

– А мы в скором времени будем иметь возможность полюбоваться этой "фантастикой". В данный момент, гражданин Самохин, наши сотрудники в присутствии понятых составляют протокол на предмет изъятия вышеупомянутой иконы, которую ваша жена пожелала предоставить в наше распоряжение добровольно.

– Жена?! Добровольно… – Самохин захрустел пальцами рук. – Жена…