Либерея раритетов - Борис Горай

Ким перелистал еще несколько страниц, нашел нужное место, с удовольствием перечитал несколько раз:

"В 1705 году в Киево-Печерской типографии печатается "Артикул воинский" (издание до сих пор не обнаружено)..." Ему непреодолимо захотелось прямо сейчас, сию минуту зачеркнуть взятые в скобки слова и написать "обнаружена работниками правоохранительных органов". Но он тут же подавил это мальчишеское желание.

Его дело - искать преступников, а не править историю.

Этим займется тот, кто получит всю монастырскую либерию. И даже не поинтересовавшись, благодаря кому она вновь увидела спет, придется строка за строкой ее изучать.

А впрочем, кто знает, может быть, где-нибудь, когда-нибудь, в какой-то, пусть сугубо специальной, но лучше, конечно, в популярной литературе появится короткая фраза: "Авторы выражают благодарность таким-то сотрудникам уголовного розыска, оказавшим большую помощь в работе над монографией".

Ким устыдился своего нового порыва и осторожно поглядел но сторонам. "Что было б, если люди могли слышать мысли друг друга? - подумал он. Вот, наверное, была бы скучища: ни помечтай, ни возомни о себе. Все стали бы честными и благородными. Тогда и в уголовном розыске необходимость отпала бы. А чем плохо?"

Заехав домой и взяв мольберт, он направился к монастырю. Как такового монастыря давно не существовало. На его территории, в бывшей трапезной с высокими сводчатыми потолками работал краеведческий музей. Некоторые экспонаты из-за недостатка места в самом музее поместили в надворных постройках бывшего монастыря. Соборы и часовня поддерживались в последнее время в идеальном порядке, и, хотя служба в них не шла, время от времени по городу лился малиновый звон, гулко звучали басы - для приезжих гостей артист местной филармонии исполнял "Славься!.." из "Ивана Сусанина".

Ким сидел за мольбертом и пытался сосредоточиться на этюде. Беспокойство за Светлану и Катюшку нетнет да и охватывало его. Можно только изумляться выдержке Карзаняна, не так давно схоронившего отца.

Так держаться дано далеко не всякому. Какой же нужно обладать волей, чтобы скрутить нервы, загнать в самую глубину сознания то, что рвется наружу с исполинской силой, переполняет душу, гнетет и мучает!

Умея владеть собой, Ким высоко ценил это качество в других людях. Разве смог бы он нормально работать в сложившейся ситуации, если бы не готовил себя внутренне к любого рода неприятностям и неожиданностям.

Дважды за последние дни он сталкивался со смертью.

Что из того, что ни одна из них к нему лично непосредственного отношения не имеет? Смерть она и есгь смерть. И все-таки одно дело, когда человек уходит из жизни сам по себе, другое - убийство, смерть насильственная. противоестественная.

Конечно, не случись с Ревзииьш ничего фатального трудно предположить, что он прожил бы еще очень долго. Но вес же... Ах, Москвин, Москвин! Не он ли "помогал" старику подняться по лестнице? Нужно еще раз поговорить с соседкой Рер.зпна. Что, если она его все-таки узнала и поэтому не хочет назвать? Боится?

Кто ее знает, и это не исключено.

Ким продолжал "раскручивать версию" дальше.

Было бы куда проще официально допросить Москвина, привести доказательства. От скатерти, некогда похищенной из музея и пока непонятно как оказавшейся в его квартире, Москвину не отвертеться. Если он, конечно, от нес еще не избавился. На ней обязательно должны остаться следы от инвентарного номера. Но Ким понимал, что доказать причастность Москвина к похищению старика, а возможно и к его убийству, будет значительно легче, чем спасти книги. Это улики, и улики очень серьезные. Преступники постараются избавиться от них в первую очередь. Нашел ли Илья способ, не вызывая подозрений, забрать скатерть с собой?

На ней могут оказаться и еще. какие-то следы: от масла, краски, да мало ли еще от чего, поможет свидетельствовать о роде занятий человека, беседовавшего с Ревзиным в квартире Москвина. Была ли его жена во время "экспертизы" дома? Нет, вряд ли. В такие дела жен обычно не впутывают. Слишком рискованно.

Если и нет, она может знать, кого из знакомых ждал ее муж, кто у него бывает вообще, кто хорошо знает его образ жизни и, главное, может совершенно точно установить, куда и на какое время он отлучается из служебного кабинета. Вот оно то, что нужно: "разгон"

мог организовать только хорошо информированный о Москвине человек близкий к нему сослуживец или доверенное лицо.

И еще одно очень важно выяснить. Кто имеет свободный ДОСТУП в подземелье монастыря? Посторонний человек привлек бы внимание работников музея. А без возможности проводить в пещерах долгое время ничего не найти. Нужно немало времени, чтобы только разобраться в лабиринте ходов. Но не брать же под подозрение всех, кто имеет отношение к монастырю! "Думай. думай, - подстегивал себя Ким, - не мотоцикл и даже не ювелирные изделия ищешь. Ценности духовные. Самый дефицитный по сегодняшним меркам продукт. Сейчас за престижную книгу даже тот, кто отроду ничего не читал, глотку перегрызет. В гостях на ковры и хрусталь - ноль внимания. Зато перед книжным шкафом благоговеют: "Ах, Ибсен! Цицерон, Гомер!.."

Но никому и в голову не придет поговорить с владельцем книг ОТенри об искрометном юморе его рассказов. Вопрос всегда один и тот же - простой и суровый: "Где достал?"

Во второй половине дня Ким сидел на том же месте перед этюдником. Этюд не получался. Не было в нем ни чувства, ни мысли, ни настроения - так, мазня...

- А я тебе говорю, непохоже. Не бывает снег красным.

- Бывает, когда солнышко.

- А сейчас что, не солнышко?

- Когда сбоку, утром или вечером. И розовый, и красный, и синий, и какой угодно.

- Какой угодно не бывает.

Ким слышал, но не слушал спорящих за его спиной мальчишек и размышлял о том, что не напрасно захватил с собою этюдник. И закат выдался необычным своей какой-то космической красотой. Но работа все равно не клеилась. Кто поверит, что в жизни так бывает - лес вдали иссиня-черный, золоченые купола церквей, словно возникшие из голубой толщи воды, и даже женщина в центре группы -экскурсантов у монастырской стены. Она с радостью демонстрировала себя солнцу и десяткам глаз, разглядывающим ее так же жадно, как местные достопримечательности.

Кима, однако, не интересовали ни женщина, ни прохожие, то и дело наклонявшиеся через его плечо и оценивающие работу всяк на свой лад. Он ждал и был уверен, что в такой день, когда все складывается из рук вон плохо, ему в конце концов повезет и он встретит кого-нибудь из старых знакомых. А если повезет по-крупному, то и человека, продавшего книгу интуристу. Он рано или поздно вернется сюда, не сегодня, так завтра. Успех окрыляет, он же и губит. В картотеке Ким нашел фотографии всех участников преступной группы, проходивших по делу "Серебряный потир". Он не напрасно просидел в архиве, перечитывая материалы следствия, запоминая фамилии, имена, особые приметы и черты внешности всех, кто был привлечен к ответственности за хищение и продажу церковной утвари и антиквариата.

Автобусы с туристами подходили один за другим, мимо стоянки прошли сотни людей.

К вечеру подморозило. Пора было возвращаться, а Ким вес еще надеялся увидеть кого-нибудь из тех, от кого во многом зависел не только успех операции, но и его, Логвинова, авторитет. При других обстоятельствах он не стал бы рассчитывать на случайность. Трудно предположить с достаточным основанием, что один из полумиллиона жителей города придет именно сейчас и именно туда, где его поджидает работник уголовного розыска. Но Ким верил в интуицию, что бы о ней ни говорили, как бы ее ни осуждали. Интуиция - дочь логики и точного расчета, бездоказательная уверенность в правильности решения, считал он.

- Можно посмотреть?

Ким обернулся на приятно-кокетливый голос за спиной. Молодая женщина глядела на него весело и непринужденно, но в интонации вопроса чувствовалось нечто, не вязавшееся с ее лицом - добрым, открытым, лаже немного застенчивым.

Сегодня он несколько раз видел се издалека. Когда она встречала группы туристов у автобусов и, энергично жестикулируя, что-то рассказывала на ходу, женщина казалась ему гораздо старше. Теперь перед Кимом стояла девушка в беретике, делающем ее лицо почти детским, и с твердым, даже властным взглядом - настоящая хозяйка монастыря, но вовсе не монашенка.

- Вы фотограф? - спросила она с наигранной разочарованностью, внимательно разглядев этюд и сравнив его с оригиналом.

- Ну что вы, - медленно произнес Ким, раздумывая, - что бы такое ввернуть в ответ на неожиданное и весьма точное замечание. - Я не профи, я - люби.

- А я, между прочим, Лида.

- Простите, - пробормотал Логвинов, не сразу сориентировавшись, как вести себя с воплощением беззастенчивой напористости. - Меня зовут Владимиром, - поднялся он. - Не нравится? Я имею в виду этюд.

- Не очень. Вам, по-моему, тоже. Хотя... Можно попытаться предложить одному человеку. Чудак: собирает произведения начинающих художников. Надеется, что кто-нибудь из ниx станет знаменитостью.