Канун - Игнатий Потапенко

Левъ Александровичъ не былъ постояннымъ посѣтителемъ этихъ вечеровъ, но все же въ прежніе годы онъ былъ на нихъ раза два. Онъ, конечно, зналъ ихъ характеръ и цѣль и очень хорошо понималъ, что посѣщеніе ихъ сопряжено съ нѣкоторымъ рискомъ, но съ одной стороны дружба къ Зигзагову заставляла его доказывать свое сочувствіе, съ другой же стороны онъ въ душѣ питалъ прогрессивные взгляды и какъ бы считалъ своимъ долгомъ подтвердить ихъ.

За то Наталья Валентиновна посѣщала вечера эти очень часто. Она отлично играла на роялѣ и охотно исполняла всѣ тѣ обязанности, отъ которыхъ отказались патентованныя артистки — аккомпанировала пѣвцамъ, импровизировала для мелодекламаторовъ, а если кто нибудь изъ обѣщанныхъ исполнителей заболѣвалъ, или просто обманывалъ, она готова была играть за всѣхъ.

Максимъ Павловичъ, выйдя отъ Льва Александровича и убѣдившись, что еще только половина седьмого и что, значитъ, времени у него достаточно, хотѣлъ было найти къ Мигурской. Но ему помѣшала его собственная впечатлительность. Онъ зналъ, что между нею и Львомъ Александровичемъ существуютъ отношенія болѣе близкія, чѣмъ дружескія, и не сомнѣвался въ томъ, что она участвовала въ рѣшеніи Льва Александровича принять предложеніе Ножанскаго. И ему казалось, что, если онъ къ ней зайдетъ теперь, то у нихъ непремѣнно произойдетъ разговоръ, который оставитъ въ обѣихъ сторонахъ непріятное впечатлѣніе.

Къ Льву Александровичу онъ питалъ доброе довѣрчивое чувство. Но это чувство было основано скорѣе на уваженіи къ его недюжиннымъ способностямъ и удивительной энергіи, и оно было холодное. Самъ Левъ Александровичъ не располагалъ къ сердечнымъ изліяніямъ и самъ былъ нерасположенъ къ нимъ.

Но къ Натальѣ Валентиновнѣ Зигзаговъ относился гораздо теплѣе. Въ трудныя минуты жизни передъ нею ему случалось изливать свои глубоко затаенныя жалобы, и всякая размолвка съ нею была-бы ему тяжела. Поэтому онъ удержался и не поѣхалъ къ ней.

Конечно, она сегодня не будетъ на вечеринкѣ; онъ былъ совершенно увѣренъ въ этомъ. И его удивило то обстоятельство, что, пріѣхавъ домой, онъ не нашелъ никакой записки отъ нея. Обыкновенно, когда она не могла пріѣхать, она извѣщала его.

И вотъ, когда уже публика собралась и у рояля появился какой-то музыкантъ и началось исполненіе, въ квартиру Зигзагова явилась Наталья Валентиновна. Она отыскала Максима Павловича, сидѣвшаго въ публикѣ и сѣла рядомъ съ нимъ.

— Голубушка, вы пріѣхали! тихонько сказалъ Максимъ Павловичъ:- а я думалъ, вы сегодня не будете. Ну, давайте же, пожертвуемъ музыкой и проберемся въ гостинную, — мнѣ хочется поболтать съ вами.

Они дождались конца номера и во время апплодисментовъ вышли изъ зала. Въ гостинной было пусто. Они сѣли рядомъ на диванчикѣ.

— Милая Наталъя Валентиновна, я долженъ признаться: сегодня проѣзжалъ мимо вашей квартиры и не заѣхалъ, и при томъ сознательно и обдуманно не заѣхалъ, — сказалъ Максимъ Павловичъ.

— Что же это значитъ? спросила Мигурская.

— Былъ разстроенъ. Передъ этимъ посѣтилъ Льва Александровича и высказалъ ему горькія слова по поводу его согласія на предложеніе Ножанскаго.

— Горькія? Почему же горькія?

— Потому что сладкихъ у меня нѣтъ… Но, послушайте, вы близкій ему человѣкъ и я не хочу огорчать васъ.

— Нѣтъ, пожалуйста, огорчите, Максимъ Павловичъ, я намѣрена споритъ съ вами.

— Споритъ намъ по этому поводу трудно… Вы его любите, а, значитъ, смотрите сквозь призму. Вы не можете видѣть ясно.

— Я знаю, о чемъ вы говорите, Максимъ Павловичъ. Вы, конечно, пророчили ему неудачи. Я, напротивъ, вѣрю, что онъ способенъ двигать горами. Левъ Александровичъ большой человѣкъ. Но не въ этомъ дѣло.

— Да, не въ этомъ дѣло, дорогая Наталья Валентиновна, — именно не въ этомъ дѣло.

— Я объ этомъ очень много думала, Максимъ Павловичъ, вѣдь я знала объ этомъ, вѣроятно, нѣсколько раньше, чѣмъ вы. Это, я надѣюсь, вы простите Льву Александровичу. Я думала объ опасностяхъ, которыя бы могла встрѣтить тамъ его твердая воля и, я признаюсь, боялась именно того, чего и вы, кажется, боитесь: какъ бы онъ не уступилъ, незамѣтно не объединился, не слился…

— Вотъ, вотъ, есть такое хорошее слово, только оно не русское: ассимилировался. Довольно подлое слово, я вамъ скажу. Оно означаетъ такой мягкій, незамѣтный процессъ…

— Да, да, я этого тоже боялась; но знаете, чѣмъ онъ опровергъ меня? Можетъ быть, я сужу здѣсь, какъ женщина… Я должна вамъ это сказать, потому что страшно дорожу вашей дружбой и для себя и для него. Онъ предложилъ мнѣ ѣхать съ нимъ. И, когда я поставила ему на видъ, что въ томъ кругу такія отношенія, какія могутъ быть между нами, при условіи, что мнѣ нельзя даже думать о разводѣ съ моимъ мужемъ, — что эти отношенія вызовутъ противъ него бурю враждебныхъ дѣйствій, онъ сказалъ, онъ удивительно сказалъ: я желаю быть самостоятельнымъ отъ головы до ногъ и не считаться ни съ какими требованіями… Онъ меня просто поразилъ своей твердостью, и я увидѣла, что этотъ человѣкъ не способенъ ничего уступить. Я увѣровала въ то, что, если онъ встрѣтитъ непреоборимое препятствіе, онъ просто уйдетъ, и мы опять будемъ съ вами здѣсь, въ этомъ нашемъ миломъ городѣ, гдѣ такъ много солнца и чудно расцвѣтаютъ акаціи, проводить длинные вечера.

— Вы ѣдете съ нимъ?

— Да, я согласилась. Я убѣдилась, что это нужно ему. А вы, Максимъ Павловичъ, я понимаю ваше сомнѣніе… Но ради нашей дружбы, она такая чудная! не покидайте его.

— Такъ вы ѣдете… Вотъ какъ, вотъ какъ!.. — дружески говорилъ Зигзаговъ:- не знаю почему, а мнѣ отъ всего этого грустно.

— А я хочу, чтобъ вамъ было отъ всего этого весело.

— Вы мнѣ приказываете?

— Если бы имѣла власть, приказала бы.

— Вы имѣете власть. Вѣдь я влюбленъ въ васъ, поймите меня, какъ слѣдуетъ, я влюбленъ въ вашу душу и въ вашъ изящный тонкій умъ. Вы можете приказывать.

— Ну, такъ я приказываю, — дружески улыбаясь, сказала Наталія Валентиновна, — приказываю, чтобы вамъ отъ этого было весело, чтобы вы оказывали поддержку Льву Александровичу, чтобы онъ уѣхалъ отсюда, чувствуя, что оставляетъ здѣсь истинныхъ друзей, и если ему будетъ неудача, чтобы онъ могъ почувствовать, что тутъ остается все по старому и онъ, вернувшись, найдетъ все такимъ же, какъ было прежде. Согласны?

— Да, вѣдь, приказываютъ…

— Вотъ и хорошо.

— Хорошо, очень хорошо, — говорилъ Зигзаговъ, цѣлуя ея руки, — пріятно ради милаго друга даже итти противъ себя… Значитъ, мы будемъ торжественно провожать васъ обоихъ?

— Нѣтъ, мы поѣдемъ не вмѣстѣ, - онъ на-дняхъ, а я недѣли черезъ двѣ, когда онъ тамъ устроится.

— Ну, такъ его одного будемъ провожать съ музыкой и съ радостными кликами.

Наталья Валентиновна укоризненно покачала головой.

— А вы все-таки иронизируете, мой другъ.

— Милый другъ, за это не казните меня. Иронія — моя стихія. Безъ нея я былъ бы глупъ, бездаренъ и ничтоженъ. Если бы я когда-нибудь полюбилъ женщину и объяснялся бы передъ нею въ чувствахъ или дѣлалъ бы ей предложеніе, то это объясненіе было бы шедевромъ ироніи… Ну, васъ сегодня не будутъ просить играть. Вы уже не отъ міра сего…

— О, нѣтъ, если нужно, еслибъ кто-нибудь не пріѣхалъ… Я, вѣдь, всегда «на затычку» играю.

И въ самомъ дѣлѣ въ это время на порогѣ двери, которая вела изъ концертныхъ комнатъ, появился студентъ съ растеряннымъ лицомъ и озабоченными глазами. Увидѣвъ Зигзагова съ Натальей Валентиновной, онъ стремительно подбѣжалъ къ нимъ.

— Ахъ, Наталья Валентиновна, я васъ-то и искалъ! — торопливо заговорилъ онъ, потрясая ея руку. — Представьте, къ первому отдѣленію двое не пріѣхали… Какая досада… Такъ неловко передъ публикой. Можетъ быть, вы…

— За двоихъ? — смѣясь спросила. Наталья Валентиновна.

— Нѣтъ, конечно… Но просто сыграйте что-нибудь. Публика васъ любитъ.

— Пожалуй, съ удовольствіемъ…

— Такъ можно объявить?

— Объявите. Это сейчасъ?..

— Да… уже кончается номеръ.

— Отлично. Мы съ вами еще поболтаемъ, Максимъ Павловичъ. Я останусь на колбасу! — сказала она, поднявшись и снимая перчатки.

— Но я пойду слушать васъ… Вѣдь, это будетъ ваша лебединая пѣсня, — сказалъ Зигзаговъ.

И они отправились въ залъ. Студентъ побѣжалъ впередъ. Когда они вошли въ большую комнату, наполненную публикой, студентъ уже былъ около рояля и, сдѣлавъ знакъ молчанія, громко сообщалъ, что двое изъ поставленныхъ въ программѣ исполнителей не пріѣхали, и что вмѣсто нихъ любезно согласилась сыграть на роялѣ Наталья Валентиновна Мигурская.

Постоянные посѣтители этихъ вечеровъ дѣйствительно любили слушать Наталью Валентиновну. Игра ея была совсѣмъ особенная — безъ какой-либо вычурной аффектаціи, но чистая, музыкальная, мягкая и какая-то задушевная. Въ большомъ настоящемъ концертѣ она, конечно, была бы немыслима, но здѣсь производила глубокое впечатлѣніе.