Канун - Игнатий Потапенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По вечерамъ въ дѣловое время его можно было встрѣтитъ въ засѣданіяхъ не одного правленія крупнаго коммерческаго предпріятія. Если на улицѣ онъ кому нибудь раскланивался, то это было непремѣнно солидное лицо, извѣстное въ коммерческомъ или административномъ мірѣ.
Въ другое время, особенно весной и лѣтомъ, его можно было встрѣтитъ въ томъ же экипажѣ на стрѣлкѣ, а ночью въ загородномъ саду, большею частью въ отдѣльномъ кабинетѣ, ужинающимъ съ веселымъ обществомъ, гдѣ изъ хорошенькихъ дамскихъ устъ слышались хотя и грубоватыя слова, но на настоящемъ французскомъ языкѣ.
Но постоянно онъ былъ въ движеніи, въ дѣловомъ или увеселительномъ. Казалось, у этого человѣка былъ избытокъ энергіи и онъ просто не зналъ, куда ее дѣвать.
Въ квартирѣ его на Кирочной улицѣ, просторной, богато и со вкусомъ убранной, гдѣ онъ жилъ одинъ, изрѣдка бывали вечера, собиравшіе не мало гостей и обходившіеся ему недешево. И среди гостей попадались между прочимъ и сановники, носившіе на своей груди важные ордена и разноцвѣтныя ленты.
И всѣ дѣловые люди въ Петербурга знали, что этотъ человѣкъ, носящій фамилію — Корещенскій, благодаря своимъ связямъ, составленнымъ во время государственной службы, какъ-то стремительно быстро пошелъ на вверхъ по лѣстницѣ дѣловой карьеры.
Послѣ своей отставки онъ растерялся, но не на долго, Вѣдь онъ стоялъ въ центрѣ, изъ которыхъ исходило направленіе всѣхъ дѣлъ Россіи. У него, конечно, было много враговъ, но вражда эта была основана исключительно на боязни его хорошихъ способностей и энергіи и на зависти. Каждому казалось, что онъ именно ему-то и перебьетъ дорогу.
Но какъ только онъ ушелъ въ отставку, враги потеряли весь свой ядовитый ароматъ и почувствовали къ нему расположеніе. И тогда къ нему явились съ предложеніями изъ коммерческаго міра и ему ровно ничего не стоило занятъ богатую позицію. Затѣмъ явились дополнительные статьи въ другихъ учрежденіяхъ, и въ скоромъ времени Корещенскій безъ особаго труда уже зарабатывалъ колоссальныя деньги.
Правда, и здѣсь онъ остался превосходнымъ работникомъ и его хорошо одаренная голова всегда выдѣляла его на первый планъ. Онъ умѣлъ и отстоять интересы учрежденія, и оказать услуги нужнымъ сановнымъ лицамъ, отъ которыхъ «многое» зависѣло, и получить заказъ, и ловко, чистенько отблагодарить.
Словомъ, вдругъ открылись въ немъ практическія способности, и онъ уже нисколько не жалѣлъ ни о профессорской карьерѣ, ни о потерянномъ служебномъ положеніи.
И такъ какъ онъ оставилъ службу, вслѣдствіе того, что разошелся во взглядахъ съ главнымъ вершителемъ внутренней политики Балтовымъ, который къ этому времени уже успѣлъ заслужитъ всеобщую ненависть, то въ видѣ придатка ко всѣмъ этимъ благамъ, онъ былъ еще носителемъ репутаціи передового человѣка.
Но это — да и ничто другое — не помѣшало ему возобновитъ пріятныя отношенія къ своему прежнему патрону. И онъ, правда, изрѣдка, главнымъ образомъ для поддержанія связей, бывалъ у Балтова на пріемахъ и вечерахъ, которые теперь часто устраивались въ министерской квартирѣ.
Тамъ была уже новая хозяйка, — красивая, породистая женщина, недавно носившая княжескій титулъ, который она предпочла фактическому могуществу.
Левъ Александровичъ женился безъ любви, но и безъ какого либо значительнаго расчета. Ему нужна была свѣтская женщина и онъ такую нашелъ.
Наталья Валентиновна не больше недѣли оставалась въ гостинницѣ. Изъ министерской квартиры ей прислали цѣлый возъ принадлежащихъ ей вещей. Тутъ были между прочимъ и драгоцѣнности, которыя были ей подарены Балтовымъ. Но она отобрала только то, что считала дѣйствительно ей принадлежащимъ, остальное отправила обратно. На это не послѣдовало никакого возраженія.
Затѣмъ она собралась и уѣхала въ южный городъ. Здѣсь она завела сношенія съ остатками того кружка, къ которому принадлежалъ когда то Зигзаговъ. Это были немногіе, случайно уцѣлѣвшіе отъ погрома, кончившагося четырьмя, дѣйствительно совершенными, казнями и многими ссылками.
Ей это далось нелегко. Къ ней относились недовѣрчиво. Ея недавняя близость съ Балтовымъ служила ей преградой.
Но пріѣхалъ Володя. Въ Петербургѣ ему какъ-то ничто не удавалось. Точно какой то злой рокъ висѣлъ надъ нимъ. Онъ вернулся въ родной городъ, чтобы здѣсь заняться своей адвокатской профессіей.
Несмотря на родство съ Балтовымъ, его личность не была подвержена сомнѣнію. Ему довѣряли. И вотъ ему то и удалось растопить ледъ, мѣшавшій сближенію Натальи Валентиновны съ людьми, которые ей были нужны.
А нужны они были ей для дѣла, которое она считала своимъ священнымъ долгомъ. Она поставила задачей своей жизни возстановить доброе имя Максима Павловича.
Послѣ того, какъ онъ застрѣлился, правда. явилось колебаніе, и многіе стали думать, не впали ли они въ ошибку? Но не кому было воспользоваться этимъ настроеніемъ. Курчавинъ и его обычные сотрудники очень скоро забыли о своемъ «украшеніи». Люди эти были большею частью равнодушные, а для многихъ изъ нихъ добровольное устраненіе себя Зигзаговымъ было чистымъ выигрышемъ. Онъ своимъ талантомъ, своей необходимостью, устранялъ ихъ отъ первыхъ ролей въ журналистикѣ. Теперь они выплыли на поверхность.
Наталья Валентиновна энергично принялась за осуществленіе своей задачи. Она собирала у себя людей, говорила имъ о прошломъ, приводила доказательства. Предсмертное письмо Зигзагова къ ней было яркой иллюстраціей его ужасной душевной драмы. И оно сыграло важную роль. Его отослали за границу и напечатали въ одномъ изъ русскихъ органовъ, съ трудомъ тогда проникавшихъ въ Россію.
И она видѣла, что мало-по-малу ледъ растаялъ, имя Зигзагова совершенно очистилось отъ прилипшей къ нему грязи и онъ былъ признанъ честнымъ борцомъ за всѣмъ дорогое дѣло освобожденія родины.
Съ Балтовымъ она никогда не встрѣчалась.
Конецъ.
1906