Разногласия и борьба или Шестерки, валеты, тузы - Александр Кустарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это она к вам обратилась, спросил Привалов. Чего ради ее понесло к вам? Почему она не пошла к кому-нибудь другому?
Сейчас объясню, отвечал Копытман. Собственно, ничего хитрого тут нет. Она попала ко мне точно так же, как и вы. Вы попали на меня через покойного Ненаглядова. И она тоже. Ей, конечно, известно, что Ненаглядов занимался Свистуновым, знает она и то, что мы были приятелями, а также и то, что ваша книга в издательстве проходила через меня.
Но Ненаглядова больше нет, перебил Привалов, главный авторитет по Свистунову теперь я, это моя тема, мой объект, мой участок. Ей надо было пойти ко мне.
Э, молодой человек, вытянул губы Копытман, может быть, вы неплохо разбираетесь в архивах, но людей, я вижу, вы еще не знаете как следует. Вы слишком погружены в эту славную эпоху, которую изволите изучать. Это тогда все было ясно: плохие гаишники и хорошие зэки. На мой темный взгляд, и тогда все было не так просто, но пусть будет, как вы сказали. Но уж теперь-то точно все не так. Народилась новая порода: полугаишники, полузэки, а в сущности уже ни то и ни другое. Политикой теперь никто не занимается. Теперь люди дело делают, а не классовую борьбу разыгрывают на публике. Это тогда надо было классовую борьбу разыгрывать, потому что классов не было. Теперь классы есть, и каждый класс должен заниматься своим делом. Никто уже больше не играет в казаки-разбойники. Теперь все иначе. Или ты оформишь свою собственность, или иди на других работать.
Н-да, Копытман-то оказался не прост. Вы хотите сказать, спросил Привалов, что Юлия Кувалдина не хочет работать на меня, а хочет вести собственное дело?
Думаю, что так. Ее ресурсы не хуже ваших, и она это ой как понимает. Ей даже больше вдолбили. Содержание ее архива позволяет ей не только получить пребенду[2] здесь, но и рассчитывать на успех на Западе. Чуете?
Привалов чуял. Опасность подступала с двух сторон. Судя по всему, Кувалдины сидели на хорошем антисоветском материале. В принципе, пустив его в ход, они могли повредить приваловскому делу. Конечно, совсем изъять Свистунова из оборота было уже невозможно. Он слишком прочно вписался в систему и легенду. Но объем работ по свистуновской тематике можно было бы таким образом резко сократить, академический авторитет владельца свистуновской тематики сильно понизить. И вообще превратить крупное процветающее дело в скромную доцентскую вотчину.
Правда, если бы вокруг Свистунова разгорелся бы настоящий антисоветский ореол, Привалов мог бы рассчитывать на увеличение интереса к себе со стороны публики. Но были две причины, по которым он этого вовсе не жаждал. Во-первых, антисоветский ореол у Свистунова уже был, хотя и небольшой и почти что символический, но был. И этого Привалову было вполне достаточно, больше ему было не нужно. При этих масштабах удавалось сохранять необходимый баланс государственной полезности и популярности, который позволял одной рукой брать ренту с государства, а другой рукой собирать дань уважения в миру. Привалов понимал, что этот баланс устраивает всех.
Во-вторых, уважение публики без государственной зарплаты не представлялось ему ценным. Он не принадлежал к тем сверхтемпераментным экстремистам, которые жертвовали служебной карьерой ради положения в свете. Он считал даже, что настоящее положение в свете без хорошего служебного положения попросту невозможно.
То есть долго на одном экстремизме и в свете не протянешь. Поэтому экстремизация Свистунова была ему ни к чему. Если бы новые владельцы Свистунова (Привалов думал про них «конкуренты», за владельцев он их держать пока не торопился), так, значит, если бы конкуренты почему-либо решили перефутболить Свистунова из официальной легенды в легенду неофициальную, Привалов бы много на этом потерял.
Но и в противном случае ему грозили серьезные затруднения. Допустим, Кувалдины не захотят связываться с подпольным светом, а предпочтут развивать государственную версию Свистунова. Материалов у них, по-видимому, и на этот вариант хватит. Тогда — конец монополии.
Самый худший вариант виделся Привалову, однако, следующим образом. Сперва Кувалдины вынимают на свет божий все то, что отвечает официальной версии, размахивая подлинными документами, захватывают позиции в академическом мире; а затем начинают помаленьку выпускать на черный рынок всю антисоветчину и, таким образом, торжествуют в свете. Иначе говоря, отберут Свистунова у его прежнего хозяина и на том, и на другом рынке.
Ладно, сказал Привалов, картина ясна. Что делать будем? Он уже решил, что заключит с Копытманом союз, хотя пока не понимал, зачем все это нужно Копытману, учитывая новый поворот в его биографии.
От Копытмана не ускользнула новая интонация в приваловском отношении к нему. Он сидел, сложив руки на столе, и улыбался, сладко и противно, как японец. Что делать будем, переспросил он. А что тут сделаешь? Честно говоря, я просто хотел вас по старой дружбе предупредить. Больше ничего. Я же говорю, со мной все кончено. Да и стар я. Надоело мне все это. И вообще, я разочарован. В этой жизни, как еврей ни крутись, все равно рано или поздно, а пуля тебя найдет. Не в живот, так в затылок пристрелят. Не чужие, так свои.
Ну да, подумал Привалов, так я тебе, старой жабе, и поверил. Хотел бы я знать, что ты на уме держишь и чего хочешь тут получить. Вслух Привалов сказал, однако, что уж нет, Соломон Израилевич, рано вам, старому борцу, списывать себя в расход. Раз уж вы морально на моей стороне, то давайте попробуем вместе. Может, хотя бы советом поможете.
Что ж мне вам посоветовать, вздохнул Копытман. Лет тридцать назад можно было бы доносик черкануть. Ну-ну, не хмурьтесь, я понимаю, что вы уже, так сказать, цивильный гражданин, некоторым родом младоросс, и безусловно осуждаете подобные методы. Но это, знаете, не существенно. Теперь все цивильные стали, потому что жизнь другая. А вы перенесите этих цивильных диалектическим переносом в 49-й год хотя бы. Произойдут странные на первый взгляд
