Вторжение - Владимир Снегирев

—

Инициатива исходила от Андропова?

—

По-моему, так. А когда пошла все же речь о посылке в Афганистан войск, никто из наших руководителей, я на сто процентов убежден, не мыслил длительной военной кампании. Расчет — наивный, как теперь выясняется,— был таким: введем войска, и сам этот факт заставит присмиреть противников нового режима. Тем более все сопровождалось политической акцией — заменой Амина Кармалем, который с самого начала пришел к власти с умеренными лозунгами. Но это все впереди. А пока Амин продолжал настаивать на военной помощи режиму. В это время Бабрак Кармаль писал из Чехословакии, что Амин пытается его ликвидировать, и «парчам» осуждает развязанный Амином террор.

В одно прекрасное утро звоню Андропову: «Юрий Владимирович, как будем реагировать на последние просьбы афганского руководства? Что ответим Амину?» А он мне: «Какому Амину? Там Кармаль со вчерашней ночи, в Кабуле наши войска...» Мне стало неловко — выгляжу чудаком, ничего не знаю. «Ладно,— говорю,— спасибо, понял вас».

Надежды, что наша армия просто станет гарнизонами, не оправдались, в Афганистане она втянулась в военные действия. Это весьма огорчало наше высшее руководство. Брежнев ворчал на военных: «Не могли все сделать, как положено». Он досадовал: «Вот, черт побери, влипли в историю...»

Впрочем, он как раз в эти годы практически выбыл из строя. Восьмидесятый, восемьдесят первый, тем более восемьдесят второй.,. На эти годы пришелся пик его болезни. Рабочий день Генерального секретаря продолжался не более трех- четырех часов. Но он, безусловно, доверял и Громыко, и Устинову, и Андропову. Они вошли в специальную комиссию по Афганистану при Политбюро. Собиралась комиссия, если мне память не изменяет, дважды в неделю, она принимала оперативные решения, а принципиальные вопросы выносила на Политбюро. Практически рекомендации этой комиссии ложились в основу всех принимаемых решений.

20 сентября 1989 года «Литературная газета» опубликовала беседу своего обозревателя Игоря Беляева с членом-корреспондентом АН СССР Анатолием Громыко (сын бывшего министра иностранных дел). В этой публикации содержится утверждение, что Л. И. Брежнев воспринял расправу над Тараки как личное оскорбление. «Своему ближайшему окружению он говорил, что ему нанесена пощечина, за которую он должен ответить». Бывший министр рассказывал, по свидетельству его сына, что «Брежнев был просто потрясен убийством Тараки, который незадолго до этого был его гостем, и считал, что группировка Амина может пойти на сговор с США». Помимо этого, Андрей Андреевич Громыко утверждал: «В 1979 году ни в Политбюро, ни в ЦК КПСС, ни в руководстве союзных республик не было ни одного человека, который возразил бы против удовлетворения просьбы афганской стороны... о военной помощи... Во всяком случае, мне такие мнения были тогда не известны. Сейчас иногда говорят, что такие решения принимались за закрытыми дверями несколькими высокими руководителями страны. Да, так оно на самом деле и было. Это были члены Политбюро. Но затем эти решения Политбюро были единогласно одобрены Пленумом ЦК КПСС... Мое предложение вынести это решение для одобрения Верховным Советом СССР принято Брежневым не было...»

Б. Н. Пономарев. Да, Громыко впоследствии признавал, что решение о вводе войск было принято кулуарно. Вы спрашиваете, как же обошли при этом меня, руководившего международной деятельностью ЦК? Ну, по части международных вопросов там был министр иностранных дел, которому Брежнев доверял всецело. Со мной никто по этому поводу не советовался. О принятом решении мне никто не сообщил — ни официально, ни полуофициально. Я вам скажу: там Андропов играл большую роль. Его люди нашли в Чехословакии Бабрака Кармаля, подготовили его на роль нового лидера. Брежнев очень доверял Андропову. А я узнал обо всем постфактум. Я не занимался оперативными делами, больше- крупными вопросами теории.

И еще. Наше руководство — это я вам говорю со всей ответственностью — было всерьез обеспокоено возможностью появления на юге еще одного недружественного нам режима. Боялись новых ракет, нацеленных на нас. Ввели войска для предотвращения агрессии. Я вас уверяю: это не пропагандистский штамп, а отражение реальных настроений руководства. И ведь были уверены: войска встанут гарнизонами, в боевых действиях участвовать не будут...

ЗЛОСЧАСТНАЯ КАРТА

Судя по всему, что мы теперь знаем, окончательное решение ввести в Афганистан войска кремлевская четверка приняла вечером 12 декабря. При этом не подписывали каких-либо документов, не было ни Указа Президиума Верховного Совета СССР, ни других официальных правительственных распоряжений, определявших цели и задачи военных действий. Все указания политического руководства Д. Ф. Устинов доводил до своих коллег устно.

Не обнаружено таких документов и в министерстве обороны. Когда занимавшийся их розыском генерал-лейтенант В. А. Богданов доложил об этом министру обороны Д. Г. Язову, тот не поверил. Но факт: даже в «досье» Совета обороны ничего не найдено... Кроме просьбы Устинова решить вопрос об оплате ратного труда ограниченного контингента советских войск (ОКСВ), вступившего в Афганистан.

Владимир Алексеевич Богданов помог воспроизвести хронику тех декабрьских событий.

— Я был начальником Южного направления Главного оперативного управления (ГОУ) Генштаба. 1 декабря Устинов объявил своим ближайшим помощникам: «Возможно, будет ввод войск в Афганистан». Сказал мне об этом Варенников — тогдашний начальник ГОУ. Похоже, сам Валентин Иванович не шибко в это верил, иначе не разрешил бы мне выехать в отпуск.

Отдыхая в Сочи, я, естественно, не знал, что уже 10 декабря началось отмобилизование войск. 13 декабря поступил приказ срочно собрать оперативную группу министерства обороны для оказания помощи командованию Туркестанского военного округа. 14-го утром группа во главе с первым заместителем начальника Генерального штаба С. Ф. Ахромеевым вылетела в Термез. Первого заместителя министра обороны С. Л. Соколова срочно отозвали из отпуска, и он тоже прибыл в Термез. Руководство группой перешло к нему. 24 декабря Устинов подписал директиву на ввод войск. На следующий день я прилетел в Москву из Сочи. Едва вошел в квартиру, раздался телефонный звонок. Меня срочно вызывали на работу. «Что случилось?»— спросил я, встревоженный тоном говорившего. «Из сейфа достали твою карту», — услышал в ответ. И все понял.

Как-то еще в мае мне пришла мысль проработать на карте вариант входа наших войск в ДРА, если придется выручать революционное правительство. Потрудился просто так, для себя; наметил несколько городов, где наши войска могли бы стать гарнизонами, охраняя главную дорогу Термез — Кабул — Кандагар — Кушка. По моим расчетам, для этого понадобилось бы шесть дивизий. Мой коллега, увидев карту, шутливо сказал: «Спрячь, а то еще обвинят в нарушении суверенитета соседнего государства».

«Из сейфа достали твою карту»—прозвучало как пароль операции, в которую трудно было поверить. Будто напророчил.

время «ч»

13 декабря командующий ТуркВО{Туркестанский военный округ (ред. ).} генерал-полковник Ю. П. Максимов вызвал своего первого заместителя генерал-лейтенанта Ю. В. Тухаринова и приказал готовить войска. Тот вылетел в Термез, где расположился штаб создаваемой в спешном порядке 40-й армии. Ю. В. Тухаринов стал ее командиром, А. В. Таска- ев — начальником политотдела, JI. Н. Лобанов — начальником штаба, А. А. Корчагин возглавил разведку. Последние трое были тогда в звании генерал-майоров.

Документ генштаба:

«В течение последующих недель... в Туркестанском и Среднеазиатском военных округах было развернуто и доукомплектовано до полного штата около 100 соединений, частей и учреждений. Были развернуты управления 40-й армии и смешанного авиационного корпуса, четыре мотострелковые дивизии, десантно- штурмовая бригада, отдельный мотострелковый полк, артиллерийская бригада, зенитная ракетная бригада, части связи, инженерных войск, тыловые части и учреждения. Для доукомплектования развертываемых войск было призвано из запаса более 50 тысяч офицеров, сержантов и солдат и подано из народного хозяйства около 8 тысяч автомобилей и другой техники. Для ТуркВО и СаВО это было самое крупное мобилизационное развертывание в послевоенный период».

Такие вот силы готовили к вступлению в Афганистан. Вошли в декабре три дивизии — две мотострелковые (из Термеза и Кушки) и воздушно-десантная, а также — десантно-штурмовая бригада и два отдельных полка (в первой половине 1980-го эту группировку усилили еще одной мотострелковой дивизией и двумя отдельными полками).

Все делалось в спешке. Многие были призваны из запаса в Средней Азии: кому-то показалось, что с мусульманами лучше воевать самим мусульманам. Да и для скрытности действий так лучше. Призванных называли «партизанами» (в марте 1980-го их отправили домой). Ощущалась острая нехватка офицеров, особенно технических специалистов. Не хватало элементарного: палаток, печек, дров; солдаты ночами грелись у костров, С «гражданки» брали любые мало-мальски годные машины, вплоть до самосвалов и такси, на которых не успевали закрасить шашечки.