Вторжение - Владимир Снегирев

ВТОРЖЕНИЕ

ОПЫТ ЖУРНАЛИСТСКОГО РАССЛЕДОВАНИЯ

ОБЕД ВО ДВОРЦЕ

Двадцать седьмого декабря 1979 года новый правитель Афганистана Хафизулла Амин пригласил к себе гостей. На обед вместе с женами съехались его ближайшие соратники — члены Политбюро, министры. Формальным поводом, чтобы собрать всех, стало возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшери. Но имелась и еще одна существенная причина, по которой Амин пригласил к себе гостей. Недавно он переехал в специально отремонтированный для него роскошный дворец, расположенный на холме в конце проспекта Дар-уль-аман. Раньше здесь размещался штаб кабульского гарнизона, теперь же этот величественный замок стал принадлежать генеральному секретарю ЦК НДПА, председателю Революционного Совета, вождю всех афганских трудящихся. Амину не терпелось показать гостям роскошные покои, богатую роспись стен, отделанные деревом и камнем личные апартаменты, бар, столовую, залы для торжественных приемов.

Вокруг дворца были разбиты цветники, а на соседнем холме отстроен ресторан в стиле модерн. Получивший образование в США, Амин был не чужд «светских забав».

Обед проходил в легкой, непринужденной обстановке, тон задавал радушный хозяин. Когда Панджшери, сославшись на предписание врачей следовать диете, отказался от супа, Амин пошутил: «Наверное, в Москве тебя избаловали кремлевской кухней». Панджшери кротко улыбнулся, приняв шутку. Он вытер салфеткой губы, и еще раз повторил для всех то, что уже рассказывал Амину: советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки и смены руководства страной. Его, Панджшери, визит еще укрепил отношения с Москвой, там ему подтвердили, что СССР окажет Афганистану широкую военную помощь.

Амин торжествующе обвел глазами присутствующих: «Советские дивизии уже на пути сюда. Я вам всегда говорил, что великий сосед не оставит нас в беде. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос: как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи».

После вторых блюд гости перешли в соседний зал, где был накрыт чайный стол. Некоторые, сославшись на срочные дела, уехали. И тут случилось необъяснимое. Почти одновременно все почувствовали себя худо: их одолевала чудовищная сонливость. Люди падали в кресла и буквально отключались. Напуганная прислуга бросилась вызывать докторов — из советского посольства и центрального военного госпиталя.

Странная болезнь в одночасье поразила всех, кроме Панджшери. Амин не был исключением: охранники, поддерживая обмякшее тело генсека, помогли ему добраться до кушетки, и хозяин дворца провалился в глубокий сон.

Когда приехавшие из советского посольства врачи промыли ему желудок и привели в чувство, он, едва открыв глаза, удивленно спросил: «Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал?»

День катился к закату. Амин еще не знал, что главное потрясение впереди. Почти все гости, придя в себя, разъехались. В 19 часов 30 минут — стало уже темно — несколько страшных взрывов потрясли здание. С потолков посыпалась штукатурка, послышались звон разбитого стекла, испуганные крики прислуги и охранников. И почти сразу вслед за этим тьму разорвали светлые нити трассирующих пуль — они тянулись ко дворцу со всех сторон, а грохот взрывов стал беспрерывным. На дворец был обрушен такой шквал огня, что нечего было и думать о каких-то отдельных террористах. Но что это? Бунт? Измена?

Амин оторвал от подушки тяжелую голову: «Дайте мне автомат». «В кого ты хочешь стрелять? — спросила жена.— В советских?»

Вскоре все было кончено. Осколки гранаты настигли Амина за стойкой того самого бара, который он с гордостью показывал своим гостям. Через несколько минут к уже бездыханному телу подошел вооруженный человек в военной форме, но без знаков различия, перевернул Амина на спину, достал Из .своего кармана фотографию и сверил ее. Убедившись, что не ошибся, он выстрелил в упор.

; Поздно вечером по радио было объявлено: «Революционный суд приговорил предателя Хафизуллу Амина к смертной казни. Приговор приведен в исполнение». Было также объявлено, что сейчас к народу Афганистана обратится новый генеральный секретарь ЦК НДПА товарищ Бабрак Кармаль.

Мир еще ни о чем не ведал. Мир жил надеждами разрядки, которая ненадолго уступила место жесточайшей конфронтации между двумя сверхдержавами. Выстрелы во дворце на проспекте Дар-уль-аман стали сигналом к началу новой глобальной вражды, на многие годы похоронившей надежды.

ПЯТНАДЦАТЬЮ ГОДАМИ РАНЕЕ

Убийство Амина вечером 27 декабря 1979 года увенчало серию политических убийств, стало звеном в цепи переворотов и преступлений. Как не вспомнить классическую формулу: насилие подобно цепной реакции — оно само порождает насилие. И может быть, есть глубинный смысл в том, что запятнавший свои руки кровью невинных жертв Хафизулла Амин сам пал жертвой преступления?

...1 января 1965 года в скромном глиняном доме на окраине афганской столицы собрались двадцать семь молодых мужчин. Дом принадлежал писателю Hyp Мухаммаду Тараки, а гостями его были делегаты первого (учредительного) съезда Народно-демократической партии Афганистана.

Т. Бадахши представил собравшимся Н. М. Тараки, показал написанную им книгу «Новая жизнь», рассказал о его революционной деятельности. Тараки выступил с большой речью об историческом развитии страны, значении создания прогрессивной партии, о пагубности империалистического влияния в Афганистане. Затем представили Б. Кармаля, который сделал акцент на внутренней ситуации в стране и международной обстановке. В перерыве, разбившись на группы, пили чай, толпились в коридоре и гостиной, спорили. Вспоминают, что Г. М. Зурмати спросил Н. М. Тараки: «Кто тебя уполномочил нас собрать? Кто тебя поддерживает?» Тот ответил: «Собственная воля и народ Афганистана».

После перерыва много спорили о будущем названии партии. Принимали устав и программу. Генеральной линией партии было провозглашено «построение общества, свободного от эксплуатации человека человеком», идейно-теоретической основой — марксизм-ленинизм.

Выборы были тайными, Каждый голосовал за кого хотел. В итоге семь человек стали членами ЦК, четверо — кандидатами. Состоявшийся сразу после этого пленум большинством голосов избрал Hyp Мухаммада Тараки первым секретарем ЦК НДПА, а Бабрака Кармаля — его заместителем.

Известно, что впоследствии партию будут раздирать междоусобицы, яростная борьба за власть, но мало кто знает, что первые трещинки появились уже тогда — на учредительном съезде. Так, А. X. Джаджи, не обнаружив себя в числе членов ЦК, настолько обиделся, что на другой день покинул ряды НДПА. Тараки, Кармаля и Бадахши делегаты заподозрили в том, что они голосовали дважды — не только за других, но и за себя.

В два часа ночи съезд закончил свою работу, и делегаты, радуясь благополучному завершению, разошлись по домам.

Уже в 1966 году расхождения руководителей НДПА в тактике и борьба за лидерство приводят к расколу: Б. Кармаль и его сторонники выходят из состава ЦК и формируют фракцию «парчам» («знамя»), провозглашенную «авангардом всех трудящихся». Другая группировка «хальк» («народ»), руководимая Н. М. Тараки, называла себя и всю партию «авангардом рабочего класса»: В 1968 году партия насчитывала полторы тысячи членов в основном из интеллигенции, чиновников госаппарата, офицеров, студентов и учащихся. Четыре представителя НДПА (разумеется, не раскрывая своей принадлежности к партии) прошли в парламент (созыв 1965—1969 годов). Вплоть до 1977 года «хальк» и «парчам», признавая программные документы, принятые первым съездом, действовали как две самостоятельные фракции. Среди халькистов преобладали представители среднеимущих слоев, по национальности в основном пуштуны из юго-восточных и южных провинций. А парчамистами чаще были выходцы из богатых семей — помещиков, крупных торговцев, влиятельного духовенства, высшего офицерства, интеллигенты; значительна прослойка таджиков и представителей других непуштунских национальностей.

Надо сказать, что раскол с самого начала принял очень болезненные формы. Оба лагеря не жалели брани, обмениваясь взаимными обвинениями; сторонники Тараки называли парчамистов «продажными слугами аристократии», а со стороны Кармаля и его людей звучали другие оскорбления; «шовинистические националисты», «полуграмотные лавочники» и т. п.

1968 год. По рядам партии проходит новая трещина, вызванная выходом из НДПА представителей некоторых национальных меньшинств. Тут на политической сцене впервые возникает Хафизулла Амин. Вернувшись из США после учебы и вступив в партию, он стал проповедовать пуштунский национализм, что, как считают некоторые историки, и послужило основной причиной кризиса 1968 года. Тогда пленум ЦК «за отход от принципов интернационализма» перевел X. Амина из числа основных членов партии в кандидаты, охарактеризовав его как человека с «фашистскими чертами и шовинистическими взглядами». Однако несмотря на трудности, вызванные фракционной борьбой, партия продолжала свое «двуединое» существование и к 1973 году стала заметной политической силой.