Любовь по наследству - Вайолетт Медоу

— Как?

— Даже если эти отношения стали тебе в тягость, если трудно смириться с мыслью, что у нее есть кто-то еще, мог бы хотя бы объясниться при встрече. По телефону такие вопросы не решают.

— Все это пустые отговорки, желание потянуть резину, недостаток смелости, — уверенно возражает Кеннет. — Сейчас я не могу ничего объяснить, потому что это не телефонный разговор, завтра у нее день рождения и не хочется портить ей настроение, послезавтра я сам не в духе и так далее. По-моему, честнее и даже гуманнее все рушить одним рывком. Раз и навсегда. — Он ухмыляется. — А Вероника не промах. Тотчас позвонила и все доложила. Наверное, думала, что я стану врать и выкручиваться. Велико же будет ее разочарование! Девчонки! Они еще до того глупые и смешные.

Обхватываю голову руками, уже не боясь испортить прическу.

— Анабелл страдает. Ты причинил ей боль. — Мне на ум приходит страшная мысль, и я резко поворачиваюсь. — А ты не боишься, что она…

— Наделает глупостей? — спрашивает Кеннет.

— Ага. В таком возрасте характер еще не устойчивый, беды кажутся ужаснее, чем на самом деле. И потом сейчас ночь. Лезут в петлю обычно в самое мрачное время суток. — Меня передергивает.

Кеннет берет мои руки.

— Согласно статистике, вешаются или пускают себе пулю в висок в основном мужчины. Женщины вскрывают вены или глотают таблетки.

Поднимаю глаза к потолку.

— Утешил!

Кеннет негромко смеется.

— Так что если в один прекрасный день жизнь осточертеет тебе до предела, уродовать себя выстрелом или удушьем ты не станешь, уверяю тебя.

— Какое счастье! Теперь можно ни о чем не беспокоиться. Отравлюсь таблетками и буду лежать в гробу как живая. — Криво улыбаюсь. — Нет, я серьезно.

— А если серьезно, Анабелл, во-первых, наверняка не одна, а либо еще на вечеринке в окружении целой толпы, в том числе и Грега, либо уже дома, но они снимают квартиру на троих — она и две ее подруги. Так что и там ее есть кому поддержать. Во-вторых, Анабелл не из тех, кто с горя может покончить с собой. К этому надо иметь склонность. А в-третьих, ее страдание не настолько глубокое, уж поверь. Ей больно в основном от досады: как это так, меня, такую красавицу, берут и отодвигают?

Чувствую укол в сердце, точно комариный укус, и спрашиваю возможно более ровным голосом:

— Она красивая?

Кеннет кивает.

— Да. Этакая девочка с обложки глянцевого журнала для глупышек ее возраста.

Пытаюсь представить себе Анабелл, вспоминая ее голос и интонации, и задумчиво произношу:

— Не все молодые глупышки.

Кеннет качает головой.

— Не согласен. В определенном смысле — все. Ну за редкими исключениями. — Он машет рукой. — Нам давно следовало порвать. Неестественно это, когда разница в возрасте почти два десятка лет.

Перед моими глазами всплывает образ Джонатана: спортивный и подтянутый, он для своих пятидесяти восьми выглядит прекрасно. Хотя, конечно, становится все более сварливым. Порой я пытаюсь взглянуть на нас двоих глазами постороннего, и мне кажется, мы смотримся вместе, мягко скажем, странновато. Такое случается все чаще. Раньше, до свадьбы и в первый год замужества, я была убеждена и уверяла всех вокруг, что разница в годах не имеет никакого значения.

Смотрю на мужественного, пышущего здоровьем и силой Кеннета и вдруг как никогда ясно сознаю, что мужчина вроде него подошел бы мне гораздо больше.

— Страдания Анабелл всегда быстротечны, — говорит Кеннет. — Не успеешь оглянуться, как она сойдется со своим ровесником, может с этим самым толстяком Грегом. Хотя он и правда не такой уж и толстый. Упитанный — так будет вернее. Это я просто немного поддразнил ее. Может, не стоило. — Он виновато улыбается.

Я отвечаю ему сдержанной улыбкой и рассеянным движением извлекаю из прически шпильку. Мне на щеку падает тяжелая прядь густых золотисто-русых волос, и Кеннет смотрит на нее, как на чудо.

Волосы, родинки — над губой и на плече — и, пожалуй, длинные ноги, я унаследовала от мамы. В остальном, по-моему, больше напоминаю отца, хотя они с мамой похожи между собой и многие утверждают, будто я копия мамы, хотя о ее величавости, благодаря которой она смотрится королевой, мне остается лишь мечтать.

За волосы я ей признательна. Они не капризничают, не завиваются непокорными кудрями, легко укладываются, шикарно смотрятся и никогда не подведут в самую ответственную минуту. Можно смело сказать, что они мое главное богатство.

Кеннет протягивает руку, осторожно проводит пальцами по этой пряди и, слегка касаясь моей щеки, изучает, по какому принципу сделана моя прическа, после чего вынимает очередную шпильку. Мне на висок падает вторая прядь. Кеннет улыбается так, будто он начинающий волшебник, прочел первое в жизни заклинание и на его глазах заработала магия.

Я тоже улыбаюсь, беру из его руки шпильку и кладу ее на тумбочку.

— А волосы?

— Что? — Кеннет непонимающе сдвигает брови.

— Какие они у Анабелл?

— Гм… Очень светлые… Бело… гм… пепельные. Она постоянно разная — то шатенка, то блондинка. Но такого, как твой, оттенка никому никогда не добиться, — бормочет он, завороженно глядя на мои наполовину распущенные волосы. — Даже если покраситься самой дорогой в мире краской, у самого опытного мастера, в самом модном салоне… — Он нежно прикладывает палец к моим губам. — Прошу тебя: давай хоть на время забудем об Анабелл, Веронике, женихах, шаферах, невестах и их подружках? Обо всем и всех?

Мне надлежит запротестовать, напомнить о своем замужестве, даже прикинуться оскорбленной, но ласковый шепот Кеннета парализует сознание, совершенно вытесняя мысли о Джонатане, обо всем, что осталось за пределами этой комнаты.

Такое ощущение, что я слышу, как потрескивает огонь в его глазах, пылающий страстно и неукротимо, как неистово, почти влюбленно стучит сердце, как в самой глубине души кружит водоворот новых и давних чувств. Протягиваю руку и прикасаюсь к его груди. Его глаза темнеют, хоть, казалось бы, они и так почти черные.

Он опускает голову и целует мои пальцы, горячо и вместе с тем нежно. Потом на миг замирает, будто не веря в свое счастье. Я жду, что последует дальше, затаив дыхание, и уже боюсь, что продолжения может не быть…

Это награда, долгожданная и заслуженная награда, стучит где-то на самом краю моего сознания. Мы с Кеннетом будто танцуем древний удивительной красоты танец, движения в котором, сколько раз его ни танцуй, постоянно будут разные, но неизменно слаженные, будто отрепетированные.

Секс с Сетом был всегда торопливый и короткий. С годами я привыкла к такому раскладу и уже не задумывалась о том, бывает ли иначе. Джонатан из другого поколения, к тому же сдержанный, даже чопорный, и любит, чтобы во всем соблюдались строгие правила. Примерно такой он и в постели. Я приспособилась и к нему.