Реликвии и скоровища французских королей - Сергей Нечаев

Сам Робер де Армуаз жил в Меце и Люксембурге, хотя семья его была родом из Шампани. В книге Режин Перну «Жанна д’Арк» есть такая фраза:

«Робер де Армуаз искал убежища в двух районах, враждебных герцогу Рене».

Объяснение этому может быть только следующим: в Меце и Люксембурге Робер де Армуаз находился в изгнании, и формально сеньором де Тишмоном он в тот момент уже не был, так как его вотчина была в 1435 году конфискована герцогом Рене Анжуйским. Но, несмотря на это, Робер де Армуаз продолжал гордо носить свой фамильный титул.

Ничего препятствующего браку найдено не было, и состоялась пышная свадьба, после которой Жанна стала именоваться Жанной де Армуаз.

Зададимся вопросом: стал бы сеньор Робер, сын маршала Ришара де Армуаза, даже находясь в изгнании, жениться на женщине без роду и племени? Конечно же, нет. Для благородного дворянина это было просто исключено. Во всяком случае, в роду де Армуаз до сих пор сохранилась традиция считать Жанну самым славным и почитаемым из предков.

Впоследствии были найдены брачный контракт Жанны де Армуаз и дарственный акт, согласно которому Робер де Армуаз передавал часть своих владений своей жене Жанне, которая в тексте была неоднократно названа «Девой Франции».

По словам профессора и историка Альбера Байе, в 1907 году он лично держал в руках брачный контракт Жанны, но затем этот бесценный документ был уничтожен в феврале 1916 года во время бомбардировок городка, где и теперь еще возвышается замок сеньоров де Армуаз. Подпись жены сеньора Робера на нем была совершенно идентична подписи на письме Жанны д’Арк жителям Реймса, датированном 16 марта 1430 года.

Документа этого больше нет, но есть его копии, сделанные в XVIII веке.

Приведенный в «Истории Лотарингии» дарственный акт сопровождается разъяснением:

«Это Орлеанская Дева или, скорее, авантюристка, принявшая ее имя и вышедшая замуж за сеньора Робера де Армуаза».

Читая подобное, можно задаться законным вопросом: чему доверять — самому документу или последующему комментарию?

По всей видимости, более надежным свидетельством подлинности Жанны является реакция на нее друзей Робера де Армуаза, в свое время хорошо знавших Жанну д’Арк.

Так, например, Жан де Тонельтиль и Жобле де Дэн, поставившие свои печати на документе о передаче Жанне части владений ее мужа, знали подлинную Орлеанскую Деву. И вряд ли у них были причины для участия в обмане своего друга? А может быть, они так над ним подшутили? Конечно же, нет. Они были его верными друзьями: первый был могущественным сеньором, а второй — королевским судьей в Марвилле, небольшом городке на северо-западе от Меца. Такие люди не стали бы ставить свои печати на сомнительных документах.

Добрым приятелем Робера де Армуаза был также уже упомянутый нами Николя Лув. Стал бы этот благородный человек называть подлинной Жанной какую-то авантюристку? И наконец сам Робер де Армуаз приходился родственником Роберу де Бодрикуру, тому самому капитану, который в свое время содействовал отправке Жанны Девы из Вокулёра в Шинон (в 1425 году Робер де Бодрикур сочетался браком с Алардой де Шамбле, кузиной Робера де Армуаза). Почему же капитан де Бодрикур не открыл глаза своему кузену, если бы его женой вознамерилась стать какая-то самозванка?

Все это свидетельствует о том, что никакой самозванки не было, а женой Робера де Армуаза действительно стала Жанна из Домреми, внебрачная дочь герцога Орлеанского и королевы Изабеллы Баварской, воспитанная в семье Жака д’Арка.

Историки Роже Сензиг и Марсель Гэ в своей книге «Дело Жанны д’Арк» пишут:

«Появление Жанны в Ля-Гранж-оз-Орм, что около Меца, не прошло незамеченным. В Орлеане эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы».

В конечном итоге в июле 1439 года, то есть через восемь лет после своей «казни», Жанна появилась и в Орлеане. Этому появлению предшествовали некоторые события, на которых хотелось бы остановиться подробнее, ибо они, без сомнения, подтверждают факт ее «чудесного спасения».

Прежде всего бесспорным фактом является то, что в счетной книге Орлеанской крепости (а это очень серьезный, как бы сейчас сказали, «расходный документ», куда заносились все траты, производившиеся городскими властями) была найдена запись о выдаче 9 августа 1436 года сорока восьми су (то есть примерно ста двадцати франков) некоему Жану дю Лису. Как мы знаем, Жан дю Лис — один из «братьев» Жанны из Домреми. И эти сто двадцать франков были выплачены ему за доставку писем от Жанны.

В книге «Правда о Жанне д’Арк» так и отмечается:

«Жан дю Лис, брат Девы, отправился на Луару, чтобы оповестить короля, находившегося в Лоше, о возвращении его сестры».

Кстати сказать, это весьма интересная фраза «annoncer le retour de sa sœur» в ней может означать и «возвращение его (в смысле, Жана дю Лиса) сестры», а может — и «возвращение его (в смысле короля Карла VII) сестры».

Кроме того, найдена запись о том, что все тот же Жан Малыш из Домреми прибыл в Орлеан с письмами от Жанны. Ему был устроен торжественный прием, после чего он отправился к королю Карлу VII в Лош, маленький городок в ста двадцати километрах к юго-западу от Орлеана. 21 августа он вернулся из Лоша в Орлеан и начал жаловаться, что ему не выдали сто ливров, которые распорядился дать ему король. Сердобольные орлеанцы, благодарные за чудесные новости о своей героине, собрали и передали ему двенадцать ливров.

Заметим, во многих современных источниках вышеназванные суммы приводятся во франках. Это совершенно неправильно. Один так называемый турнейский ливр равнялся сорока франкам. Таким образом, Жан Малыш получил не двенадцать, а четыреста восемьдесят франков.

Все эти события датируются августом 1436 года. Подлинность записей в орлеанской счетной книге не вызывает сомнений, и они лишний раз доказывают, что якобы сожженная 30 мая 1431 года Жанна была в тот момент жива и невредима.

Интересный факт, подтверждающий спасение Жанны от костра, приводит историк Робер Амбелен: после ее визита в Орлеан, то есть с августа 1439 года, город прекратил ежегодные обедни за упокой души той, которую считали погибшей в Руане.

Если не знать, что Жанна избежала казни, то это, конечно же, может показаться невероятным. Но общественное мнение, о котором принято говорить, что его формируют не самые мудрые, а самые болтливые, с готовностью допускало новую жизнь французской героини уже сразу после судебного процесса и казни, получивших широчайшую огласку. Впрочем, подобные реакции легко вписываются в рамки традиционного суеверия. Народ плохо воспринимает смерть своих кумиров и охотно создает легенды об их новой жизни уже в самый день их смерти. Надо ли перечислять многочисленные случаи, когда народная молва оживляла даже тех, смерть которых была достоверно констатирована, а также самозванцев, пользовавшихся этой верой и объявлявших себя чудесно спасшимися? Одних примеров Наполеона, якобы бежавшего с острова Святой Елены на миниатюрной подводной лодке «Наутилус», и некоего Карла-Вильгельма Наундорфа, небезуспешно выдававшего себя за чудом спасшегося из тюрьмы Людовика XVII, сына казненного Людовика XVI, вполне достаточно.

Да, общественное мнение — это, как говорил Наполеон, публичная девка. Но, даже будучи настроенным именно таким образом, нельзя не признать еще более необыкновенным следующий факт: в июле 1439 года, то есть более чем через восемь лет после официальной смерти Жанны, она собственной персоной пожаловала в Орлеан.

Жанну, а она звалась теперь госпожой де Армуаз, встретила восторженная толпа горожан, среди которых было немало людей, отлично знавших свою героиню еще со времен знаменитой осады. Исторические хроники не оставляют сомнений в том, что Жанну де Армуаз орлеанцы безоговорочно приняли за Орлеанскую Деву. Более того, в счетной книге прямо указывается, что 1 августа 1439 года Жанне была подарена крупная сумма денег (двести десять ливров, или восемь тысяч четыреста франков) с формулировкой «за благо, оказанное ею городу во время осады».

В счетной книге Орлеана нашел отражение и торжественный обед, на который Жанна была приглашена двумя богатыми горожанами Жаном Люилье и Теваноном де Буржем. Там ей были оказаны всяческие почести, знаки внимания и уважения.

Как и в свое время в Меце, в Орлеане Жанну признали не только простые горожане, но и дворяне, хорошо знавшие Деву со времени осады.

Многие историки утверждают, что имя Жанны в 1439 году использовала некая самозванка. Что ж, всевозможных самозванцев в истории и вправду было предостаточно. Кроме того, как в те далекие времена было отличить настоящую Деву от лже-Девы? Ведь ни прессы, ни телевидения, ни фотографий тогда не было, и внешность настоящей Жанны во Франции толком никто не знал…

С Францией — понятно, но как быть с Орлеаном, где Жанну в лицо помнил буквально каждый житель, не говоря уже о ее непосредственных сподвижниках? Ведь они бы сразу заметили подмену, тем более что Жанна отнюдь не пряталась, а, напротив, принимала активное участие в многочисленных светских приемах, устроенных в ее честь.