Ограниченный контингент - Тимур Максютов

Юрик, услышав слово «добьётесь», вдруг очухался. Собрался, набычился, встал в правостороннюю стойку и выдал:

– Он у меня, с-с-сука американская, через полчаса сам по-русски заговорит!

Поверили. И поставили трояк.

октябрь 2006 г.

Животный мир Монголии

– Монголия – это не только степь. Есть ещё Монгольский Алтай. Почти Швейцария – горы, тайга, реки с водопадами. Так что повезло вам. Одной бутылкой не отделаешься. Считай, второй отпуск.

Так нас напутствовал начальник Чойренской армейской рембазы. В связи с очередными учениями команда из специалистов по бронетехнике, ракетно-артиллерийскому вооружению и автомобилям выезжала в район севернее Булгана, в горы. Изображать тыловой пункт сбора поврежденного вооружения и техники.

– Смотри, майор, медицину не обижай. Вернетесь – сам со Светланой переговорю.

Майор, начальник будущего пункта, кисло улыбнулся и кивнул головой. Баба на учениях – это нонсенс. Тем более, такая. На аппетитную крашеную блондинку – прапорщика медслужбы Свету онанировали и юные бойцы, и убеленные сединами боевые ветераны.

Только толку не было: пялил Свету сам замполит рембазы. Начальник был с замполитом на ножах, и, пока последний гулял в отпуске, отправил его пассию к черту на кулички.

Через двое суток, после полутора тысяч километров пыльного марша по выгоревшей степи, мы разбили лагерь у горной речки, в красоте изумрудной травы, девственной тайги и зеленых холмов. Марат взял трёх бойцов и пошёл на экскурсию в горы.

– Маратик, вы куда?

У персонального кунга стояла, завлекательно изогнув обтянутое защитной юбкой бедро, прапорщик Света.

– Да в горы на разведку. Я вон Палеева взял, он же охотником на гражданке был.

– Успехов. Цветочков мне принеси, кунг украсить.

Марата бросило в жар. Неужели заигрывает? В гарнизоне он пытался к Свете подкатить, но был тактично отшит. Конечно, куда зеленому лейтенанту до грозного замполита! Однако здесь партийного ока нет. Неужели даст?!

От таких перспектив всё в голове плыло, мозг туманили эротические фантазии. Марат вполуха слушал пояснения бывшего профессионального охотника сорокакилограммового веснушчатого Палеева:

– О, тащленант, а тут косуля покакала. Зайцы тут точно тоже есть.

– Надо в следующий раз автомат взять, поохотимся. Они ж тут все непуганые.

– Да не, пуля из калаша зайца на клочья порвёт. А вон жаркИ, тащленант!

На полянке росли оранжевые цветы, чем-то похожие на маки. Марат, краснея под насмешливыми взглядами бойцов, нарвал букетик. Пошли дальше.

– Так.

Палеев присел перед темно-бурой кучей. Расковырял её палочкой, зачем-то потрогал пальцами.

– Ты его ещё на вкус попробуй, блядь. Говно и есть говно. – Марат пытался грубостью замять неудобство с цветочками.

– Это медвежье. Свежее совсем. А вон и задиры на сосне.

Вдоль ствола шли глубокие царапины, по краям украшенные капельками жёлтой пахучей смолы.

– Они так границу территории метят. Другой медведь придёт, примерится – достаёт до задиров или нет. Если нет – значит местный выше ростом, не фиг лезть.

– Трындишь ты, Палеев. Не может медведь таким умным быть.

– Не, тащленант, они очень умные. И хитрые – сил нет. Вот один раз…

Палеев начал рассказывать какую-то длинную охотничью историю. Под неё группа начала спускаться в распадок, когда Марат резко остановился. Метрах в ста спиной к ним стоял какой-то здоровый мужик в меховом пальто. В голове пронеслось: «И не жарко ему, градусов тридцать ведь. Чокнутые они всё-таки, эти монголы».

Мужик начал разворачиваться, делая это как-то не по-монгольски ловко.

Кто-то выдохнул:

– Медведь!

Спустя мгновение группа из четырёх человек неслась к лагерю как стадо лосей, не разбирая дороги. Прибежали подозрительно быстро.

У самого лагеря остановились отдышаться. Опять опозорившийся Марат первым пошёл в атаку:

– Эх ты, Палеев! «Я охотник, я охотник. Видал я этих медведей пачками». Что ж побежал тогда? Обосрался со страху?

– Так ведь мы без оружия! И потом, вы же командир! Вы рванули – и мы все побежали. Зря, кстати. Человеку от медведя не убежать. Хотя, наверное, он сам от нас дёру дал в противоположную сторону.

Крыть было нечем. Марат вытер пот и спросил:

– А кто сказал «Привет»? Шутники, млять.

Бойцы переглянулись.

– Показалось вам, тащленант. Молча бежали.

– Значит, померещилось.

Марат побрёл к офицерской палатке. Светин голос прозвучал серебристым колокольчиком:

– О, Марат, какие красивые! Спасибо тебе!

Марат тупо посмотрел на свою ладонь с остатками помятого букетика. Надо же, не выронил! Светина улыбка искупила все сегодняшние треволнения и опять вызвала прилив томных желаний в лейтенантском туловище.

Туловище ждал облом. Когда после вечерних посиделок у костра Марат, провожая Свету до кунга, пытался прихватить её за тугую попку, она мягко отвела его руку и сказала:

– Вас тут полсотни нехватчиков. Ещё не хватало, чтоб меня блядью назвали. Не обижайся, Маратик, хорошо? Лучше скажи, про волков Палеев правду говорил?

Палееву милостиво разрешили посидеть у костра вместе с офицерами в обмен на очередную порцию охотничьих сказок. Он вдохновенно врал, особенно дойдя до каких-то мифических монгольских волков:

– Огромадные, метр двадцать в холке! Воют, как сирена! А воняют – словами не передать! Их тут видимо-невидимо.

Светлана всерьез напугалась рассказа.

– Ужас! Я волков с детства боюсь. Сегодня не засну, наверное.

Грустный Марат долго не мог заснуть. Приснился ему мужик в меховом пальто, гонящийся за голой Светой. Света при этом выла по-волчьи. Выла очень громко и практически над ухом.

Под Светиным кунгом кисли от смеха Палеев с приятелем, регулярно громко воя. Из кунга доносился испуганный писк, перемежаемый странными скрежещущими звуками.

Утром на построение Света не вышла. Не было её и на завтраке. Помнящий об ответственности за единственную в лагере женщину, майор поскрёбся в дверь кунга и услышал оттуда тихий плач.

Ночью Света, разбуженная жутким волчьим воем, рыдая от страха, подтащила к двери складные санитарные носилки и намертво заблокировала ими ручку. Выйти утром она не смогла.

Спасение придумал Марат. Он предложил запихнуть в узкое окно кунга миниатюрного Палеева. Сержант успешно справился с заданием и высвободил Светлану из плена.

Вечером красавица взяла под руку Марата и зашептала на ухо, щекоча щёку белой ароматной прядью:

– Марат, я боюсь, я ещё одну такую ночь не выдержу. Вдруг волки снова выть будут? После отбоя придёшь ко мне, ладно? Придёшь, Маратик?

Тагиров попытался что-то сказать, но в горле внезапно пересохло. Кровь стремительно отливала от головы куда-то в другое место.

– Придёшь?

Марат сглотнул и закивал со скоростью атакующего дупло дятла.

Под утро растерзанный, с исполосованной острыми ноготками спиной Марат брёл в свою палатку, идиотски-счастливо улыбаясь. Все его предыдущие женщины не понимали в любви и сотой доли того, что умела Света.

Все две.

Сентябрь 2006 г.

Рыбалка по-монгольски

У этой площадки в ста пятидесяти километрах от железки «Улан-Батор – Пекин» было, конечно, и монгольское название. Но все называли её просто «Вертолёткой».

Полдюжины пятиэтажек, аэродром да два десятка «крокодилов» – вертолётов огневой поддержки Ми-24.

Вот вертолётчики – совершенно обалденные парни! Поголовно прошедшие Афганистан, многие не по одному разу. Управлялись со своими машинами, как ковбои на родео, лихо и весело…

А так жизнь в монгольском гарнизоне, конечно, скучная. Повседневная рутина, редкие учебные полёты, технический спирт да футбол…

Одно из немногих развлечений – февральская рыбалка. Вот на ней-то и случился вошедший в золотой фонд легенд 39-й армии казус…

Рыбалка в Монголии богатая! Местные сами не ловят, якобы рыба у исповедующих ламаизм аборигенов – зверь священный. А советским оккупантам для рыбалки надо было получать разрешение аж в самом Улан-Баторе, в Министерстве охраны природы. Такое только высоким начальникам доступно. Поэтому рыбы в редких речках и озерах много, причём рыбы непуганой.

Не знаю, как там с ламаизмом, но во время совместных с монгольскими товарищами официальных пьянок не ели они ни селедочку под шубой, ни красную рыбу из запасов нашего начпрода (всё из Союза привозилось, богато нас Родина обеспечивала, чего уж там…). На чёрную икру, с неимоверным трудом добытую в нашем посольстве, аборигены вообще пялились с недоумением. Так что функционеры Революционного Союза молодежи Монголии и Монгольской же народно-революционной партии к рыбе в любом виде явно не имели интереса. А может, желудок скотоводов, тысячелетиями воспитывавшийся на кобыльем молоке и полусырой баранине, переваривать рыбные блюда не был приспособлен… Если честно, точно не знаю. Зато за совместной пьянкой в советском гарнизоне следовало ответное приглашение с монгольской стороны, а вот это была особая история…