Шайтан-звезда - Далия Трускиновская

– Знала ли она, что ты любишь аль-Асвада? – продолжала расспросы Шакунта.

– Я полагаю, что знала, ибо нет в Хире человека, который не слышал бы моих стихов о любви к аль-Асваду! – гордо заявила Абриза. – И скажи сама, о матушка, разве она достойна быть его женой? Он всю жизнь будет угнетен тем, что у его жены на щеке какая-то нелепая надпись, – ты не знаешь всей гордости Ади, о матушка! И он будет удручен тем, что все считают ее безобразной! А мной он будет гордиться – ведь вся Хира видела меня без изара и покрывала, и придворные поэты уже сочинили обо мне множество касыд!

– О дитя, те же люди, что упрекнули бы его, если бы он взял в свой харим некрасивую женщину, которая, тем не менее, спасла ему жизнь, упрекнут его, когда станет известно, что он женился на женщине с ребенком, – прозорливо заметила Шакунта.

– О матушка, довольно об этом! Мой ребенок уже встал однажды между мной и аль-Асвадом! И из-за этого произошли все бедствия Ади! Сейчас он так рад, что избежал смерти и вернулся в Хиру победителем, что вовсе не вспоминает о ребенке! И я не допущу, чтобы это помешало нашему счастью, клянусь Аллахом! Еще через день или два он непременно вспомнит о нем и пошлет за ним своих людей, и они привезут его… и мы еще насладимся его обществом…

– Но где твой мальчик? Когда я увижу его?

Абриза вздохнула.

– Я не знаю, где он, но аль-Асвад прикажет своим людям узнать, и они узнают, – призналась она. – Ты ведь еще не слышала, о матушка, как у меня появился этот ребенок! А это – плод насилия, и я не хотела его рождения, и родила его лишь потому, что не смогла его вытравить из себя!

– Собираешься ли ты сама искать его? – сурово спросила Шакунта. – Или ты будешь ждать, пока этим займется аль-Асвад?

– Разумеется, собираюсь! – выпалила Абриза, но по голосу дочери Шакунта поняла, что говорит в ней испуг перед грозной матерью, единственной, кто мог бы потребовать у нее отчета в судьбе ребенка. А всякий, кто видел Шакунту с двумя куттарами и в боевых ножных браслетах, не стал бы понапрасну искушать ее терпение.

Тем не менее она не стала корить дочь, а уперлась локтем в колено и опустила голову на руку.

И Абриза услышала нечто вовсе неожиданное – глубокий и горестный вздох.

– Ты воистину моя дочь… – пробормотала Шакунта. – Ты увлечена лишь прекрасным и благородным! А то, что не прекрасно и не благородно, не находит пути к твоему сердцу. Знаешь ли ты, о Шеджерет-ад-Дурр, что у тебя есть два брата? Два старших брата?

– А кто мои братья, о матушка?

– Почтенные люди из купеческого сословия, я полагаю… О доченька, я не могу корить тебя за то, что ты отдалилась душой от своего сына, ведь я сама, чтобы сдержать слово, бросила двух маленьких сыновей! – воскликнула Шакунта, и это было вторым потрясением для Абризы – она не думала, что ее мать способна говорить таким жалобным голосом.

– Но мои сыновья остались под присмотром женщин, которым я доверяла! – справившись с угрызениями совести, продолжала Шакунта. – И я оставила их в доме их отца, чтобы отыскать тебя и привести к твоему жениху!

– К моему жениху? – рот у Абризы открылся так, что туда проскочил бы целый апельсин.

– Да, к жениху, которому я обещала тебя, когда еще только носила ношу, – объяснила решительная мать. – Он царского рода, и между нами заключен договор, который я сохранила, и мы скрепили его рукопожатием.

– О матушка, но ведь я хочу стать женой аль-Асвада! – возразила Абриза.

– О доченька, я просватала тебя за царевича Салах-эд-Дина еще до твоего рождения! И я искала тебя все эти годы…

– Только для того, чтобы выдать замуж за этого царевича?!

Шакунта во второй раз за недолгое время их встречи лишилась благословенного дара речи.

– Конечно же, нет, о доченька, я искала тебя потому, что ты была похищена из колыбели, и мне подложили другого ребенка, и это – диковинная история…

– Я знаю эту диковинную историю! – перебила Абриза. – Я слышала ее у ворот хаммама от уличного рассказчика! И я узнала по описанию комнату в замке своего отца с гобеленом, на котором были Адам и Ева с яблоком, и черное ожерелье своей тетки Бертранды! Это так поразило меня, что я стала искать рассказчика, чтобы купить у него книгу, в которой все это было написано. Но я не слышала самого начала, а там, наверно, и говорилось об этом несуразном сватовстве!

– О доченька, как это ты называешь несуразным сватовство, которое задумала твоя мать?

– О матушка, а разве есть для него другое название?

– Я хотела, чтобы ты вошла в царский харим, о дитя, и заняла там подобающее твоей красоте место!

– Так и я хочу того же самого! Я хочу стать женой Ади аль-Асвада, а уж если у него – не царский харим, так какого же тебе еще надо? И там я займу место, подобающее моей красоте и моему таланту!

– Ты говоришь про умение писать стихи? – осведомилась Шакунта.

– Полагаю, что стихами я прославилась в войске и в городе еще больше, чем своей красотой, – опустив глаза, чтобы хоть так соблюсти скромность, сказала Абриза.

– А как же быть тогда с договором между мной и царевичем Салах-эд-Дином? Нет, о доченька, ты непременно должна поехать со мной к нему, и сказать, что ты готова стать его женой, и посмотреть на его стыд и позор!

– Почему это мужчина при взгляде на меня должен испытывать стыд и позор? – Абриза схватила мать за руки и попыталась, вглядываясь в лицо, понять, уж не покинул ли ту разум.

– Да нет же, о доченька, при взгляде на тебя мужчина должен испытывать восхищение! Но пусть этот скверный Салах-эд-Дин увидит твою несравненную красоту и пусть ему станет стыдно за то, что я сдержала слово, а он, этот враг Аллаха, этот пьяница, которого владельцы всех кабачков узнают по походке, этот взбесившийся пес и опаршивевший волк, этот ишак и сын ишака…

– О матушка! – отшатываясь от Шакунты в неподдельном ужасе, вскрикнула Абриза. – Ты хочешь отдать меня за скверного пьяницу?..

– Не бойся, о прохлада моих глаз, я вовсе не желаю видеть тебя женой пьяницы! – заявила Шакунта, так торопясь все объяснить дочке, что самое главное все время оставалось несказанным, а она и не замечала этого. – Но я должна сдержать слово! На это я потратила девятнадцать лет своей жизни, о доченька!

– Выходит, я должна расплачиваться за то, что ты дала необдуманное слово, и искупать этим девятнадцать напрасно потраченных лет твоей жизни? – спросила Абриза, все яснее понимая, что внезапно объявившаяся мать внесет в ее жизнь то, без чего она охотно обошлась бы, – благородное безумие.

– Как ты можешь называть слово матери необдуманным? Я девятнадцать лет искала тебя, я претерпела множество бедствий, я вырвала тебя из когтей этих врагов Аллаха – и все ради того, чтобы услышать, что мои слова – необдуманные?!