Коптский крест. Дилогия - Борис Батыршин

На мысль о бронепоезде меня натолкнул не столько султан дыма от каирского экспресса, сколько сизо - белая калоша английского броненосца «Энсон», мимо которого как раз проходил наш пароход. Посудина Её Величества выглядела со стороны безжизненным слитком металла; лишь легкий дымок курился  над одной из труб, напоминая о том, что под панцирем броневой стали скрываются человеческие существа.

Мы не раз видели английские военные корабли - и во время плавания в Средиземном море, и по дороге в Суэц, и во всех сколько- нибудь крупных портах, где нам довелось побывать за эти два месяца. В порту Басры после прорыва нас встречали английские морские пехотинцы с канонерской лодки; сама она стояла на рейде, настороженно ощупывая мятежный город прицелами орудий. Да, в этом мире боевые корабли - это весомое и зримое воплощением державной мощи;  и мощь эта, несомненно, находится в руках англичан. Я вспомнил письмо Николки - неудивительно, что вернувшийся из 21 века лейтенант зхвачен идеей модернизации и переустройства российского флота… еще одна жертва идеи попаданчества! Кстати, и это проблему предстоит решать нам.

В общем, можно с чистой совестью признать - путешествие оказалось успешным. Текст манускрипта плыл с нами в Россию; мало того, вместе с ним мы везли толстенный бювар с пачкой листов, а на них - тщательно перерисолванные значки с  таинственных пластин. Даже поверхностного знакомства с этими артефактами хватило мне, чтобы осознать, что сделаны они не человеческими руками; во всяком случае - не относились ни к одной из известных мне на данный момент культур. Начать с того, что ни Боргхардту, ни мне не удалось понять, как, собственно, нанесены значки на металл; ясно было только, что они не отчеканены, не выгравированы, не выдавлены, не нарисованы краской. Казалось, металл просто менял цвет там, где на него был нанесен очередной значок - примерно так, как меняет цвет экран, выполненный по технологии «электронной бумаги». Ничего подобного никто из нас не видел, и это делало загадку еще более интригующей.

Со стариком Боргхардтом мы торговались так, что позавидовал бы любой старьёвщик с Сухаревки. И итоге, он, с зубовным скрежетом и слёзными воплями отдал нам четвертую часть металлических пластин из ковчега, а мы торжественно вручили ему планшет с закачанными на него фотографиями примерно трети манускрипта. Иван потратил два часа, обучая археолога пользоваться хитрой машинкой и устройством питания на солнечных батареях, зато теперь наша репутация эмиссаров «Города Солнца» была в глазах немца неколебимой. Разумеется, Ванька тщательно удалил с планшета все остальные файлы - старик теперь мог забавляться с новой игрушкой, сколько ему влезет.

Теперь оставалось только ждать. Если верить пергаменту безвестного московского ученого (впрочем, почему безвестного? Умница Яша, мало того, что установил его личность, так еще и сумел разыскать беднягу в московской психиатрической клинике), манускрипт содержал описания операций с порталами. А именно - инструкции, как можно открывать и закрывать проходы между прошлым и будущим. И в свете последдних московских событий, это умение нам скоро понадобится. Правда, манускрипт еще предстояло перевести с коптского; к тому же, работа с порталами могла оказаться не столь уж и  простой в освоении. Впрочем, доцент Овсеин сумел в свое время разобраться в этом вопросе - а мы чем хуже?

Пароход разразился тремя прощальными гудками и бодро зашлепал колесами по средиземноморской волне. Башня маяка таяла в вечерней дымке, море дышало, неспешно поднимая и опуская на своей груди нашу посудину;  жизнь снова казалось прекрасной…

В- общем, «прости- прощай, Александрия, Одесса- мама ждет меня». А там, глядишь, и до Москвы недалеко.

Глава шестнадцатая

Никонов ворвался в клуб, распугав прислугу. Мешать ему, как , как давнему другу владельца клуба никто не посмел  лейтенант, чуть не бегом миновав «готический зал», оказался в кабинете Корфа.

Барон был не один. Перед ним, на темном дубовом кресле с высоченной, тоже готической спинкой, восседал богатырского сложения господин.

Этот человек,  с основательными запорожскими усами на типичном малороссийском лице и немного насмешливыми, проницательными взглядом,  , был Никонову смутно знаком.  Впрочем, Корф, едва поздоровавшись с новоприбывшим,   представил своего гостя:

- Вот серж, позволь рекомендовать - мой хороший знакомый Владимир Алексеевич Гиляровский. Известный репортер, пишет в «Русских ведомостях». С сегодняшнего дня - член моего клуба.

- Весьма польщен. - гость встал и подал Никонову широкую, как лопата, ладонь.  - Решил, видите ли, немного поупражняться - очень уж интересно барон о французском ножном боксе рассказывает. А заодно - накропаю статеечку для "Ведомостей", нынешняя московская публика весьма трепетно относится к спортивной теме.

Никонов немедленно  вспомнил - конечно, он не раз читал острые, злободневные статьи этого репортера. Сам Гиляровский был своего рода московской знаменитостью: сбежав 15 лет назад из родительского дома без паспорта, он успел поработать бурлаком, поступил юнкером в Нежинский полк, потом около месяца проучился в Москве, в юнкерском училище,  откуда и был отчислен обратно в полк  за нарушение дисциплины. После оставил армию, выступал в цирке, служил даже пожарным, а в турецкую компанию снова пошел в армию вольноопределяющимся, и, попав на Кавказ, заслужил там Георгия  четвертой степени.

С 81-го года Владимир Алексеевич перебрался в Москву, где и началась его карьера репортёра. После знаменитой Кукуевская катастрофа   в 82-м году, (когда под размытое водой железнодорожную насыпь провалился целый состав), его репортажи приобрели широкую известность, и с тех пор его острые злободневные заметки и зарисовки стали появляться во многих московских изданиях.

Любезно раскланявшись с новым знакомым, Никонов извинился и отвел Корфа в сторону. В двух словах он изложил барону ситуацию; тот сразу все понял и попросил позволения на минуту отлучиться. Назад барон вернулся не один, а в сопровождении Романа, бората Ольги.  Никонов тут же припомнил, что девушка не далее как сегодня говорила ему, что Ромка, сильно сблизившийся в последнее время с бароном, пропадает у него целыми днями.

Ни у него, ни у барона не возникло сомнений - Яшу надо немедленно выручать. Роман, который уже вполне освоился в клубе, отправился в оружейную  комнату;  Никонов только принялся обсуждать с Корфом способ проникновения в пресловутую «Сибирь», как их неожиданно прервали.

Оказывается, в суматохе они напрочь забыли о репортёре, и тот, профессиональным слухом уловив обрывок рассказа лейтенанта,  решил напомнить о себе.

- Вы уж простите, господин барон, что я невольно оказался посвященным в ваши..хм… обстоятельства, - начал гость, - но раз уж вы с Сергеем Алексеевичем собрались на Хитров рынок - возможно я смогу оказаться вам полезен?

**************************************************

К Хитровке подъехали, когда уже начинало смеркаться. Последние дни над Москвой нет-нет да и начинались короккем августовские ливни, так что низина у Москвы-реки была к вечеру затянута плотным туманом - будто село облако.

К большой площади, окруженной облезлыми, неопрятными домами, спускались,как ручьи к болотцу в овраге, переулки. Проезжая переулок, миновали пустую полицейскую будку.

- Рудникова вотчина.  -  Нарушил тишину репортёр.  - Хитровка относится к 3-му участку Мясницкой части, там приставом  Шидловский. А Рудников этот - на Хитровке царь, бог и воинский начальник - всех тут знает, и без его ведома ничего здесь не делается. По хорошему, надо бы к нему заехать, да вот беда - третьего дня уехал в Кинешму, к племяннице. А Лохматкина, соправителя рудниковского на Хитровке, я похуже знаю.

Соседи по пролётке внимали Гиляровскому с уважением. Дошлый репортер, услыхав о том, что Корф с лейтенантом собрались вызволять пропавшего на Хитровке Яшу, немедленно вызвался их сопровождать в этой непростой операции. Трудно сказать, чего тут было больше - желание помочь знакомым, или  репортерского желания быть в центре событий, а только барон горячо его поддержал. Несколько позже, когда ждали пролетку, Корф отвел Никонова в сторону и вполголоса рассказал ему, что журналист слывет наилучшим знатоком уголовной Москвы, на Хитровке его принимают, чуть не как своего, и вообще - человек, полезный в их затее до крайности. Кроме того,  он был известен огромной физической силой, и, как говорили выступал когда-то в цирке в качестве атлета французской борьбы и силача-гиревика. Никонов спорить не стал - в подобных делах он привык всецело доверять Корфу.