Московские тюрьмы - Алексей Мясников

До сих пор у Наркоши не было выбора. Был он и крепостная стена. Чах и гнил, как заживо замурованный. Диссиденты показывают, что выход и выбор есть. И в невозможных условиях возможна оппозиция, способная оказать сопротивление, знающая как разрушить стены режима, превратившего страну в тюрьму для свободной личности. Для этого Наркоша будет работать. И страх его уже не остановит, как не останавливает вора, наркомана, любого человека, желания которого сильнее страха. Но вор, наркоман рискует из корысти, личной выгоды — это животные натуры. Мотивы нравственного человека сильнее: он не может быть счастлив среди несчастных, для него не существует личного блага без общего. Если личная выгода сильнее страха, то стремление к общему благу, к свободе и справедливости не запугаешь ничем — ни решеткой, ни костром, ни распятием. Дайте людям веру, что это возможно! Что борьба за свободу не только возможна, но и необходима и выгодна больше, чем материальная нажива, и если думать не только о себе, но и о детях, и о детях детей наших, то надо отказываться от корыстного воровства, алкогольного и наркотического запоя во имя своего и общего освобождения. Не так бы прогрессировало разложение нации в пьянстве и воровстве, если б открылись перед людьми цели и деятельность, альтернативные тому, что навязывается государством. Надо, чтобы все знали, что такие цели сформулированы и деятельность начата. Это сделали диссиденты и в этом исторический урок и заслуга пройденного этапа. Нынешний кризис диссидентства знаменует новый этап, главная задача которого просвещение масс, соединение мыслящей интеллигенции с лучшими представителями из народа. Надо найти Наркошу.

Ценой огромных жертв за два десятилетия активного диссидентства накоплены богатые материалы, разоблачающие режим до гола. О них знают на Западе, пусть же широко узнают и внутри страны.

Нарсуды учат, вбивают в диссидентские головы, что надо делать, так надо же когда-то прислушаться, приговоры за подрыв и ослабление, агитацию и пропаганду, за систематическое распространение — каждый такой приговор — шпаргалка, подсказывающая, что надо делать и чего власти больше всего боятся. Пару экземпляров найдут или тысячу, дома ты держишь или возишь по городам, бросаешь в почтовые ящики — все равно обвинят. Так хоть не обидно сидеть, когда делаешь. Подрывайте и ослабляйте диктатуру партократии, агитируйте и пропагандируйте против насилия и беззакония властей, систематически распространяйте правду о том, что происходит в стране. В этом нам поможет Наркоша — один из тех, кто составит команду обратной связи между интеллигенцией и народом.

О многом мы с ним успели поговорить. Я холодел от того, куда заводит, так сказать, ход моих мыслей. Не дай бог, думаю, узнают об этом — не дадут умереть своей смертью. А Наркоша ничего, кивает большой головой на тонкой шее, мол, само собой — так и надо делать. Спрашиваю: «Отвезешь чемодан с самиздатом?» Отвечает решительно: «Отвезу и отдам куда надо». Ни один мускул не дрогнул.

Драки

Был в этой камере роздых мне наградой за пережитое. Можно и о своем подумать. Никто не досажал, никто не сказал дурного слова. Но разве зэковская камера живет спокойно? Что ни день — приключения. Семен будоражит хохмами и все время сходняки у него, зэковские собрания — это он воровские понятия разжевывает. Перевели его в другую камеру. Не успела дверь за ним закрыться, уже орет откуда-то — вызывает на «решку». «Я по соседству, — кричит, — Зашлите табак, тут курить нечего!» Засылаем с баландой табак. Семен обратно записку. Снова в окно орет, контролер ругается. Везде с ним у ментов хлопоты. Любимая забава у зэков — изводить мента.

После отбоя однажды гляжу: мой сосед под одеялом за нитку дергает.

— Что ты делаешь?

— Мента дразню.

— Как?

— Слышь скрипит?

Смотрю, нитка тянется к двери, оттуда слабенький скрип и жиканье. Закрепляется жевательным хлебом иголка к двери, а за нитку, продетую в ушко, дергают с двух сторон: мой сосед — за один конец, с нар, напротив — за другой. Нитка пилит ушко, получается жиканье, игла скребет железную дверь, слышно поскрипывание. Но звуки такие слабые: что может слышать контролер? Оказывается, дело в акустике. Со стороны коридора эти звуки гораздо сильнее. Контролер явственно слышит скрип и нечто похожее на подпиливание. Что за чертовщина? Контролер торопится на странные звуки. Услышав топот, в камере перестают дергать. Откуда звуки? Контролер заглянет в одни глазок, в другой — везде лежат, все спокойно, почешет за ухом, пойдет в конец коридора. Снова скрип и становится совершенно ясно: что-то подпиливают. Что? Это ЧП, от зэков всего можно ждать! Бежит контролер на звук, сломя голову, чтоб с лета застать. Но опять тишина. Звуки смолкают так же внезапно, как и начинаются. Мой сосед голову под одеяло — спит, не подумаешь. Нитку с иголкой в глазок не увидишь. Бегает контролер вдоль дверей, зыркает в глазки, цыкнет наобум, брякнет ключом с досады, а придраться не к чему, понять ничего не может. Тихо, а скрежет и пиление засели в голове, бродит по коридору, останавливается на каждый шорох. Уже чудятся всякие звуки, а он один в мрачном пустом коридоре, среди батарей бесконечных враждебных дверей. Как ни привыкай, а не по себе — жутковато. Начнет себя жалеть, забудется. Пройдет полчаса и вдруг по натянутым, нервам гулко ударит таинственный скрежет. Мечется контролер полночи, пока зэкам самим не надоест.

Мы хорошо представляем, как себя чувствует контролер, все ж месяцами рядом, неразлучны. Нервничает, конечно, не знает что предпринять. Корпусного бы вызвать, да вдруг ничего страшного, если розыгрыш — засмеют: что ж ты, дурак, из-за пустяка панику поднимаешь? Он и без того знает, что дурак, но обидно дурнее другого дурака выглядеть, нет, не будет звать корпусного — сам найдет, разоблачит и накажет. Швыряет со зла козырьки глазков, матерится. Ему бы в контролерской чайку попить или подремать на стуле, или подняться на минутку на верхний этаж почесать язык со скучающим там контролером, но вместо этого приходится торчать у подозрительных дверей с ключом наготове. Зэкам того и надо. Камера прыскает под одеялами. Концерт: загоняли мента, как мышонка. Все злорадствуют: дай я подергаю, дай я! Так и я несколько раз дергал. Азарт необыкновенный! Редкий случай вернуть ментам хоть сотую долю их издевательств. Делают эту штуку именно вредным надзирателям, специально в отместку. Если он не знает что к чему, ни за что не догадается. Так испортят ему дежурство, что долго еще будет дергаться от скрежета, засевшего в дурной голове.

Но дошлого контролера не проведешь. Услышит откуда примерно, подберется на цыпочках и ждет. Зэкам не терпится: что такое — ни топота, ни мата, оглох, что ли? Наяривают нитку, сидя на нарах, без осторожности, контролер точно определит дверь и прыжком к кормушке: попались! Пильщики не успевают зарыться под одеяло, свисают с нар брошенные нити. Контролер записывает фамилии и отдирает с двери вещественные доказательства: хлебный мякиш, иголку с ниткой. А то сразу уводит на ночь в отстойник или холодную камеру. Или выведет, намнут бока в контролерской и обратно. Зэк охает, но счастлив: легко отделался, все же не в отстойнике.