История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

Петербургская стачка происходила в разгар внешнеполитического кризиса, когда русскому правительству приходилось принимать решение о действиях ввиду назревавшего военного конфликта. Назревание мировой войны остро чувствовалось в политических сферах, и вопрос о будущей войне с Германией вновь породил разногласия между монархией и оппозицией. Вестернизованная оппозиция в силу своей идейной близости с англо-французскими либералами выступала за войну и надеялась, что война поможет ей в борьбе с правительством. Этатистская группировка в правительстве продолжала следовать принципам бонапартизма, ориентировалась на Германию и выступала против войны.[2068] В феврале 1914 года один из лидеров этатистов П. Н. Дурново в уже цитированной нами «Записке» писал о невыгодности для России войны с Германией и, в частности, предупреждал Николая II, что оппозиция, как и в 1905 году, использует поражение в войне, чтобы разжечь новую революцию, что это приведет к социальному взрыву. «Но в случае неудачи социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна. Все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, которые смогут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и всеобщий раздел всех ценностей и имущества. Побежденная армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается предвидению» [2069].

«Этот документ, обнаруженный и опубликованный после революции, – пишет Р. Пайпс, – так точно предсказывает ход грядущих событий, что, не будь столь несомненно его происхождение, можно было бы заподозрить позднейшую подделку».[2070] Логика «предсказания Дурново» достаточно проста: в случае неудачи в войне с Германией должно повториться в более сильной степени то, что уже происходило после неудачной войны с Японией, то есть в революцию 1905 года. П. Н. Дурново предсказывал, что недовольные фракции элиты снова начнут агитационную кампанию и революционеры поднимут на восстание крестьянство, пообещав ему землю. В действительности, как мы увидим ниже, это предсказание оказалось неточным: в феврале 1917 года произошла «революция без революционеров»; крестьян-солдат никто не агитировал, обещая им землю, они уже не нуждались в агитации – они поднялись сами собой.

В конечном счете Россия решила вступить в войну. Характерно, что это решение было принято по инициативе министра-либерала С. Д. Сазонова, который (исполняя наказ английского министра Э. Грея) почти час уговаривал Николая II объявить всеобщую мобилизацию.[2071] Либералы преследовали свои политические цели: кадет Ф. И. Родичев утверждал, что «война, которую мы ведем бок о бок с англичанами и французами, приведет нас к полному торжеству свободы».[2072] Эта мысль, как свидетельствует П. Н. Милюков, «сделалась аксиомой для всех прогрессивных общественных мнений».[2073] Не только этатисты – П. Н. Дурново, С. Ю. Витте, В. П. Мещерский – не только Г. Распутин (который «часто говорил их величествам, что с войной все будет кончено для России и для них»[2074]) – но и многие министры считали решение вступить в войну чрезвычайно рискованным. Министр внутренних дел Н. А. Маклаков, подписывая указ о мобилизации, сказал: «Война у нас, в народных глубинах, не может быть популярной, и идеи революции народу понятнее, нежели победа над немцем. Но от рока не уйти…»[2075] Как отмечалось позднее в записке, поданной МВД начальнику Генштаба генералу М. В. Алексееву, «Германия, начиная войну, была уверена, что у нас немедленно же вспыхнет поднятое рабочими революционное движение, что мятежи и внутреннее недовольство совершенно парализуют нашу военную мощь».[2076]

8.14. Механизм брейкдауна в условиях войны

«Среди историков существует мнение, – отмечает Э. Хобсбаум, – о том, что Россия… могла бы продолжать поступательное и эволюционное движение в сторону процветающего либерального общества, если бы это движение не было прервано революцией, которой, в свою очередь, можно было бы избежать, если бы не Первая мировая война. Ни одна из возможных перспектив развития не удивила бы современников больше, чем эта. Если и существовало государство, в котором революция считалась не только желательной, но и неизбежной, так это империя царей».[2077]

Однако вопрос о том, что было бы, если бы не было войны, в принципе не имеет право на постановку – и не только по той причине, что история не имеет сослагательного наклонения. До появления ядерного оружия войны между великими державами были неотъемлемой частью исторического процесса. А. Н. Боханов подсчитал, что в XVI веке русское государство воевало 43 года, в XVII веке – 48 лет, в XVIII веке – 56 лет, в XIX веке – 30 лет.[2078] Конечно, не все эти войны были большими войнами с «великими державами». Специфика ситуации второй половины XIX столетия заключалась в том, что большая война почему-то запаздывала, между окончанием Крымской и началом Первой мировой войны прошло 58 лет, в то время как временные промежутки между большими войнами с участием России в XVI – первой половине XIX века в среднем составляли лишь 16 лет.[2079] Последний мирный период был очень длинным потому, что русское правительство сознавало неготовность страны и армии к большой войне и часто шло на большие дипломатические уступки, как было, например, во время боснийского кризиса 1908 года – эти уступки воспринимались тогда как публичное унижение России.[2080] Однако, как указывает Э. Хобсбаум, в 1910-х годах неизбежность войны воспринималась уже как неоспоримый факт.[2081] «Продолжавшееся международное напряжение и напряжение от гонки вооружений – все это создавало настроение, в котором война воспринималась почти как облегчение… – отмечает Д. Джолл. – Предшествующий международный кризис, рост вооружений и флота и настроение, которое они создавали, – все это позволяло определить, что эта конкретная война не могла не разразиться в данный момент».[2082]

Таким образом, война была неизбежной исторической реальностью, и нам предстоит еще раз описать и проанализировать механизм действия демографически-структурной теории в условиях войны. Большое значение при этом имеет то обстоятельство, в какой фазе демографического цикла происходит война. Как отмечалось ранее, в соответствии с концепцией Дж. Голдстоуна война (если она не сопряжена с вторжением противника в глубь страны) не может вызвать брейкдаун в периоды низкого давления, но способствует брейкдауну в период Сжатия. В пункте 5.5, анализируя механизм кризиса в период Крымской войны, мы отмечали, что он имел три направления развития. Первая встававшая перед страной проблема заключалась в нехватке вооружений, что вело к военным поражениям и ослаблению авторитета власти. Вторая проблема заключалась в том, что в обстановке Сжатия и перманентного финансового кризиса государство могло финансировать войну лишь за счет эмиссии бумажных денег, что приводило к гиперинфляции, развалу рынка и в перспективе – к нарушению снабжения городов. Третья – и главная – проблема заключалась в том, что Сжатие, крестьянское малоземелье и народная нищета, вызывали глубокий социальный раскол общества, что в условиях военных тягот было чревато восстаниями крестьян-ополченцев и народными восстаниями в тылу.

Интересно отметить, что П. Н. Дурново в цитированной выше записке выделяет, причем во взаимосвязи, первую и третью проблему, но не говорит о второй – видимо, потому что финансовые трудности во время непродолжительной русско-японской войны были разрешены с помощью внешних займов и не вызвали гиперинфляции. Однако необходимо напомнить, что именно финансовый кризис был одной из главных причин, заставивших Россию подписать Портсмутский мир.

В отличие от предыдущих войн, в которых участвовала Россия, новая война была огромной по масштабам и намного более длительной. Масштабы войны были следствием технологических революций XIX века: железные дороги позволили мобилизовать и отправить на фронт многомиллионные армии, а фабричная промышленность позволила оснастить их оружием. Длительность войны была во многом обусловлена новым достижением военной техники, изобретением пулемета. Появление пулеметов дало решающее преимущество обороняющейся стороне и обусловило «окопный» характер долгой войны на истощение.[2083]