История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

Рис. 8.4. Динамика «ухода в плен» (тыс.).[2123]

Современными исследователями подсчитано, что в целом за время войны Россия потеряла 3,9 млн. пленными, в 3 раза больше, чем Германия, Франция и Англия вместе взятые. На 100 убитых в русской армии приходилось 300 пленных, а в германской, английской и французской армиях – от 20 до 26, то есть русские сдавались в плен в 12–15 раз чаще, чем солдаты других армий (кроме австрийской).[2124]

Особенно характерна динамика «ухода в плен» начиная с октября 1916 года, когда в условиях распутицы, а потом зимы, бои на фронте практически прекратились. В этот период началось «голосование ногами» – как видно из графика на рисунке 8.4, количество уходящих к противнику быстро росло и в феврале 1917 года достигло 148 тыс. человек. После революции появилась надежда – и в марте число пленных упало до 19 тыс.

Помимо сдачи в плен, массовый протест принимал и другие формы. Резко возросло число дезертиров, по некоторым оценкам, к началу 1917 года оно составляло 1,5 млн.[2125] Отмечались случаи отказа частей идти в наступление («забастовки солдат»), братания с солдатами противника. В солдатских письмах все чаще встречаются угрозы посчитаться с «пузанами, которые сидят в тылу».[2126] Летом 1916 года, по словам прибывавших на побывку солдат, на фронте были широко распространены слухи о том, что «после войны… будет война внутри России из-за того, что все богачи откупились и не несут военной службы, а сидят дома».[2127] В последние месяцы 1916 года цензоры Казанского военного округа отмечали в своих отчетах, что «такого уныния, как теперь, в корреспонденции с театра войны еще не было. 2,5 года войны, по-видимому, произвели свое действие, озлобив всех. Нет доверия к власти, нет и веры в себя. А остается лишь место для протеста, который может вылиться в нежелательные формы».[2128] В отчете за январь 1917 года был приведен отрывок из солдатского письма, отражающий, по мнению военно-цензурной комиссии, типичное настроение солдат: «Мы здесь на фронте проливаем кровь, терпим разные лишения и кладем жизнь, а там на нашей крови… купцы-спекулянты строят свое благополучие и счастье».[2129]

Осенью 1916 года Петроградское жандармское управление отметило факты начавшегося разложения армии: массовую сдачу солдат в плен, дезертирство и вражду солдат к офицерам[2130] – характерное проявление обострения социальной розни. В октябре 1916 года произошли восстания нескольких тысяч солдат на тыловых распределительных пунктах в Гомеле и Кременчуге; возможность большого солдатского мятежа становилась все более реальной [2131].

Еще более опасным для властей было положение на флоте. Генерал-губернатор Кронштадта Р. Вирен писал в Главный морской штаб в сентябре 1916 года: «Достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт вместе с судами, находящимися сейчас в кронштадтском порту, выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите. Крепость – форменный пороховой погреб, в котором догорает фитиль – через минуту раздастся взрыв… Мы судим, уличенных ссылаем, расстреливаем их, но это не достигает цели. 80 тысяч под суд не отдашь».[2132]

«Ситуация в армии становилась все более безнадежной, – свидетельствует А. Ф. Керенский. – В январе 1917 года насчитывалось 1200 тысяч дезертиров, и число это постоянно росло. В армии шла самовольная демобилизация. Высшее командование было бессильно остановить разбегавшихся по домам солдат. Создавались особые отряды военной полиции для отлова дезертиров… Исчезла всякая воинская дисциплина. Целые роты отказывались сражаться… Солдаты то и дело покидали траншеи, братались с немцами, иногда уходя вместе с ними».[2133]

Характерно, что процесс разложения русской армии не ускользнул от внимания германского генштаба и учитывался в оперативном планировании.[2134]

Таким образом, к началу 1917 года два фактора кризиса, о которых говорилось выше, – падение авторитета власти в результате военных поражений и ненадежность войск как следствие предшествовавшего войне Сжатия и военных тягот – подготовили почву для революции.

8.15. Продовольственный кризис в городах – часть механизма брейкдауна

Однако существовал еще и третий фактор: гиперинфляция, развал рынка и голод в городах. Как отмечалось выше, благодаря прекращению экспорта страна в целом была вполне обеспечена продовольствием. Однако помимо проблемы производства существовала еще проблема распределения продовольствия. В мирное время вопросы распределения продовольствия решались через рынок, и государство не вмешивалось в рыночную экономику, опасаясь нарушить интересы землевладельцев. Такой же политики самоустранения оно придерживалось и в первый военный год, не придавая особого значения проблеме распределения.

Между тем в 1915 году система рыночного распределения стала разрушаться в результате финансового кризиса и начавшейся быстрой инфляции. Как отмечалось выше, типичный механизм кризиса общества, находящегося в состоянии Сжатия, в условиях войны включал гиперинфляцию и развал рынка. Это объяснялось тем, что Сжатие вызывало финансовый кризис, и в этих условиях военные расходы могли финансироваться в основном лишь за счет эмиссии бумажных денег. Огромные военные расходы не могли быть профинансированы, исходя из обычного бюджета. В 1914 году доходы бюджета составляли 2,8 млрд. руб., и поскольку увеличить доходы за счет налогов с населения было практически невозможно, то в 1915 году доходы формально остались на том же уровне (а с учетом инфляции существенно уменьшились). Между тем военные расходы за вторую половину 1914 года составили 2,5 млрд. руб., за 1915 год – 9,4 млрд, за 1916 год – 15,3 млрд.[2135] Военные расходы намного превосходили обычные доходы во всех воюющих странах, но в России ситуация усугублялась условиями Сжатия. Для стран с относительно высоким уровнем жизни, помимо повышения налогов и эмиссии бумажных денег, существовал еще один путь получения доходов – внутренние займы. Правительства этих стран могли опираться на поддержку народа, который готов был кредитовать государство ради будущей победы – и главное, мог кредитовать государство, потому что даже простые люди имели определенные сбережения. В Германии доля займов в годы войны составляла 90 % средств, полученных на внутреннем рынке, и 74 % военных расходов.[2136] В России Сжатие обусловливало бедность населения, поэтому за счет займов было погашено лишь 7,5 млрд. из 30,5 млрд. руб. военных расходов царского правительства – то есть 25 %.[2137]

Однако дело было не только в бедности: глубинной причиной возникших финансовых трудностей было нежелание населения оказывать поддержку властям, как деликатно выражается один из историков, «отсутствие должного понимания населением гражданского долга».[2138] При этом необходимо отметить, что либеральная оппозиция агитировала за займы, и имущие слои населения вкладывали в них свои деньги – речь идет об отсутствии поддержки правительства со стороны простого народа.[2139] Это было следствием вызванного Сжатием социального раскола.

Рис. 8.5. Количество денег в обращении, индекс цен и число голодных бунтов в городах (без Сибири, Закавказья, Кавказа и Донской области) по полугодиям.[2140]

Таким образом, выяснилось, что Россия не в состоянии самостоятельно финансировать войну, и союзники были вынуждены предоставить русскому правительству займы на общую сумму в 6,3 млрд. руб., что составило 21 % военных расходов.[2141] Однако несмотря на эту помощь, внутренние и внешние займы покрывали расходы менее чем наполовину, а обыкновенные доходы фактически даже уменьшились, и оставалось единственное средство финансирования армии – печатание бумажных денег. «Какие бы неточности в расчетах ни были, можно смело сказать, что выпуск бумажных денег явился для казны самым главным источником финансирования войны», – констатирует А. Л. Сидоров.[2142] В конечном счете к денежным эмиссиям были вынуждены прибегать и другие страны, но в России – ввиду отмеченных обстоятельств – эмиссия приобрела безудержный характер. По подсчетам А. Гурьева, к весне 1917 году количество бумажных денег в обращении увеличилось во Франции на 100 %, в Германии – на 200 %, а в России – на 600 %.[2143]

Эмиссия необеспеченных кредитных билетов должна была привести к галопирующей инфляции, разрушению экономических связей и к потере хозяйственной, а потом и административной управляемости. В 1915 году цены росли медленнее, чем денежная масса, в первом полугодии 1916 года рост ускорился, а во втором полугодии цены сделали резкий скачок и обогнали рост денежной массы (см. рисунок 8.5). В соответствии с общеэкономическими законами это означало, что сократилось количество поступавших на рынок товаров, в том числе главного товара – хлеба. Во всем мире и во все времена реакция производителей на инфляцию одинакова: наблюдая быстрый рост цен, землевладельцы и крестьяне придерживают свой товар, чтобы продать его с большей выгодой, когда цена возрастет. На рынке появляется дефицит хлеба, от которого, в первую очередь, страдают горожане. Цены в городах быстро растут, у булочных выстраиваются длинные очереди и массовое недовольство приводит к спонтанным вспышкам голодных бунтов, которые иногда превращаются в большие восстания. Примеры такого развития событий хорошо известны в истории, и мы напомним лишь три из них.