«На суше и на море» 1962 - Георгий Кубанский

Через два дня после отъезда моих союзников, рано утром девятого декабря, я вышел из своей загородки и увидел бегущего ко мне рабочего. Он был очень взволнован, размахивал руками и все время оглядывался на ходу. Увидев меня, он закричал: «Симба! Симба!» (Лев! Лев!) Расспросив его подробнее, я узнал, что львы пытались схватить человека в лагере у реки, но, когда им не удалось этого сделать, они убили осла и пожирают его где-то неподалеку. Такой случай упустить было нельзя.

Я бросился за ружьем, которое мне любезно оставил Фарквахар и, следуя за рабочим, отправился искать хищников. Я надеялся, что львы будут поглощены трапезой и не заметят нас. Мы двигались очень осторожно и вскоре сквозь густой кустарник увидели одного из хищников, но, на беду, мой проводник задел сухую ветку. Хитрый зверь, услышав шум, проворчал что-то и мгновенно скрылся в густой чаще.

Я был в отчаянии, что зверь снова ушел от меня. Быстро вернувшись к лагерю, вызвал рабочих, которые были поблизости, и велел им принести барабаны, консервные банки и другие шумовые «инструменты», которые можно было наскоро раздобыть. Затем я расставил рабочих полукругом и велел главному джемадару бить в барабаны и банки, как только я добегу до другого конца кустарника. Осторожно обойдя чащу, я выбрал удобную позицию — у широкой звериной тропы, по которой лев должен был отступать из своего укрытого места. Я залег за небольшим муравейником и стал ждать в надежде, что вот-вот появится хищник. Вскоре послышался страшный грохот, поднятый передней линией рабочих, и почти тотчас же, к моей величайшей радости, на открытую тропинку вышел огромный безгривый лев. Впервые за все это время я видел хищника так близко, и предстоящий поединок радовал меня чрезвычайно.

Лев медленно двинулся по дорожке, часто останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Я был скрыт от него только наполовину, и, если бы его внимание не было отвлечено шумом позади, зверь сразу же увидел бы меня. Однако он ничего не замечал. Подпустив его на расстояние пятнадцати ярдов, я прицелился. Но в тот момент, когда я собирался нажать спуск, лев вдруг увидел меня и, казалось, очень удивился моему внезапному появлению. Он впился когтями в землю, одним движением присел на задние лапы и свирепо зарычал. Целясь ему в голову, я был уверен, что он не уйдет от меня, но… никогда не доверяйся непроверенному оружию! Нажав курок, я услышал лишь глухое щелканье — осечка!

Самое худшее последовало дальше. Я был настолько поражен и удручен неудачей, что забыл выстрелить из второго ствола и опустил винтовку, чтобы зарядить снова, если позволит время. К счастью, лов был настолько поглощен шумом и треском барабанов, что не прыгнул на меня, а бросился в чащу. К этому времени я уже опомнился и, когда лев прыгнул, выстрелил из левого ствола. Сердитый рев подтвердил, что на этот раз я не промахнулся, но зверю тем не менее удалось скрыться. Я преследовал его еще некоторое время, пока окончательно не потерял след на каменистой почве.

Горько проклиная себя за то, что понадеялся на чужое ружье, я в минуту раздражения равно ругал и его мастера, и владельца. Вытащив невыстреливший патрон, я обнаружил, что боек не доставал до капсюля, так как шляпка патрона была не в порядке. Ружье это я впоследствии вернул Фарквахару, вежливо поблагодарив его. Мое невезение приводило меня в отчаяние. Рабочие-индийцы более чем когда-либо уверовали в то, что львы и в самом деле были злыми духами, непроницаемыми для пуль. Да и мне стало казаться то же.

После такого ужасного провала ничего не оставалось, как вернуться в лагерь. Однако прежде чем сделать это, я отправился взглянуть на мертвого осла, который, как я и думал, был лишь слегка обглодан. Любопытно, что львы всегда начинают пожирать добычу с хвоста и постепенно доходят до головы. Трапеза, очевидно, была прервана в самом начале, и я знал, что один из хищников вернется за тушей с наступлением ночи. Так как поблизости не было ни одного дерева, я велел соорудить помост футах в десяти от места, где лежала туша. Помост был высотой около двенадцати футов и состоял из четырех вбитых в землю шестов, наклоненных к центру. На эти шесты мы положили доску, которая и служила сиденьем. Позже, когда стемнело, толстой веревкой прикрутили тушу осла к небольшому пню, чтобы лев не мог утащить добычу, прежде чем я выстрелю.

После захода солнца я занял пост на своем воздушном насесте. К великому неудовольствию моего верного слуги Махины, на этот раз я отправился на охоту один. Я с радостью-взял бы его с собой, но слуга был простужен, и меня беспокоило, что он может невольно закашлять или пошевелиться, а это испортило бы все дело. Мрак опустился почти неожиданно, и вокруг стало удивительно тихо. К молчанию африканских джунглей нужно привыкнуть. Сильнее всего оно действует, когда ты совершенно один, далеко от своих собратьев. Одиночество и тишина, несмотря на цель моего ночного дежурства, подействовали на меня, и состояние напряженного ожидания постепенно уступило место мечтательности и спокойствию, которые удивительно гармонировали со всей окружающей обстановкой.

Неожиданно из этого приятного состояния меня вывел хруст ветки. Я внимательно прислушался, и мне показалось, что слышу, как тяжелое тело продирается сквозь кусты. Людоед! Сегодня ночью мне повезет — я захвачу одного из хищников. Снова наступило затишье. Я сидел на своем насесте неподвижно, но каждый мускул был напряжен. Вскоре, однако, все сомнения были рассеяны. Глубокий долгий вздох — явный признак голода у людоеда — донесся из кустов, а затем зашуршали ветки. Крадучись он продвигался вперед. Через минуту лев неожиданно остановился и сердито зарычал. Я понял: мое присутствие замечено, и начал опасаться, что меня снова постигнет неудача.

Но на этот раз дело быстро приняло совсем неожиданный оборот. Охотник вдруг превратился в преследуемую жертву. Вместо того, чтобы уйти при виде человека или накинуться на приманку, специально приготовленную для него, лев стал подкрадываться ко мне. Около двух часов он держал меня в страхе, неторопливо расхаживая вокруг моего шаткого строения, постепенно подбираясь все ближе и ближе. Каждую минуту я ждал, что он бросится на меня. Помост был построен без расчета на такой прыжок. Если один из непрочных шестов свалится или если лев прыгнет на высоту двенадцати футов, отделяющих меня от земли, вряд ли у меня будут шансы спастись. Я почувствовал, как мороз пробежал у меня по коже, и искренне пожалел о своем безрассудстве, заставившем меня выбрать такую ненадежную позицию. Я сидел не шевелясь, не смея даже моргнуть.

Долгое напряжение сказывалось на нервах, и можно ясно представить себе, что я почувствовал, когда вдруг среди ночи что-то твердое ударилось мне в затылок. Я оцепенел от ужаса и едва не свалился на землю, так как решил, что лев прыгнул на меня сзади. Через минуту, когда я пришел в себя, стало понятно, что это была сова, в темноте принявшая меня за ветку. В нормальных обстоятельствах это не вызвало бы большого волнения, но в этот момент такой удар почти парализовал меня. Мое невольное, вызванное испугом движение было немедленно встречено зловещим рычанием внизу. После этого я сидел дрожа от страха, стараясь даже не дышать; но вскоре услышал, что лев начал осторожно двигаться к помосту. Мне было видно, как он крался среди кустарника, и еще до того как он приблизился, я тщательно прицелился и нажал курок. Раздался выстрел, а затем яростный рев. Было слышно, как лев сделал несколько прыжков. Больше я не мог уследить за ним — людоед скрылся в густом кустарнике. На всякий случай продолжаю стрелять в том же направлении. Из кустов донеслось несколько громких стонов, постепенно переходящих в глубокие вздохи, наконец прекратились и они. Теперь я был уверен, что один из дьяволов, который наделал столько бед, больше не будет нас беспокоить.