Стихия (СИ) - Барминская Марианна

— Ты познакомилась в Оранжевом поселении с неким Звездочетом…

— А, да. При нашей первой встрече он тут же признался мне в любви, сказав, что мы связаны друг с другом уже много прошлых жизней, мы — части одного целого. Вы не поверите, я сама видела картинку одной из наших прошлых жизней, это так необычно… Он сказал, что у него способность такая — сразу чувствовать свою половинку, и все, больше он уже ни в кого не влюбится. И рядом с ним меня пропитывают такие чувства… Нежности, теплоты, невесомости. Хм, Грета, вы пугаете меня, — честно призналась я, увидев, что Хранительница приподнялась со стула и, вцепившись в края стола до побелевших костяшек, таращится на меня во все глаза. Мое замечание в чувство ее не привело.

— Ты всё это время была связана со Звездочетом, чьей способностью является нахождение родственной души? — севшим голосом спросила Грета, и я даже кивнуть не смогла под ее взглядом, только моргнула. — Святой Ангел! Это же такая редкость! Таких Звездочетов за всю историю Миртрана было не больше пяти! И обо всех них Хранители нашего времени только читали! Но как же… Вы ведь из разных миров… — ошеломленно бормотала Хранительница. — И чувства между родственными душами описываются как неземные, ангельские. Но Максим… — полуутвердительно-полувопросительно произнесла женщина, еще раз словно полоснув лезвием по моей душе. — Ты всё это время металась между ними?

— Ну, металась — это сильно сказано, — я усмехнулась с оттенком легкой горечи. — Но что-то типа того. И вот теперь, Грета, я сделала выбор, понимаете? Я выбрала того, кто не будет намеренно снова и снова причинять мне боль. Теперь вы понимаете, почему мне нужно отправиться к Воинам.

— Да-да, — проговорила Грета с малость обезумевшим взглядом. — Это ведь естественно…

— Что? — резко переспросила я, подавшись вперед. — Естественно? Что вы имеете в виду?

— Встретившись однажды, родственные души все время будут тянуться друг к другу, где бы они ни были. О, и почему я узнаю всё это только сейчас?.. Даже если бы ты отправилась обратно на Землю, тяга никуда бы не делась. Это сильно терзает обоих людей. Они никогда не станут по-настоящему счастливы вдали друг от друга. И если… — Хранительница запнулась. Вообще она говорила так сбивчиво и взволнованно, что новый образ как-то не вязался с вечно спокойной и улыбающейся Гретой. — Если один из них умирает, душа другого раскалывается. Прости, что говорю столь страшные вещи, но ты должна знать. Ты должна была знать всё это с самого начала, но я ни разу не видела подобного Звездочета в твоих мыслях.

Я молчала и обдумывала всё услышанное. В принципе, практически ничего нового, разве что известие о расколотых душах задело за живое. «Это ведь естественно»… Получается, все мои метания напрасными были? Я бы всё равно, в конце концов, пришла к Трану? С одной стороны, это обидно для других моих чувств и, в частности, самообладания. Сложно представить, что тяга к человеку из прошлых жизней пересиливает всё остальное. Но, с другой стороны, я ведь уже приняла решение. А после всего, что сказала Грета, поняла, что это решение правильно. Вдруг стало невероятно легко, и я заулыбалась, как идиотка. Резко захотелось действовать, энергия переполнила все клетки моего тела, и отголоски той эйфории, что я обычно чувствовала с Траном, напомнили о себе. Я вскочила со стула.

— Можно я пойду? Надо поговорить с Воинами и всё обсудить.

Хранительница тоже встала из-за стола и, внимательно посмотрев мне в глаза, кивнула.

— Да, иди… Ты говорила о своем решении Эрике и Глебу? — напоследок спросила она, и внутри меня что-то неприятно сжалось. Я даже не подумала, как они отреагируют на мое решение. Но ведь, с другой стороны, это ничего не изменит. Отправляться на операции с Защитниками я так и так не могу, а друзьями мы быть не перестанем. По крайней мере, я искренне на это надеялась.

— Пока нет, скажу, как только всё улажу. До встречи, Грета, — проговорила я, постаравшись вложить в свои слова как можно больше любви и теплоты, которые стала испытывать к Хранительнице с недавних пор. Никогда бы не подумала, что за одну только ночь всё может так круто измениться. Хотя почему? Все самые невероятные повороты моей жизни как раз укладывались в рамки одних суток, пора бы уже привыкнуть.

Выйдя из храма, я подняла глаза к небу и зажмурилась от неожиданно выглянувшего из-за облака Церона. Скоро, скоро всё будет хорошо. Каждое утро я буду просыпаться с уверенностью, что никто из близких не причинит мне боль. Разве это не счастье?

С досадой вспомнив, что так и не поговорила с Гретой о тех волшебных песнях, решила, что у меня еще будет время вернуться и разучить пару чудных мелодий. Улыбаясь каждому прохожему, я практически летела к штабу Воинов, готовясь вступить в новую семью.

«Спасибо, что отобрал у меня Силу. Подавись ею! Благодаря этому я наконец-то буду бесконечно счастлива. Счастлива без тебя».

Глава 21

Пока я шагала по улице, обдумывала слова Греты. Не всё, что она сказала, подходило к нашей с Траном ситуации. «Родственные души все время будут тянуться друг к другу…», «это сильно терзает обоих людей». Хм… Ну, да, я всегда очень радовалась появлению Трана и даже была счастлива в его присутствии, но особых мучений вдали от него не испытывала. Скучала — да, грустила, хотела увидеть, поговорить, но всё это не особо походит на терзающие муки. Может, всё из-за Максима? Наверное, чувства к нему мешают мне полностью ощутить связь с родственной душой. О, Боже, как же избавиться от чувств к нему? Когда я представила, что больше не увижу теплого взгляда бледно-голубых глаз, легкой полуулыбки или черной, как смоль, шевелюры, внутри что-то стянулось тугим узлом и доселе солнечное настроение стало резко падать. Дыши, дыши, всё будет хорошо. Посмотрев на подаренный Звездочетом браслет, я улыбнулась и завернула в какой-то маленький красивый магазинчик, торгующий сладостями. Продавец, завидев меня, аж побледнел сначала, будто я маньяк, за голову которого назначена кругленькая сумма. Я с милой улыбкой поздоровалась и подошла к маленькой деревянной тележке с мороженым. Магия была и тут задействована, потому что от тележки тянуло холодом. Выбрав оранжевую ледышку в форме цветка с шестью лепестками, я засунула руку в карман за мелочью, которую, как и все остальное имеющееся у меня, нашла в своем номере. Продавец — усатый худой дяденька — быстро замахал руками и сказал, что мне не нужно платить, мол, он меня угощает, могу брать всё, что хочу, за счет заведения. Я лишь снисходительно закатила глаза к цветастому потолку, положила монетки на прилавок и, поблагодарив за мороженое, вышла. Вкус холодного лакомства оказался неизвестным, но жутко фруктовым, что-то вроде ядреной смеси гуавы, манго, ананаса и земляники, короче, очень вкусно. Я успела лишь пару раз лизнуть мороженое, когда услышала крик. Такой пронзительный, громкий, разрывающий голосовые связки, что ледышка полетела на пыльную дорогу из онемевших пальцев. Кричали где-то неподалеку, совсем рядом, и я стала лихорадочно оглядываться в поисках человека, так громко выплескивающего свою боль. Все прохожие начали повторять мои движения, но никто не мог найти человека, которому была необходима помощь. Это оказалось странно до безумия и очень страшно: слышать, что человек кричит в пяти метрах от тебя, и не видеть его, словно он накинул мантию-невидимку и содрогается в твоих ногах от жутких мучений. И было в крике что-то еще, я почувствовала это только минуты через две тщетных вращений головой и пробежек по ближайшим улицам: голос показался мне знаком, хоть и исказился до неузнаваемости. Когда я наконец узнала его, то поняла и все остальное. Эрика, это кричала она. Кричала где-то далеко, но все слышали ее так, словно она стояла рядом, потому что резко поднявшийся ветер разносил её крик по городу. Наверняка его услышал весь Дилариум. Я, забыв обо всем на свете, понеслась туда, где предположительно находилась моя подруга, потому что точное ее местонахождение было невозможно определить: ветер приносил крик отовсюду. Я почувствовала себя в зеркальном лабиринте, когда со всех сторон на тебя смотрит человек, и ты не знаешь, где из них стоит настоящий. Из-за длительного отсутствия тренировок легкие стали работать хуже уже после пяти минут быстрого бега. Я упрямо заставляла себя дышать через нос, чтобы не обжигать горло сухим воздухом. Мышцы не хотели слушаться, я несколько раз спотыкалась и только чудом смогла удержать равновесие. Прохожие с испуганными лицами расступались, расчищая мне дорогу, и в ужасе оглядывались, не понимая, откуда же доносятся крики. Я всё бежала, норовя упасть на поворотах, а Эрики нигде не было видно. Пробегая мимо нашей гостиницы, постаралась с особой внимательностью оглядеться, но не увидела ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Глеба и Максима, бегущих спасать подругу, тоже нигде не наблюдалось. Если они уже там, то почему крик не прерывается? А если нет — то где их носит, черт возьми?! Вдалеке замаячили главные ворота, и я увидела небольшую толпу людей. Безуспешно попытавшись открыть второе дыхание, все равно побежала быстрее и наконец добравшись до толпы, грубо всех растолкала. Впрочем, увидев меня, люди сами давали пройти. Прорвавшись в центр огромного людского кольца, я остановилась. Замерла, не в силах пошевелиться, и тут же непроизвольно заплакала. Еще ничего не успела понять, а щеки уже обожгло горячими слезами. На противоположной стороне круга, созданного людьми, молча стояли два Воина, парень и девушка, опустив головы и ссутулившись. На вымощенной плитками дороге лежали три человека. Мозг тут же сделал поправку: три тела, а не человека. Трое молодых людей, наверняка друзей, незамысловато одетых, лежали на главной дороге. Двое из них смотрели стеклянными глазами в небо, их рты были приоткрыты, словно парни пытались что-то сказать, но стало поздно: они уже никогда не заговорят в этой жизни. Их рубашки намокли от крови, вытекшей из перерезанных шей. Лица третьего парня я не видела, потому что его голову на своих коленях баюкала Эрика, сидевшая ко мне спиной. Она кричала, кричала, кричала, и это было просто невыносимо. Она рыдала, захлебываясь в слезах и крови, иногда прижимаясь губами к лицу и шее Ремена. Ремен… Я стояла и видела только нижнюю часть его туловища, боясь представить его с такими же стеклянными глазами и распоротым горлом. Не могла подойти к Эрике, потому что боялась. Боялась дотронуться до нее и почувствовать, как напряжены ее мышцы, потому что она была готова защищать тело любимого человека до последнего вдоха. Я боялась увидеть её лицо, её глаза, в которых смерть снова посеяла боль. Хотела забрать боль Эрики всей своей сущностью, но понимала, что не смогу этого сделать, и плакала все сильнее. А она кричала, пропитывая скорбью столицу, и вдруг все люди, стоявшие вокруг нас, стали опускаться на колени: они складывали ладони вместе, закрывали глаза и начинали что-то говорить на древнемиртранском языке. Они молились. Я оглянулась и увидела, что все, абсолютно все вставали на колени: взрослые, старики, дети, Воины, спешащие сюда Хранители — они опускались на землю и о чем-то молили Святого Ангела. Осталась стоять только я. На меня не обращали внимания, но я все равно опустилась на залитую кровью плитку и увидела небольшую коробочку, лежащую неподалеку от убитых парней. Подобравшись к ней на четвереньках, открыла её и тут же зажала рот ладонью, чтобы не закричать вместе с Эрикой. Из коробочки плавно вылетали серебристые бабочки, десятки, сотни изумительных созданий, которые кружили вокруг нас, садились на мертвые тела, тонули в лужах крови, опускались на длинные и вымазанные красным волосы подруги, на мои дрожащие руки. Я наконец-то увидела лицо Ремена, и меня словно бросили в воду, по которой пустили электрический ток. Ему не только перерезали горло: лицо парня изуродовали кровавыми узорами, которые кто-то старательно выводил острым лезвием. Из соломенных волос, на которые тоже садились бабочки, выдрали несколько клоков. Эрика замолчала, но стало лишь хуже. Тишина, нарушаемая едва слышным шепотом сотен молящихся людей, давила и не позволяла дышать. Подруга, не выпуская из испачканных в крови ладоней голову Ремена, подняла глаза на кружащих повсюду бабочек. Ее губы мелко-мелко дрожали, и я боялась, что она сейчас посмотрит на меня. Я не хотела этого, не хотела видеть боль, не хотела чувствовать себя беспомощной, потому что ничего не могла сделать. Но Эрика все-таки направила взгляд прямо на меня. Казалось, сначала она меня даже не узнала и лишь спустя несколько минут начала медленно вертеть головой. Слева-направо, справа-налево, туда-сюда, безмолвно говоря мне: «Нет, нет, нет». Она смотрела и плакала, а я плакала и старалась не заорать, потому что сейчас мне тоже хотелось кричать на весь город, на весь Миртран, проклинать его за то, что он всё время несёт нам боль, смерть, страдания. А бабочки всё порхали, порхали… Я неловко, стараясь не поскользнуться, подползла к подруге, боясь, что она оттолкнет меня, но ей было все равно, для неё не имело значения, что происходит сейчас вокруг. Села напротив нее, рядом с Ременом, и, когда она снова наклонилась к нему, я опустила голову тоже. Мы соприкоснулись лбами, и я обхватила ладонями ее холодное лицо, пытаясь впитать в себя хотя бы маленькую крупицу мучений подруги. Мы обе знали, что такое терять родителей, но я не могла представить, что чувствует человек, когда у него забирают любимого. Я не знала, как помочь, говорить или молчать, плакать или сдерживаться, я ничего не знала, а Эрика всё что-то пыталась сказать, но, видимо, сорвала голос. Мы безмолвно плакали над трупом миртранца, который играл в нашей жизни такие разные роли. Я помнила парня, который рано утром отправился за цветами для понравившейся девушки, а Эрика потеряла любимого человека. Я не знала, чем он живет и какие у него мечты, а подруга хотела связать с ним свою жизнь. Внезапно я услышала топот бегущих людей, точнее, всего пары человек. Не было сомнений, что это принеслись Глеб и Максим. Они остановились, не делая попыток приблизиться, и я не знала, что сейчас с ними творится. Боялась, что, если отпущу Эрику хотя бы на секунду, она умрет, сейчас же, на месте. Мгновением позже я услышала еще одни шаги и неизвестным образом догадалась, что это Грета. Женщина опустилась на залитую кровью дорогу рядом с нами и протянула к Эрике руку, от чего ту затрясло с неимоверной силой. Я подняла глаза на Хранительницу и отрицательно покачала головой.