Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

тут же его повлекло вниз, вниз, словно лодку на речном пороге четыре года назад. Он качнулся в седле и резко выпрямился, цепляясь за луку, как утопающий. Но, даже проваливаясь в небытие, он знал, что там, в глубине, его ждет Мари.

Хорнблауэр отогнал морок. Надо составлять планы, думать, как выбраться. Он мысленно нарисовал карту и отметил на ней, где в последний раз находились войска Клаузена. Они составили полукруглый кордон, диаметром которого была река, а центром – место, где ехал сейчас отряд. То самое место, куда Хорнблауэр завел своих людей в надежде на брод. Полубатальон 14-го легкого пехотного полка, судя по всему, двигался за беглецами по прямой, в то время как остальные колонны брали их в окружение. С наступлением ночи он должен был остановиться милях в шести-семи отсюда, если только офицер не отдал приказ продолжать марш в темноте – что, кстати, вполне вероятно. Попытаться прорвать кордон или ехать вдоль реки, в надежде раздобыть лодку?

Лошадь под графом упала, та, на которой сидел Хорнблауэр, шарахнулась в сторону, чтобы на нее не наступить, и он едва не вылетел из седла.

– Вы не расшиблись, сударь? – раздался из темноты голос Брауна; тот, видимо, сразу спрыгнул на землю.

– Я – нет, – тихо отозвался граф, – а вот лошадь, боюсь, да.

Звякнула узда – граф и Браун в темноте ощупывали лошадь.

– Да. Она вывихнула лопатку, – сказал Браун. – Я сниму с нее седло и надену на другую.

– Вы точно не расшиблись, отец? – спросила Мари. Хорнблауэр впервые слышал, чтобы она так обращалась к графу.

– Ничуть, дорогая, – отвечал граф тем же тоном, каким говорил в гостиной.

– Если отпустить лошадь, они ее обнаружат, милорд, – сказал Браун.

«Они», разумеется, означало правительственные войска.

– Да, – ответил Хорнблауэр.

– Я отведу ее в сторону и пристрелю, милорд.

– Ты не сможешь отойти далеко, – вмешался граф.

– Хватит и двух ярдов, – ответил Браун, – если вы любезно подержите этих двух лошадей, сударь.

Они сидели и ждали, покуда Браун уговаривал несчастное животное отковылять на несколько шагов от дороги. Сквозь тихий шум дождя долетел звук осечки, а чуть позже – Брауну пришлось сменить порох на полке – щелчок выстрела.

– Спасибо, сударь, – произнес Браун в темноте, видимо забирая у графа лошадь, затем добавил: – Если позволите, мадам, я поведу вашу запасную лошадь.

За это время Хорнблауэр принял решение.

– Проедем еще немного вдоль реки, – сказал он. – Потом сделаем привал, а как рассветет, попробуем переправиться на ту сторону.

Глава двадцатая

В ту ночь все спали мало – час-полтора в общей сложности, – задремывая ненадолго и тут же просыпаясь. Одежда вымокла насквозь. Они нашли на берегу заросший травой пятачок, но даже здесь камни были сразу под тонким слоем почвы. И все же усталость была так велика, что беглецы по временам проваливались в сон, несмотря на холод и боль во всем теле. Хорнблауэр с Мари лежали в обнимку, подстелив под себя один мокрый плащ и накрывшись другим. Наверное, они бы легли вместе для тепла, даже если бы их ничего не связывало. В некотором смысле так оно и было. Любовь и нежность в душе Хорнблауэра не имели никакого отношения к тому, что чувствовало его измученное тело, в котором даже близость Мари не могла пробудить желание. Однако Мари обнимала его в темноте; она была моложе, не так устала, а может – любила сильнее. В те блаженные полчаса перед самым рассветом, когда дождь закончился и Хорнблауэр спокойно уснул на ее плече, он полностью принадлежал ей. Позади была война, впереди – смерть, но сейчас их ничто не разделяло. Быть может, это были счастливейшие полчаса, что он ей подарил.

Он проснулся с первым светом. Над землей висел плотный туман, в котором смутно различалось что-то темное. Вглядевшись, Хорнблауэр понял, что это граф, – тот сидел, завернувшись в плащ. Рядом тихо посапывал Браун, – очевидно, они тоже провели ночь под одним плащом. Секунду-другую Хорнблауэр соображал, где они и что происходит, прежде чем грохот реки окончательно вернул его к яви. Он сел, и Мари рядом с ним проснулась. Стоило подняться, и боль в стертых ногах вернулась с новой силой; все суставы нестерпимо ломило. Каждый шаг был изощренной средневековой пыткой, и все же Хорнблауэр молчал.

Лошади, судя по виду, отдохнули не лучше седоков и брели вперед полумертвые. Туман быстро таял. День обещал быть таким, как обычно летом в этих краях – солнечным и ветреным. Река по-прежнему ревела и грохотала; сквозь редеющий туман проступала широкая серая полоса, испещренная белой пеной. Чуть правее тянулась большая дорога в Бриар и Париж; они ехали по проселку вдоль самой Луары. Глядя на нее, Хорнблауэр быстро прикидывал, как можно переправиться. Насколько он знал, бóльшую часть серого простора составляли мелководья. Фарватер располагался иногда ближе к правому берегу, иногда к левому, иногда посередине – как хорошо это помнилось ему по тем дням, когда они сплавлялись к Нанту на лодке! Если пересечь фарватер и переправить лошадей вплавь, то мели их уже не остановят. Вчерашний брод проходил по низкой воде за счет идущего через фарватер уступа; раз не получилось там, надо придумать что-нибудь еще. Достаточно и маленькой лодочки из тех, что держат прибрежные крестьяне. Брод был бы лучше, поскольку враги не знали бы, что беглецы уже на другой стороне, но выбирать не приходилось. За рекой они смогут украсть свежих лошадей и оторваться от преследователей. При слове «украсть» граф негромко фыркнул, но вслух не возразил.

Солнце пробило туман и теперь светило почти горизонтально из-за холмов справа; над водой все еще клубилась дымка. День точно обещал быть жарким. И тут они увидели то, что искали: