Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жители Ниверне! – гласила она. – С прибытием крупного контингента войск всякое неподчинение нашему августейшему императору Наполеону должно быть прекращено немедленно. Мне отрадно видеть, что безумная попытка графа де Грасая противостоять императору, возвращенному на престол волею четырех миллионов его верных подданных, практически не получила поддержки. Однако есть несчастные глупцы, которые по его наущению взялись за оружие.
Знайте посему, что милосердный император поручил мне объявить.
Всякий француз, за исключением нижепоименованных, кто добровольно сдастся любым подчиненным мне войскам в течение пятнадцати дней со дня опубликования прокламации, будет полностью амнистирован и вернется на свою ферму, в свою лавку, к своей семье.
Всякий, продолжающий сопротивление, подлежит смертной казни, каковая будет осуществлена на месте.
Всякая деревня, дающая укрытие бунтовщикам, будет сожжена дотла, а самые зажиточные ее домовладельцы – расстреляны.
Всякий, оказывающий помощь бунтовщикам в качестве проводника либо снабжающий их какими-либо сведениями, будет расстрелян.
Амнистия не распространяется на вышеназванного графа де Грасая, его невестку, называемую виконтессой де Грасай, и англичанина, известного как лорд Хорнблауэр. Все перечисленные заплатят за свои преступления жизнью.
Подписано:
Эммануэль Клаузен, граф, дивизионный генерал.
6 июня 1815 г.
Граф глянул на почерневшее лицо покойника.
– Кто это? – спросил он.
– Поль Мари с мельницы, сударь, – ответил связной.
– Бедный Поль Мари!
– Значит, они прошли здесь раньше нас, – сказал Хорнблауэр. – Мы у них в тылу.
Кто-то потянулся к повешенному, видимо намереваясь сорвать листовку.
– Стой! – успел крикнуть Хорнблауэр. – Они не должны знать, что мы здесь прошли.
– И по той же причине нам придется оставить беднягу непохороненным, – добавил граф.
– Надо идти дальше, – сказал Хорнблауэр. – Осталось переправиться через реку, а там можно будет и передохнуть.
Он оглядел свою жалкую армию. Некоторые бойцы в изнеможении лежали на земле. Другие стояли, опершись на ружья, кто-то читал прокламацию на груди повешенного. Они видели такую не в первый раз.
– Вперед, дети мои, – сказал граф.
Старик был бледен от усталости и едва держался в седле; его заморенная лошадь, понуждаемая шпорами, с трудом побрела вперед. Грязные, оборванные, измученные партизаны двинулись за ним. Почти все, проходя, смотрели на повешенного. Хорнблауэр приметил, что некоторые замешкались, и вернулся к ним; за поясом у него были пистолеты. Отряду нельзя терять людей, а главное, дезертиры выдадут их намерение перейти реку вброд. Клаузен умно рассчитал, предложив амнистию. Многие бойцы – и Хорнблауэр знал, кто именно, – и без того сомневались, стоит ли продолжать борьбу. Люди, не ждущие пощады, сражаются куда отчаяннее тех, кто может сдаться в плен. Немалая часть его соратников с горечью думает сейчас, что срок, отпущенный им Клаузеном, истекает. Сегодня 18 июня. 18 июня 1815 года, воскресенье. Надо удержать их вместе еще три дня, и тогда они будут драться до последнего.
После короткой передышки рядом с повешенным Полем Мари идти стало еще больнее. К ногам, занемевшим было от долгой ходьбы, вновь вернулась способность чувствовать, и должно было пройти время, прежде чем они занемеют вновь. Хорнблауэр заставил себя прибавить шаг и догнать Мари, которая вместе с Аннетой шла в середине отряда. Мари отрезала свои длинные волосы – отхватила их ножом после первой же ночевки в лесу, – и неровные пряди свисали на потные, в грязных разводах щеки. И все же обе женщины были в куда лучшей форме, чем сам Хорнблауэр; они по-прежнему шагали легко, а он еле ковылял на стертых ногах. Мари младше его на десять лет, Аннета – на пятнадцать.
– Можно оставить Пьера здесь и взять его лошадь, Орацио, – сказала Мари, поправляя ружье за спиной.
– Нет, – ответил Хорнблауэр.
– Он все равно умрет от гангрены.
– Если мы бросим его умирать в одиночестве, это плохо подействует на остальных, – сказал Хорнблауэр. – Кроме того, если Клаузен найдет его живым, то сможет узнать, куда мы направляемся.
– Так убьем его и закопаем, – предложила Мари.
Женщины на войне безжалостнее мужчин и доводят безумную логику убийства до еще большего логического предела. И это нежная Мари, ласковая и чуткая, рыдавшая от любви в его объятиях!
– Нет, – повторил Хорнблауэр. – Мы скоро раздобудем еще лошадей.
– Если раздобудем, – ответила Мари.
Лошадей в таких условиях сберечь трудно: они издыхали или хромели, а люди по-прежнему были живы и шли. Всего две недели назад Клаузен, прибыв из Бриара с войском, вынудил их оставить Невер. За это время, отступая, они потеряли десятки лошадей. Клаузен решителен и упорен: его колонны преследуют бунтовщиков по пятам. Лишь благодаря стремительным ночным переходам, стратагемам и хитрости отряд до сих пор не попал в клещи. Дважды они вступали в яростные арьергардные бои с преследователями, один раз подстерегли противника в засаде – Хорнблауэр помнил, как гусары в ярких мундирах падали с коней под огнем. Теперь наполовину поредевший отряд шел уже более суток, чтобы вырваться из окружения, обойдя с тыла одну из колонн Клаузена. Мари знала опасный и почти никому неведомый брод. На другом берегу можно будет отдохнуть день в Рюнском лесу, а затем нанести удар в долине Алье. Клаузен тут же вновь бросит против них войска, но так далеко лучше не загадывать: новые действия будут диктоваться новыми обстоятельствами.
Да, Клаузен решителен и упорен, – вероятно, он научился бороться с партизанами в Испании. И у него большое войско. Хорнблауэр знал про 14-й легкий пехотный полк и 40-й линейный; был еще один полк, с которым они
