Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

– Как это случилось? – спросил Хорнблауэр. Он не столько хотел знать ответ, сколько выгадывал время.

Граф безнадежно развел руками:

– Обошлось без единого выстрела. Армия просто перешла на его сторону. Ней, Лабедуайер, Сульт – все предали короля. За две недели Бонапарт дошел от Средиземноморского побережья до Парижа – это скорость кареты шестерней.

– Однако народ его не хочет, мы это знаем.

– Желание народа – ничто против армии, – ответил граф. – Уже известен первый декрет узурпатора. Призыв конскриптов пятнадцатого и шестнадцатого годов. Королевская гвардия упраздняется, вновь создается императорская. Бонапарт готов завтра же воевать с Европой.

Хорнблауэр смутно представил себя на палубе корабля: одиночество, бремя ответственности, опасность со всех сторон. Даже думать об этом было тоскливо.

В дверь постучали, вошла Мари, в пеньюаре, с рассыпанными по плечам волосами.

– Вы слышали новость, дорогая? – спросил граф, не сказав ни слова о ее виде или ее появлении.

– Да, – ответила Мари. – Мы в опасности.

Новость была так ужасна, что Хорнблауэр еще не успел подумать о последствиях для себя лично. Как британского офицера – его схватят и заключат в тюрьму. Более того, Бонапарт собирался расстрелять его по обвинению в пиратстве, а значит, исполнит это сейчас – у тиранов долгая память. А граф? А Мари?

– Бонапарт знает, что вы помогли мне бежать. Он вас не простит.

– Если меня схватят, то расстреляют. – Граф не упомянул Мари, но глянул в ее сторону. Все знали, что Бонапарт не щадит и женщин.

– Мы должны бежать, – сказал Хорнблауэр. – Бонапарт едва ли успел восстановить свою власть по всей стране. На быстрых лошадях мы доскачем до побережья…

Он уже собрался сбросить одеяло, но в последний миг вспомнил, что здесь Мари.

– Я оденусь за десять минут, – сказала она.

Как только дверь за ней и графом закрылась, Хорнблауэр вскочил и заорал: «Браун!» Превращение из сибарита в человека действий заняло лишь несколько мгновений. Срывая с себя ночную рубашку, Хорнблауэр уже мысленно видел перед собой карту Франции, дороги и порты. До Ла-Рошели можно добраться через горы за два дня. Он натянул штаны. Граф – заметное лицо, никто не посмеет схватить такого человека и его спутников без прямых указаний из Парижа; если держаться уверенно и дерзко, можно проскочить. В потайном отделении саквояжа лежали двести наполеондоров. У графа, вероятно, денег больше. На взятки хватит. Они наймут рыбачье суденышко, чтобы добраться до Англии. Или угонят, если потребуется.

Стыдно британскому лорду и коммодору бежать без оглядки при первых известиях о Бонапарте, но его главный долг – сберечь свою жизнь для службы отечеству. В душе нарастала злость на человека, ввергающего его – и весь мир – в пучину войны, однако злость эта была пока ближе к сожалению, чем к бешенству. И одновременно тупая покорность судьбе уступала место неуверенной пока мысли: а правильно ли просто бежать? Сейчас он во Франции, в самом сердце вражеской страны. Нельзя ли нанести ощутимый удар здесь? Натягивая сапоги, Хорнблауэр спросил Брауна:

– Как насчет твоей жены?

– Я надеюсь, что ей можно будет поехать с нами, милорд.

Если оставить Аннету здесь, Браун не увидит ее до конца войны, а если Браун не последует за хозяином, его бросят в тюрьму.

– Она умеет ездить верхом?

– Сумеет, милорд.

– Тогда скажи ей, пусть собирается. Мы возьмем только то, что влезет в седельные сумы. Она сможет прислуживать госпоже виконтессе.

– Спасибо, милорд.

Двести наполеондоров – немалый вес, но их взять необходимо. Хорнблауэр, стуча сапогами, сбежал по лестнице. Мари уже ждала; на ней была черная амазонка и маленькая кокетливая треуголка. Хорнблауэр придирчиво ее оглядел: ничего, что бы привлекало внимание, просто молодая дама, одетая скромно и по моде.

– Взять ли нам кого-нибудь из слуг? – спросила она.

– Лучше не надо, они все слишком старые. Граф, вы, я, Браун и Аннета. Нам понадобятся пять лошадей.

– Так я и думала, – ответила Мари. В минуту опасности она соображала на удивление ясно.

– Мы можем перебраться через реку по мосту в Невере, а оттуда ехать к Буржу и Ла-Рошели. Из Вандеи нам будет выйти легче всего.

– И наверное, лучше выбрать рыбачью деревушку, а не большой порт, – заметила Мари.

– Да, скорее всего. Решим ближе к побережью.

– Хорошо.

Даже когда она давала совет, Мари понимала, что командовать должен один.

– Вы взяли свои ценности?

– Да, мои бриллианты – в седельной сумке.

Покуда они говорили, подошел граф, в сапогах и при шпорах. В руке у него был кожаный мешочек, который звякнул, когда граф положил его на стол.

– Двести наполеондоров.

– У меня столько же, – сказал Хорнблауэр. – Более чем достаточно.

Подошел Феликс с седельными сумами графа и сообщил, что лошади готовы. Браун и Аннета ждали во дворе.

– Идемте, – сказал Хорнблауэр.

Прощание было горьким. Женщины плакали, хорошенькое личико Аннеты распухло от слез. Мужчины, впрочем, молчали со стоицизмом вышколенных господских слуг.

Граф протянул Феликсу руку:

– Прощай, друг мой.

Оба они были старики и понимали, что могут больше не свидеться.

Проехали по дороге к реке; словно в насмешку,