Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ) - Вудхауз Пэлем Грэнвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я? — вскричал Эд. — Чего мне с ней делать-то, когда она спирту в пиво подлить не может? Какая от нее помощь?
— А я? — вскричал и мой племянник. — Меня от Женевь-евы воротит. Не говоря уже о том, что я люблю одну Арабеллу.
— И я тебя люблю, Булстрод.
— Ну, а я — мою Жени, — прибавил Эд. Все снова помолчали.
— Выход один, — сказала Арабелла. — Идемте к шефу, подаем в отставку. Тогда все уладится. Идем, идем! Сейчас мы его увидим.
Сейчас они его не увидели, этого ни с кем не бывало, но часа через два вошли и изложили свое дело.
Президент корпорации рассердился. Глаза у него выкатились, нос обвис, как у слона, которому не дали земляного ореха. Он открыл ящик и вынул пачку бумаг.
— А это что? — спросил он. — Контракты. С подписью. Параграф 6 читали? Тогда бы вы знали, что полагается за нарушение. Нет-нет! — отдернул он бумаги, когда Арабелла к ним потянулась. — Не читайте, ночей спать не будете. Вы уж поверьте, даром это не пройдет. Мы себя защитить умеем. От нас не убежишь.
— Прикончите, что ли? — угрюмо спросил бутлегер.
Киномагнат мягко улыбнулся, но не ответил. Контракты он запер в ящик, тактику — изменил. Кто-кто, а он знал, когда махать кулаками, когда — гладить бархатной лапкой.
— Да и зачем, — отеческим тоном сказал он, — вам сейчас уходить? Картина — в работе. Вы же не бросите ее на произвол судьбы! Такие способные, прилежные люди… Такие сознательные… Вам же ясно, как важен этот фильм для студии. Мы столько от него ждем. Мы столько заплатили, в конце концов…
Он встал и прослезился, словно чувствительный тренер, убеждающий малодушную команду.
— Держитесь! — взывал он. — Не сдавайтесь! Вы можете! Подумайте о нас. Мы на вас ставим. И вы нас предадите? Нет-нет! Идите, работайте… ради старой, доброй корпорации… ради меня, в конце концов!
— Можно прочитать этот ваш параграф? — спросил Эд.
— Не надо! — взмолился шеф. — Вам же будет лучше! Арабелла печально посмотрела на Булстрода.
— Пошли, — сказала она. — Ничего не выйдет. Они ушли. Магнат вызвал секретаршу.
— Что тут творится? — спросил он. — Эти «Грешники» чего-то крутят. Трое хотят уйти. Их что, обидели?
— Ну, что вы, мистер Шнелленхамер!
— Вчера там у них кто-то кричал.
— Это Доке. Ему стало плохо. Пена пошла изо рта… Да, кричал: «Не могу! Не могу!». По-моему, от жары.
Мистер Шнелленхамер покачал головой.
— Авторы сходят с ума, не спорю, но тут что-то другое. Какое у меня заседание в пять?
— С мистером Левицким.
— Отмените. Созовите «Грешников». Я их расшевелю!
За несколько минут до пяти из тюрьмы и из колонии двигалась пестрая толпа. Здесь были молодые авторы, старые авторы и авторы средних лет; авторы в очках и авторы в усах; авторы с нервным тиком и авторы с блуждающим взглядом. «Благовонные грешники» наложили на них свою неизгладимую печать. Доплетясь до зала, они расселись на скамьях, поджидая мистера Шнелленхамера.
Булстрод сел рядом с Арабеллой. Она была тиха и печальна.
— Эд купил для свадьбы банку бриолина, — сказала она.
— Женевьева, — подхватил мой племянник, — купила сбивалку для яиц, которой можно выщипывать брови.
Арабелла резко вздохнула.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил Булстрод.
— Ничего, — отвечала Арабелла. — Мы не можем уйти, пока не поставят этот фильм, а ему нет конца. — Ее одухотворенное лицо как-то дернулось. — Я слышала, люди работали над ним десятки лет. Вот, смотри, седой человек с соломой в волосах. Это — мистер Марки, он тут с самой юности.
Пока они печально глядели друг на друга, пришел мистер Шнелленхамер и влез на трибуну. Окинув взглядом зал, он откашлялся, а потом заговорил — об Идеалах, о Служении, о Чувстве локтя, о том Духе, который непременно приведет к Победе. Только он перешел к достоинствам местного климата, когда вместе с запахом хорошей сигары в зал ворвался голос:
— Эй, вы!
Все повернулись к дверям. Там стоял мистер Левицкий.
— Что тут такое? — спросил он. — Я вас ждал, Шнелленхамер.
Магнат слез с трибуны и поспешил к своему соратнику.
— Простите, Левицкий, — сказал он, — что-то неладно с «Грешниками», надо их подбодрить. Помните, пять лет назад пришлось вызвать полицию?
— С кем-с кем неладно?
— С авторами диалогов для фильма «Благовонные грешники». Ну, мы еще пьесу купили.
— Нет.
— Что «нет»?
— Не купили пьесу. Нас обошла «Медула-Облонгага». Мистер Шнелленхамер постоял и подумал.
— Верно, — сказал он, — обошла.
— Как миленьких.
— Значит, мы фильм не ставим?
— Конечно, нет. «Медула» двенадцатый год пишет сценарий.
— Ах ты, совсем забыл!
И мистер Шнелленхамер снова взошел на трибуну.
— Господа, — сказал он, — вы свободны. Фильма не будет.
Через полчаса в буфете царило веселье. Женевьева сидела в обнимку с Эдом. Арабелла гладила руку моему племяннику. Трудно было бы найти таких счастливых людей, если не выйти и не увидеть, как бывшие авторы пляшут карманьолу вокруг чистилки для обуви.
— Что делать будете? — спрашивал добрый Эд Арабеллу и Булстрода.
— Да вот, надумал нефть поискать, — отвечал мой племянник. — А где она? Разве что у вас, волосы смазаны.
— Ха-ха! — откликнулся бутлегер.
— Хи-хи! — вторили дамы.
Словом, царило веселье, приятно посмотреть.
— Нет, серьезно, — сказал Эд, — на что жить собираетесь? Жена — это вам не кот начхал.
Арабелла взглянула на Булстрода. Булстрод взглянул на Арабеллу. Впервые за этот час тень омрачила их счастье.
— Не знаю, — отвечал мой племянник. Эд хлопнул его по плечу.
— А я знаю, — сердечно сказал он. — Будешь работать со мной. Для друга я всегда дело найду. И вообще, надо примазаться к пивному бизнесу, без помощников не обойдешься.
Глубоко растроганный Булстрод схватил его за руку.
— Эд! — воскликнул он. — Ты — настоящий человек. Завтра же покупаю пушку.
Он обнял свою невесту. Смех за стеной сменился радостными криками. Там разожгли костер, и Доке, Нокс, Февершем, мисс Уилсон, миссис Купер, Ленок, Мендельсон и Марки кидали в него «Грешников».
Мистер Шнелленхамер и мистер Левицкий, прервав 745-е совещание, чутко прислушались.
— Хорошо дать народу радость! — сказал Левицкий.
— Неплохо, — поддержал его Шнелленхамер. — Прямо как Линкольн!
Они снисходительно улыбнулись. Добрым людям приятно, когда дети развлекаются.
Пламенный морпред
Пинта Пива тяжко запыхтел.
— Вот дурак! — сказал он. — Всюду понатыканы пепельницы, а он, видите ли…
Речь шла о молодом человеке с рыбьим лицом, который недавно вышел, бросив окурок в корзинку, а та радостно вспыхнула. Пожарникам-любителям пришлось попотеть. Пиво Полегче, с высоким давлением, расстегнул воротничок; глянцевая грудь мисс Постлвейт бурно вздымалась.
Только мистер Маллинер, видимо, смотрел на произошедшее со всей терпимостью.
— Будем к нему справедливы, — заметил он, попивая горячее виски с лимоном. — Вспомним, что здесь у нас нет рояля или дорогого старинного стола, о которые нынешнее поколение тушит сигареты. Поскольку их нет, он, естественно, облюбовал корзинку. Как Мордред.
— А ктой-то? — спросил Виски с Содовой.
— Кто это? — поправила его мисс Постлвейт.
— Мой племянник. Поэт. Мордред Маллинер.
— Какое красивое имя! — вздохнула наша хозяйка.
— Как и он сам, — заверил мистер Маллинер. — И то подумать, карие глаза, тонкие черты, прекрасные зубы. Зубы в данном случае очень важны, с них все и началось.
— Он кого-то укусил?
— Нет. Он пошел их проверить — и встретил Аннабеллу.
— А ктой-то?
— Кто это? — ненавязчиво подсказала мисс Постлвейт.
— Ой, ладно! — воскликнул Виски.
Аннабелла Спрокет-Спрокет (сказал мистер Маллинер), единственная дочь сэра Мергатройда и леди Спрокет-Спрокет из Сматтеринг-холла, вошла в приемную, когда Мордред сидел там один и листал старый «Тэтлер». Увидев ее, он ощутил, что слева в груди что-то бухнуло. Журнал поплыл, потом застыл, и племянник мой понял, что влюбился.