Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот громовый ответ несколько смягчен был обещанием не делать вывода из новгородской земли, не вступаться в боярские отчины и суду оставаться по старине.
Целую неделю новгородцы думали над словами великого князя и спорили на шумных вечах. Наконец партия людей умеренных и сторонников Москвы взяла верх; отправили то же посольство сказать, что вече и посадника отлагают; только повторяли свое челобитье о вотчинах, выводе, судебных позвах в Москву и низовской службе. Ясно, что новгородское боярство, жертвуя народоправлением, хлопотало теперь единственно о своих сословных интересах. Великий князь дал согласие на эти условия. Но когда посольство попросило его присягнуть на них, он резко отказал. Послы били челом, чтобы присягнули его бояре; но также получили отказ. Они просили, чтобы присягнул будущий его наместник. И в этом отказано. Мало того, Иван Васильевич при сем задержал послов в стане на целые две недели. Очевидно, он хотел еще потомить новгородцев и довести их до совершенной покорности и полного смирения; ибо он знал, что между ними еще велика была партия ему противная, которая продолжала кричать на вечах, что надобно биться против Москвы до последнего человека.
Между тем в осажденном городе уже истощались запасы; наступал голод, а так как в нем искали убежища многие жители окрестных волостей, то от великой тесноты уже началась моровая язва. Тогда как в московском стане было довольство; не ограничиваясь сбором всевозможных запасов из ближайших областей, великий князь велел псковским купцам пригнать в свой стан большие обозы с пшеничной мукой, калачами, рыбой и с другими товарами и открыть здесь вольную торговлю.
Смятения и споры отчаянных противников Москвы с ее сторонниками не утихали; однако последние уже решительно преобладали и находили дальнейшее сопротивление невозможным. При таких обстоятельствах главный воевода новгородский кормленый князь Василий Васильевич Шуйский торжественно на вече, 28 декабря, сложил с себя присягу Новгороду; а спустя два дня, беспрепятственно выехал в Московский стан и вступил в службу великого князя. 29-го Иван позвал новгородских послов к себе, лично подтвердил помянутые условия и отпустил их в город. Но едва владыка и послы вышли от него, как их нагнали бояре и объявили, что государь требует еще волостей и сел, «понеже великим князьям нельзя без того держать свое государство на отчине своей Великом Новгороде». По поводу этого требования послы еще несколько раз ездили в Новгород и возвращались в Московский стан. Новгородцы предлагали то пограничные с Литвой Великие Луки и Ржеву Пустую с волостями, то десять волостей владычних и монастырских; но великий князь не принимал их предложения. Когда же его попросили самому назначить, то он потребовал половину всех волостей владычних и монастырских и все волости Торжковские, кому бы они ни принадлежали, т. е. владыке, монастырям, боярам или другим новгородцам. Вече согласилось и на это; только просило отобрать половину земель у шести главных монастырей (Юрьевского, Благовещенского, Аркажа, Антоньева, Никольского в Неревском конце, Михайловского на Сковородке), а иные монастыри не трогать, ибо они бедны и мало имеют земель. Великий князь соизволил на эту просьбу, а когда по его приказу составили подробный список требуемых волостей, то он оказал милость владыке и не взял у него половины земель, а отобрал из них десять лучших волостей.
Когда решен был вопрос о волостях, владыка с послами бил челом Ивану Васильевичу смиловаться над городом и облегчить осаду, в которой гибло много людей. Но великий князь не спешил исполнением этого челобитья и велел еще своим боярам говорить с посольством о ежегодной дани, которую оно предложило со всех волостей новгородских по полугривне или по семи денег с сохи. Московские бояре спросили, как велика новгородская соха и получили в ответ: «три обжи составляют соху; а обжа, когда один человек орет на одной лошади, кто орет на трех лошадях и сам третей, то выходит соха». Великий князь потребовал было по полугривне с обжи; однако потом смиловался и положил по полугривне с сохи «со всех волостей новгородских, также на Двине и в Заволочье, со всех, кто пашет землю, равно с ключников, старост и одерноватых». При сем по челобитью владыки он согласился не посылать собственных писцов и даньщиков, от которых была бы тягота крестьянам, а положиться на веру и совесть новгородцев, которые сами соберут дань и отдадут, кому будет приказано.
По окончании всех этих переговоров Иван Васильевич велел очистить для себя Ярославов двор и составить целовальную или присяжную запись для новгородцев. На ней подписался владыка и приложил свою печать, вместе с печатями от всех пяти концов. По этой записи приносили присягу великому князю те новгородские бояре, житьи и купцы, которые приезжали с челобитьем в стан на Паозерье. А 15 января пятеро московских бояр, ведших переговоры, отправлены в город, чтобы по той же целовальной грамоте привести к присяге весь Новгород. С сего дня вече уже перестало существовать; поэтому высшие классы, т. е. бояре, житьи и купцы, присягали на владычнем дворе; а по концам были посланы от великого князя его дети боярские, которые приводили к присяге черных людей. Потребовали также присяги от людей боярских и от вдовых боярынь, так как в Новгороде они пользовались значительными правами и распоряжались имуществом своих детей. Затем новгородские бояре, дети боярские и житьи били еще челом великому князю о принятии их в свою службу; на что, конечно, получили его соизволение, с обязательством доносить о всяком добре и лихе, замышляемом кем-либо из новгородцев на великого князя. Только 18 января Иван Васильевич разрешил скопившимся в городе крестьянам разойтись по своим волостям и селам, и только 29-го в четверг на масляной неделе он с братьями и боярами приехал в Новгород, чтобы отслушать обедню у св. Софьи; но опять воротился к себе на Паозерье; так как город заражен был моровою язвой. Еще около трех недель он оставался здесь, занимаясь устройством новгородских дел.
На Ярославовом дворе вместо веча теперь помещены были два великокняжеских наместника, князь Иван Стрига-Оболенский с братом Ярославом; на Софийскую сторону великий князь также назначил двух бояр (Василия Китая и Ивана Зиновьева). Эти четыре наместника должны были теперь ведать управление и суд вместо прежних посадников и тысяцких. Затем, не стесняясь только что данным помилованьем покорившимся новгородцам, великий князь велел схватить еще несколько вожаков противной ему партии из числа бояр и житьих людей и отправить их в московское заточенье,
