Крестоносцы - Режин Перну

В особо важных случаях собирали всеобщую подать: на поход короля Амори в Египет, на усиление фортификаций Иерусалима во время наступления Саладина и после Гаттинской катастрофы, фактически парализовавшей все королевство.

Гораздо позже, в Греции, мы встречаем довольно интересную практику земельных пожалований. После захвата Константинополя франками и венецианцами в 1204 г., победители назначили двадцать четыре человека распределителями земель, из них двенадцать были венецианцами, остальные — крестоносцами, которые первым делом углубились в изучение официальных документов, византийских налогового кадастра и списка земель, подлежащих обложению поземельной податью; спустя некоторое время, в Морее, двое рыцарей «взяли в свой отряд двух рассудительных греков, которые хорошо знали земли, деревни, виноградники и сервов и все то, что творится в земле, называемой Пелопоннесом», чтобы определить размер земли, предназначенной для раздачи каждому из баронов Как и в Святой Земле, в захваченной Византии крестьяне были оставлены на своих участках, более того, историк Жан Лоньон даже доказал, что некоторые владения принадлежали на совместных правах франкским баронам и знатным грекам.

Однако завоевание Византии происходило в совершенно иных условиях, чем завоевание Святой Земли Для иерусалимского королевства главным было защитить и сохранить свои земли от угрожавших им опасностей ценой неимоверных усилий, и поэтому его падение было неотвратимо.

IV. Клирики

В рядах крестоносцев часто встречались церковнослужители Еще на клермонском соборе было установлено, при соблюдении каких условий клирики могли, как и миряне, принимать крест. Для этого им требовалось разрешение вышестоящего начальства, аббата или епископа, получив которое клирик мог участвовать в вооруженном паломничестве и, как следствие, носить меч, хотя бы это и противоречило нравам его сословия. Таким образом, Церковь играла в период крестовых походов двойственную роль с одной стороны, она брала под свое покровительство имущество крестоносцев, становившееся, как и церковное добро, неприкосновенным, и ее представители — прелаты, равно как и мелкое духовенство, — активно участвовали в экспедициях. Гораздо позднее появится правило, по которому проповедники крестовых походов, прежде чем начинать проповедовать поход, побуждая слушателей принять крест, были обязаны сами принести тот же обет крестоносца.

Прелат при оружии, уже занявший свое место в героических песнях, стал реальным персонажем с появлением на сцене Адемара Монтейского и его товарищей и уже никуда не исчезал, хотя по большей части, его роль сводилась к воодушевлению бойцов, иногда в первых рядах, с реликвиями в руках, как это делал в битве при Монгизаре епископ Одеберт Вифлеемский, несший подлинный Крест.

Присутствие клириков среди крестоносцев только подчеркивало религиозный характер движения; судя по всему, их было довольно много. Некоторым, в том числе и Раймунду Ажильскому, капелану графа Тулузского, позже ставшему историографом первого крестового похода, Адемар Монтейский пожаловал сан священника по дороге в Иерусалим. Именно клирик, Петр, епископ Нарбоннский, от имени простого люда обратился в Маарре к баронам с просьбой прекратить распри и возобновить движение на Иерусалим.

Проповедование крестового похода продолжалось даже в пути. Известно, что Гильом, епископ Оранжский, на некоторое время заменивший крестоносцам умершего Адемара Монтейского и сам скончавшийся в Маарре, вместе с епископом Гренобля проповедовал крестовый поход в Генуе; и вполне возможно, что именно их проповеди побудили генуэзский флот оказать своевременную поддержку крестоносцам во время осады Иерусалима. Историки заметили, что не сохранилось ни одного упоминания о разногласиях в рядах клириков, в отличие от баронов. Более того, многие из церковнослужителей, взяв крест, позабыли о своих распрях, как, например, епископ Страсбургский Оттон, бывший до первого крестового похода сторонником антипапы Гиберта и, соответственно, противником Урбана II. Напротив, их примиренческая деятельность была особенно плодотворна — ведь предводители похода всегда примирялись перед епископами, как Боэмунд и Раймунд Сен-Жилльский после ссоры из-за Антиохии, которую они оспаривали друг у друга.

Некоторые из этих клириков свершили значительные деяния, в основном морального свойства, и одному из них, провансальскому священнику Петру Варфоломею было суждено вновь отыскать Святое копье в Антиохии. Его откровениям, правда, поставленным под сомнение его современниками, предшествовали пророчества другого священника, Стефана Валентина, объявившего 11 июня 1098 г., что помощь, увиденная им во сне, придет через пять дней. Неоднократно мы видим, как клирики поднимали моральный дух крестоносцев; когда в 1189 г. армия, ослабленная голодом и эпидемией, была уже готова снять осаду Акры, епископы Солсбери, Вероны и Фано поддержали доблесть войск и устроили сбор средств, чтобы накормить самых бедных, кто «страдал более всех». Их поступок позволил дождаться подхода подкреплений с Запада, что привело к захвату Акры.

Многие из этих клириков-крестоносцев прибыли в свите баронов в качестве капелланов, а не бойцов. Готфрид Бульонский первый подал пример, взяв в дорогу монахов, «известных своей святой жизнью», чтобы отправлять церковную службу в походе; точно так же поступил и Раймунд Сен-Жилльский.

Как только крестоносцы обосновались в Иерусалиме, возник вопрос, не является ли Святой город вотчиной Церкви и не стоит ли в таком случае передать его священникам; возможно, если бы Адемар Монтейский остался в живых, авторитет, которым он пользовался среди крестоносцев и звание папского легата, могли перевесить чашу весов в пользу Церкви. Но, как мы видели, вопрос разрешился по-другому. Тогда же один нормандский клирик, по имени Арнульф де Роол, имевший в войсках очень скверную репутацию, всячески интриговал, чтобы добиться своего назначения патриархом Иерусалимским. Ему удалось достичь желаемого, но процедура избрания была неправильной, и Пасхалий II опротестовал его, послав легата, Даимберта Пизанского. Легат поторопился низложить Арнульфа и приказал избрать себя, потребовав затем клятву верности от Готфрида Бульонского и князя Антиохийского Боэмунда.

Возможно, что Готфрид Бульонский отказался от короны, чтобы не ущемлять прав святого престола. Это право, принадлежавшее патриарху, нашло свое выражение в церемонии коронации, патриарх встречал государя у врат церкви Святого Гроба и предлагал ему поклясться защищать его и церковь; также патриарху вменялось помазать короля и ему передавать королевский сан.

Помимо патриарха, заседавшего в Иерусалиме и избиравшегося королем из кандидатов, выдвинутых канониками церкви Святого Гроба, папа Римский почти ежегодно присылал в Святую Землю своих представителей — легатов. Каждый легат имел право на белого коня и красную мантию, которые на Западе были привилегией одного папы.

В Сирии и Палестине было около ста двух епископств, и далеко не все из них процветали. Неизвестно, существовали ли многие из них перед крестовым походом; положение тех, кто существовал, — пятерых архиепископов и девяти епископов, было весьма непрочным; доходы от земельных владений, обычно кормившие церковь, собирались с большим трудом, и Церковь добилась сбора церковной десятины в свою пользу, только справившись с недовольством баронов и простых христиан, раздраженных тем, что с них взимают налоги, а с мусульман — нет.

Роль прелатов, представлявших Церковь в Святой Земле, можно оценивать по-разному. Одни, как Даимберт, слишком гордились своими полномочиями и, прежде всего, требовали их признания; другие были святыми, проникнувшимися духом Евангелия; третьи было похожи на первых и вторых, и они разрывались между молитвой и своими амбициями. Однажды противостояние первого и второго типа священников воплотилось в личности двух клириков, сыгравших важную роль в особенно критический для Иерусалима миг, ибо тогда рушилось королевство Иерусалимское. Одним был Ираклий, патриарх Святого города, назначенный на это место благодаря заступничеству Агнессы де Куртене, которая, по утверждению хронистов, «не отличалась добродетельностью, но слишком любила сеньорию (власть) и была жадна до денег»; подобно ей, Ираклий был достойным презрения скупцом. Его жизнь была полна скандалов — на улицах пальцами показывали на его любовницу, которую в народе прозвали «патриархессой». Ираклий был душой заговора, в результате которого после смерти прокаженного короля Балдуина IV, в нарушение последней воли покойного, был лишен регентства Раймунд III Триполийский, что, в свою очередь, сделало возможным коронацию сестры короля Сибиллы и выбранного ею бездарного мужа, Гвидо де Лузиньяна, несмотря на оппозицию баронов. Молва винила Ираклия и в предполагаемом отравлении человека, бывшего олицетворением совершенно иных качеств — Гильома Тирского и отстранении его, в свою пользу, от Иерусалимского патриаршества.