Крестоносцы - Режин Перну

Сам Гильом, человек, абсолютно несхожий с Ираклием, стал одним из самых величественных персонажей франкской Сирии, которой он посвятил свой исторический труд. Сын этой страны, рожденный в Палестине, возможно отпрыск французской семьи, он был представителем поколения, которое в силу своего смешанного происхождения испытало на себе влияние двух культур; хотя Гильом завершил свое воспитание на западе, где ему довелось изучать свободные искусства и каноническое право, великолепно знал французский и латынь, он также говорил, будучи коренным жителем Палестины, на греческом и арабском, он даже немного понимал древнееврейский, что было абсолютно нормальным для образованного человека, жившего в библейской земле. Гильом был каноником в Тире, когда в 1167 г. король Амори, привлеченный его блестящими дарованиями, выдвинул его на место главного декана в этом городе и предложил ему написать историю его правления. Спустя несколько лет хронисту, участвовавшему по поручению короля во многих посольствах и переговорах, Амори доверил воспитание своего сына Балдуина; Гильом обучал мальчика четыре года, с 1170 по 1174 гг., и именно тогда он составил свою «Историю деяний за морем (Historia rerum transmarinum)», один из основных источников по истории Иерусалимского королевства, с первых дней его образования до падения Иерусалима, а также, что свидетельствует о любознательности и широте кругозора автора, — «Историю деяний князей Востока» — повествование, ныне, к несчастью, утраченное, об истории арабов со времен Магомета.

Чтобы понять, как Гильом Тирский представлял свою задачу историка, достаточно прочесть один отрывок из его труда, посвященный нахождению в Антиохии Святого копья, которое должно было поднять боевой дух крестоносцев. Но обстоятельства, при которых Петр Варфоломей нашел копье, заставили крестоносцев усомниться в искренности этого провансальского священника, после чего тот решился пройти ордалию, испытание огнем, чтобы доказать свою правоту:

«Варфоломей умер несколько дней спустя, и многие говорили, что, поскольку до этого (ордалии) он был совершенно здоров и полон жизни, столь стремительная кончина была следствием испытания, и, (следовательно) свидетельствовала, что он был защитником обмана, раз нашел свою погибель в огне. Другие же, напротив, говорили, что (когда) он вышел из костра целым и невредимым, избегнув действия огня, толпа, в благочестивом исступлении бросившись на него, так напирала и давила со всех сторон, что это было единственной и истинной причиной его смерти. Таким образом, этот вопрос так и не был до конца разрешен, и (остается) покрытым великой тайной».

И это все — Гильом излагает факты, но сам не принимает ту или иную точку зрения, поскольку ни одна не кажется ему более убедительной, чем другая. Но иногда автор способен испытывать эмоции: как видно из хроники, весть о том, что его царственный воспитанник в возрасте восьми лет был поражен проказой, тут нарушило его сдержанность:

«Мы старались с заботой развивать его характер, а также научить словесности. Он же без конца играл со своими сверстниками из благородных (семей), и часто, как это бывает с детьми, когда они веселятся, они щипали друг друга за руки: все (дети) вскрикивали, чувствуя боль, но юный Балдуин переносил эти игры с необычайным спокойствием, как будто и не испытывал никакой боли. Я посчитал сначала, что это проистекает из его (природного) терпения, но вовсе не от повреждения чувствительности; я его позвал и узнал, наконец, что его правая кисть и рука нечувствительны. Это было началом и первым признаком очень тяжкой и совершенно неизлечимой болезни. Когда же он (Балдуин) достиг зрелых лет, стало ясно, о чем мы не можем вспоминать без слез, что юноша поражен проказой».

По поводу труда Гильома Тирского можно только повторить недавно высказанное суждение историка А. С. Крейя: «Его история превосходит все современные анналы, как латинские, так и арабские, по своей жизненности, энергии и информированности». Добавим: и по своей справедливости.

Когда его воспитанник в четырнадцатилетнем возрасте стал иерусалимским королем, Гильом Тирский, назначенный канцлером, и, в следующем году (1175 г.) архиепископом Тира, принял участие во всех его военных кампаниях и поддерживал все героические деяния этого подростка, подтачиваемого болезнью, которая свела его в могилу в двадцать четыре года; за свою жизнь Балдуин не только смог одержать верх в боях с перегруппированными и объединенными под предводительством Саладина мусульманскими силами, но и противостоять интригам королевы матери, его дяди Жослена де Куртене, патриарха Ираклия и вероломного магистра ордена тамплиеров Жерара де Ридфора, приведших, в конце концов, к падению королевства. И, независимо от того, каковы были причины смерти короля и его учителя архиепископа Тирского, приятно сознавать, что они умерли, не увидев сражения при Гаттине, которое повлекло за собой потерю Святого города и свело на нет все победы прокаженного короля (часто одержанные в совершенно безнадежных условиях — в битве при Монгизаре 500 рыцарей Балдуина победили 30-тысячную армию Саладина).

Урбан II, отправляя поход, надеялся также восстановить связь между восточной и западной церквами, разорванную со времен схизмы 1054 г., когда византийцы прекратили все отношения с римским престолом. Однако эти его надежды потерпели крах; если и были предприняты определенные попытки сближения, если даже некоторые группы, как марониты, вернулись в лоно римской церкви, то многочисленные конференции, на которых стремились положить конец церковным распрям Запада и Востока, не привели ни к какому практическому результату.

Когда в 1204 г. крестоносцы захватят Константинополь, будут предприняты шаги к примирению, и в 1205–1206 гг. папский легат Бенедикт из церкви Св. Сюзанны и греческий священник из южной Италии, Николай Отрантский постараются разрешить все спорные вопросы. Но эти попытки осуществлялись в неблагоприятных условиях, так как западноевропейцы только что завоевали византийскую империю и престол патриарха, поэтому разногласия религиозного характера усиливались ненавистью побежденных к победителям, захватчикам.

Позднее были вновь начаты переговоры, в 1213 г., но они закончились еще хуже, ибо их вел знаменитый легат Пелагий, нрава вспыльчивого и авторитарного — ведь именно из-за него спустя несколько лет провалится поход против Дамиетты и Египта — который не придумал ничего лучшего, как применить строгие меры против схизматиков: греческое духовенство в своем большинстве бежало в Никею, где присоединилось к «оппозиции», которая сплотилась вокруг Феодора Ласкаря, продолжавшего борьбу с латинскими императорами. Вскоре и венецианец, Томмазо Морозини, избранный патриархом западноевропейскими канониками собора Св. Софии, заменившими греческое духовенство, изо всех сил стал противодействовать папе, стремившемуся к унии. И несмотря на это, в стенах церкви Св. Софии, ставшей кафедральным собором Константинополя, продолжали сосуществовать два ритуала — латинский и греческий, мелкое греческое духовенство в основном спокойно оставалось на своих местах, и даже специальный устав позволял монахам горы Афоса продолжать жизнь в молитвах и покаянии. Но все надежды на унию не имели будущего: объявление об унии двух Церквей на Лионском соборе в 1274 г., переговоры о возвращении греческой Церкви принесут свои плоды только двумя столетиями позже, в понтификат Евгения IV, на Флорентийском соборе в 1439 г., когда натиск ислама станет настолько угрожающим, что сам византийский император почувствует, правда, слишком поздно, необходимость в объединении христианского мира; но даже тогда далеко не все его подданные последуют за ним.

Напротив, крестовые походы привели к установлению отношений религиозного характера между Западом и завоеванным Востоком. Побратимство, которое в наше время связывает один город с другим, в XII в. объединяло церкви, о чем свидетельствует письмо епископа Вифлеемского Ансельма, направленное в Реймсское епископство (между 1132–1146 гг.):

«Из ваших писем мы узнали о вашем желании духовно соединиться со славной церковью Рождества Господа Нашего, и мы рады единению с вами, как братьями на молитве Св. Реймсской церкви. По вашему милосердному желанию мы решили, что ваши благочестивые посланцы примут участие в торжественном богослужении в Вифлеемской церкви. Тот прекрасный псалтырь, который вы нам прислали в дар, будет залогом этого святого единства».

Эти активные сношения между христианскими мирами Запада и Востока с самого начала сопровождались основанием церковных строений, о которых в нашей стране, равно как в Сирии и Палестине, сохранилась память. Видно, как во Франции сразу увеличилось количество церквей, посвященных Святому Гробу, начиная с таких базилик, как Неви-Сен-Сепулькр и заканчивая крошечными капеллами, как в Пейролле, в Провансе. Сам Петр Отшельник первым, вернувшись на Запад, ушел в монастырь Невмутье, построенный тогда около Уи и подчиненный церкви Святого Гроба.