Один год из жизни Блюхера - Давид Алексеев

Прощались весело, с шутками.

— Готовь столы, Васильич, вот-вот пожалуем.

С рассветом авангардные части начали подготовку к броску на север вдоль Белой. За два дневных перехода они должны были выйти в район Богоявленского завода. Решив провести этот маневр с максимальной скрытностью, главком поставил отряду Павлищева особую задачу.

Уральцы первыми выступили на Макарово, но не свернули вправо, а направились дальше, на запад тем же Стерлитамакским трактом. Этим создавалась видимость, что и вся армия пойдет, нацелившись на Стерлитамак.

Позднее такую же задачу получили и казаки-верхнеуральцы во главе с Иваном Кашириным. В атаках Каширин всегда был первым. Не утерпел и теперь, сразу вырвался вперед. Перед лавой красных конников враг не устоял. Преследуя бегущих, каширинцы подлетели к мосту через Белую. И прошлись на рысях по окраинным улицам Стерлитамака. Велик был соблазн объявить и во всем городе себя хозяевами положения.

Прежде, быть может, и сосвоевольничал бы Каширин. Сейчас — не то. Переборол себя и сделал точно то, что приказывал главком — посеял панику в рядах вражеского гарнизона и отскочил обратно, к Петровскому. Но хватило и этого. Белогвардейцы посчитали налет красной конницы за начало общего наступления партизан на Стерлитамак и все внимание обратили именно на этот район.

Убедившись, что враг окончательно растерял свою атакующую спесь и живет заботами лишь об удержании Стерлитамака, Блюхер распорядился, чтобы к Павлищеву и Ивану Каширину подкрепления больше не спешили. Полк за полком, обоз за обозом еще до Петровского сворачивали с тракта круто вправо, на Богоявленский проселок. Это позволило главным партизанским силам почти на целую неделю оторваться от противника, выйти из-под его ударов.

13 августа защитники столицы Красной Усольской, их матери, жены, дети принимали в своем заводском поселке партизан армии Блюхера. Над зданием ревкома билось на ветру алое полотнище. Кумачевые стяги пылали на домах, пламенели над головами рабочих. Командиры и бойцы отвечали на приветствия крепкими объятиями, благодарили женщин за хлеб-соль. Казалось, настал уже долгожданный день встречи с родными красными войсками, со всей непокоренной Республикой Советов.

Днем 14 августа Блюхер созвал Военный совет, на который были приглашены и командиры отрядов Богоявленско-Архангельского района. Калмыков сразу же заявил о готовности всех боевиков влиться в ряды Сводного Уральского отряда и идти с ним на соединение с Красной Армией. Совет, однако, от окончательного решения воздержался, счел необходимым послушать, что скажут по этому поводу сами боевики и члены их семей.

При обсуждении маршрута дальнейшего движения Калмыков высказался так:

— Сил теперь много. Бойцы обстреляны. Надо ударить на Уфу!

Иван Каширин поддержал его:

— Правильно! Я пойду с конницей в авангарде. Зададим белякам перцу. Будем в Уфе!

Эти выступления не были бравадой. Гарнизон Уфы в то время состоял из наспех сколоченных частей, которые вобрали в себя насильно мобилизованных крестьян губернии, и своею численностью особо не пугал. Успех в проведении Уфимской операции был возможен, но Блюхер мыслил трезво.

— Хорошо, — сказал, — допустим, возьмем Уфу. А удержим ее одни? Нет. Значит, только силы, время потеряем и к своим не теми уже войдем. Нет, товарищи, не можем, не должны прельщаться захватом Уфы. И в военно-тактическом, и в политическом отношении для нас наиболее выгоден путь движения к станции Иглино и далее на север.

Совет принял аргументацию главкома.

Вечером, когда солнце, повиснув за Белой, шло на покой, застучала бита по древней чугунной доске. Ревком созывал общий сход. Со всех концов поселка потянулись люди к поселковому саду. Меж картузов пожилых рабочих и кудлатых голов парней мелькали веселые девичьи полушалки, степенно плыли бабьи платки.

В назначенный срок на крыльцо особняка директорского дома, где размещался ревком, вышли Блюхер, Калмыков, Каширин, Томин. Разговоры смолкли. Калмыков кликнул молодым:

— А ну, други мои, кати вон ту бочку… Так переворачивай. Трибуна ладная. С нее далеко слышно будет. А к этим двум фонарям факелов не мешало б добавить. Тащи и их ребята.

Наведя порядок, Михаил Васильевич обратился к народу:

— Решать будем, боевики, оставаться нам или уходить с отрядами Блюхера.

— Сам-то как считаешь? — выкрикнули из темноты.

— Кто в силах держать оружие, должен идти. Объединимся — победим, нет — пропадем ни за грош.

— А куда идти-то?

— Об этом вам скажет товарищ Блюхер. Слово ему.

Блюхер говорил взволнованно, но внятно, чеканя каждое слово. Обрисовал обстановку, сложившуюся на Урале и в Республике, разъяснил, во имя чего решили его отряды продолжать борьбу против белогвардейцев в одних рядах с Красной Армией.

— Только где и когда именно встретимся с нашими, — признался Блюхер, — указать пока не могу. Но мы пробьемся, чего бы это ни стоило. Пробьемся, потому что нам дороги интересы рабочих и крестьян всей России, дорога Советская власть. Верю, и вы, друзья, не уйдете от борьбы в эти суровые дни. Вы были героями и будете ими до конца!

Выступил с горячей речью молодой боевик Костя Калашников. За немедленное присоединение к отрядам Блюхера высказались и другие ораторы.

— А теперь полчаса на обговоры, — объявил Калмыков. — Уходить будем без семей. Не спасаться пойдем — воевать! Я вот тоже оставляю в поселке мать, жену и двух сестер с ребятишками. Лихо им, знаю, придется, но иначе нельзя. Так что идите, товарищи, решайте, советуйтесь.

Помявшись, люди начали расходиться. Михаил Васильевич спрыгнул с бочки-трибуны и присел рядом с Блюхером на ступень крыльца. Было не до разговоров. Молчали, дымили самосадом. Не по одной цигарке выкурили.

А для тех, что вели в глубине сада торопливые речи, эти полчаса показались мигом. Снова вспыхнули факелы и опять выросла на трибуне могучая фигура председателя:

— Будем или нет обсуждать дальше?

— Хватит. Что время тянуть!

— Верно. Все пойдем за Советы!

— Тогда голосую. Дай света поболе, факельщики!

…Сад быстро пустел. Бойцы до утра были отпущены по домам. Командиров дела службы позвали куда раньше. С рассветом засели в штабе утрясать списки, создавать роты и батальоны.

Состоял Богоявленский полк из двух батальонов, семи рот, двух конных сотен, двух пулеметных команд и батареи горных орудий. Штыков было 1074, сабель — 180, пулеметов — 13 и 2 горных орудия при 80 снарядах..

Организовали еще один полк — Архангельский рабочий. Командование им принял Владимир Данберг. Архангельцы дали армии Блюхера 650 бойцов пехотинцев, 250 кавалеристов и 6 пулеметных расчетов и вместе с передовыми ее частями покинули родной поселок, взяв курс к берегам Инзера и Сима.

Лишь много позже Николай Ильич Подвойский и члены Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии узнали о рождении 16 августа 1918 года в глубоком вражеском тылу двух новых советских полков.

19 августа командир белогвардейской 3-й Оренбургской дивизии полковник Колесников, убедившись, что налеты конных разъездов на группу прикрытия калмыковцев малоэффективны, ввел в действие главные силы, поставив им задачу с ходу переправиться на правый берег реки Зилим, где только-только развернулись для обороны стрелковые роты Богоявленского полка.

Спасли партизан пулеметчики. Зилим — не река, речушка, но берега его круты, труднодоступны. Учтя это, Константин Жеребов, Павел Маслов и Михаил Дублистов умело расположили на более высоком правом берегу свои пулеметы и заранее пристреляли все левобережные спуски к воде.

Неудача озлобила врага. Колесников, придержав на месте пехоту и конницу, пустил в ход орудия и бомбометы. Более часа на линии окопов богоявленцев рвались тяжелые фугасы. Зажигательные снаряды летели дальше, на дома мирных жителей. Деревня Зилим запылала. За время боев (а они не стихали здесь до 22 августа) все пятьсот ее дворов сгорели дотла.

«Н-да, вот и вышли на оперативный простор. Тут ведь и мышление (оперативное требуется, — размышлял главком. — Не полком, не отрядом, а, считай, целой дивизией управлять надо. Голову есть над чем поломать». Тревожное донесение от Калмыкова встревожило Блюхера.

Район, куда втянулись партизаны, представлялся Василию Константиновичу огромным мешком с непроницаемыми стенками. Случись что — влево не кинешься. Там широченная Белая. И вправо маневра не сделаешь — подступили вплотную крутые горные отроги. Впереди — бурный многоводный Сим. Мостов нет — сожжены, разрушены. Части Павлищева и Ивана Каширина ни вплавь, ни в брод переправиться пока не могут, всюду натыкаются на ураганный огонь. А теперь вот и с тыла пошли терзать. Блюхер схватил фуражку, затянул ремнями кожанку и зло проговорил: