Внешняя политика России в условиях глобальной неопределенности. Монография - Коллектив авторов

Глава 3

Новые акторы и факторы дестабилизации международных отношений

В.С. Ачкасов

® Ачкасов В.С., 2015

Сегодня широко распространено представление, что утверждение мирового порядка, отвечающего императивам XXI века, предполагает существенное изменение состава, функций и ролей акторов международных отношений. Глобализация «вывела» на международную арену целую группу новых действующих лиц (международные финансовые институты, экологические, правозащитные и антиглобалистские организации, транснациональные мигранты, религиозные движения, террористические сети, преступные объединения, исследовательские и внедренческие центры и многие другие) весьма различных, а зачастую и противоположных по своим интересам и целям, что делает традиционную дипломатию лишь одним из многих каналов международного общения и механизмов урегулирования спорных проблем.

В то же время, трансформация и последующее разрушение биполярной системы международных отношений стали своего рода детонаторами многих новых и «старых», до того латентных конфликтов. Э.Вайнер даже утверждает, что «этнический конфликт заменил «холодную войну» в качестве наиболее взрывоопасной проблемы в мире».[64] Действительно, именно в последние двадцать лет этнические и этноконфессиональные конфликты стали особенно масштабными и жестокими. Исследователи из Стэнфордского университета Дж. Фирон и Д.Лэйтин подсчитали, что «ежегодно в мире начинается в среднем два-три новых конфликта, большая часть которых может считаться внутренними «этническими войнами». С 1992 года более трети государств мира столкнулись с внутренними конфликтами, большинство из которых, кроме прочих, имеет этнические причины. Примерно в половине подобных случаев оппозиционеры… выступали за отделение своего этнического региона от государства».[65] По другим данным, представленным Международным институтом мира в Осло (PRIO), две трети войн на рубеже XX–XXI вв. были облечены в форму межэтнических и межконфессиональных конфликтов. Характерно, что большинство этих конфликтов не разрешено до сих пор. Именно эти обстоятельства привлекли пристальное внимание мировой научной и политической общественности к этническому и националистическому насилию как поразительному симптому «нового мирового беспорядка» (Р.Брубейкер)

Полиэтничность представляет собой самый значимый вид многообразия в современном мире. В крупных государствах мира сегодня проживает от 50 до 200 разных этнических общностей, в современной России их более ста. Это актуализирует ценность этнокультурного многообразия и опыт мирного сосуществования этнических групп. Однако рост значимости этничности одновременно, как правило, приводит к усилению этноцентризма, который чреват негативными последствиями для любого социума. Он усиливает, гипертрофирует и абсолютизирует различия между «своими» и «чужими», что почти неизбежно приводит к всплеску межэтнической розни. Поэтому преодоление или нейтрализация этого фактора является одним из важнейших условий сохранения национального единства. И далеко не все суверенные государства успешно справляются с решением данной проблемы.

В мире продолжается борьба за национальное самоопределение, так, на конец первого десятилетия нового века в 18 странах имели место масштабные вооруженные конфликты, связанные с борьбой этнополитических групп за собственную государственность.[66] Появляются и новые «самопровозглашенные» государства – несмотря на то, что международное сообщество в лице государств – членов ООН, как правило, противодействует этому процессу. «Официальные ценности и идеология национальных государств, доминирующих в мире, являются демократическими и уравнительными, но сегодняшний мир фактически более дифференцирован, чем в 1500 году, – отмечает британский историк Доминик Ливен. Никогда еще политическая идеология и реальность не были столь несовместимыми. Трудно представить себе, что это не оказывает влияния на международную политическую стабильность».[67]

В то же время, все чаще происходит интернационализация внутригосударственных региональных этнических и этнополитических конфликтов, «в силу проблематизации внутринациональной гегемонии» государств, то есть растет степень глобализации, как влияния самих конфликтов, так и внешнего вмешательства в них. Экспертами ныне все чаще отмечается «устойчивая тенденция подчеркивания роли и значимости «негосударственных» субъектов, как источника конфликтности в международных и, прежде всего, в транснациональных отношениях. Это можно назвать новым явлением. Объяснить его можно тем фактом, что в XX веке международное сообщество в целом и отдельные государства в частности придавали подобным конфликтам гораздо меньшее значение, полагая, что основой международного мира является стабильность межгосударственных отношений, а внутригражданский конфликтный потенциал может быть устранен в пределах государственных границ без вмешательства извне. Более того, суверенные государства решительно отстаивали свое право на невмешательство во внутренние дела, отвергая посредничество и помощь международных, в том числе региональных, организаций или стран посредников».[68]

Это обусловлено, в том числе и огромным дестабилизирующим потенциалом этнополитических конфликтов, в который теперь могут быть втянуты не только соседние государства, но и другие международные акторы. Т.Гарр вычленяет четыре основных способа их интернационализации:

• создание международных условий, которые способствуют мобилизации этнических групп;

• создание условий, которые стимулируют политические режимы в различных странах реализовать политику, приводящую к обострению отношений между различными этническими общинами;

• организационная помощь, а также предоставление убежища соперничающим сторонам;

• организация посредничества и переговоров в урегулировании споров.[69]

К этому, как представляется, необходимо добавить:

• применение к участникам конфликта экономических, торговых, финансовых или политических санкций;

• международную миротворческую деятельность, в том числе военную («гуманитарные интервенции»), которая в последние годы является приоритетным направлением внешней политики ряда ведущих государств мира.

Так, появление международного терроризма как фактора глобальной политики привело к переоценке одного из важнейших принципов международных отношений – принципа невмешательства во внутренние дела суверенных государств. Внутренние дела отдельного государства становятся объектом пристального интереса международного сообщества, или отдельных стран – лидеров современного мира не столько с точки зрения положения с правами человека в этом государстве, сколько с точки зрения наличия или отсутствия террористических угроз, исходящих от данного государства внешнему миру и/или странам Запада.

Миротворчество сегодня основывается на целой системе способов урегулирования конфликтов, оно выступает одновременно и как политический процесс по согласованию и взаимодействию интересов политических субъектов, и как дипломатическая деятельность, и как форма вмешательства в дела отдельных государств, и как разновидность военных действий, форм вооруженной борьбы. Поэтому не случайно то, что в течение первого десятилетия после окончания «холодной войны» в мире было предпринято столько же гуманитарных интервенций, сколько за тридцать лет, предшествовавших 1991 году.[70]

Однако, операции «по поддержанию мира», как и другие формы международного вмешательства, крайне редко приводят к разрешению этнополитических конфликтов, поскольку, во многих случаях эти действия «не базируется изначально и исключительно на справедливой и трезвой оценке легитимности позиций, интересов и поведения сторон и нужд затронутого (гражданского) населения, а на факторах соперничества крупных держав, стратегических альянсов, влияния лоббистских групп и внимания со стороны глобальных СМИ. Очевидные примеры – это то, как ООН, ЕС и ключевые державы реагировали на сецессионные движения в Косово, Чечне, Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе».[71] Политика «двойных стандартов» и «демонстративный правовой нигилизм членов «ядерного клуба» нередко заставляет мировую общественность воспринимать миротворческие миссии в качестве инструмента защиты экономических и политических интересов влиятельных держав или транснациональных корпораций, а не людей – жертв насилия и катастроф».[72] Действительно, на практике невозможно точно определить цели вмешательства «третьих сторон» в тот или иной конфликт, т. е. невозможно однозначно утверждать, что «третья сторона», вмешиваясь в конфликт, преследует исключительно свои национальные интересы или, напротив, абсолютно беспристрастно стремится его разрешить, во имя достижения мира. Более того, нередко исследователями утверждается, что в современном глобальном мире, «даже в тех случаях, когда непосредственная заинтересованность великих держав в разрешении того или иного конфликта крайне мала, для того, чтобы вступить в действие им требуется «изобрести» собственные национальные интересы в зоне конфликта и убедить общественность в важности их вмешательства».[73]