Внешняя политика России в условиях глобальной неопределенности. Монография - Коллектив авторов

Так, приверженцы «теории управляемого конфликта (управляемой напряженности)» считают, что динамика этнополитического конфликта, а также перспективы его урегулирования могут зависеть не только от его непосредственных участников. В него могут быть вовлечены государства и другие акторы, способные управлять таким конфликтом извне в своих геополитических интересах. По мнению ряда исследователей: «Всплеск конфликтов, вызванный крушением блоковой системы, связан, прежде всего с борьбой за власть, влияние и ресурсы. Причем эта борьба оказалась далеко не внутренним делом этнических групп, а имела – особенно в случае с Советским Союзом и Югославией – могущественных внешних интересантов. Именно поэтому конфликты, связанные с переформатированием политической карты мира по этническим границам, следует рассматривать как этнополитические. В этих конфликтах этническая составляющая умело эксплуатируется конкретными группами как внутри страны, так и за ее пределами для реализации прагматических интересов: власть, ресурсы, финансовые потоки и т. д.».[74] Сегодня «государства борются друг с другом зачастую не открыто и прямо, но с помощью неофициальной поддержки «освободительных движений» и др., – отмечает Г.Шлее.[75] Так, следует иметь ввиду, что границы между «своими» и «чужими» могут устанавливаться не только изнутри «сообщества-Мы», но и извне. Как отмечают Р.Брубейкер и Ф.Купер есть «один ключевой тип внешней идентификации, который не имеет соответствия в области самоидентификации: (это) формализованные, кодифицированные объективированные системы категоризации, созданные мощными институтами власти».[76] Так, в случае конструирования границ между «своими» и «чужими» извне могут приниматься «те политические решения, в результате которых возникают обозначенные на карте границы». Это, прежде всего, демаркация и титуализация («официальное закрепление названия того территориального пространства, которое находится в пределах демаркированных границ»).[77] Внешние политические акторы могут тиражировать название демаркированного пространства и подтверждать их политический статус, посредством наименования их официальных структур, закрепляя, таким образом, название и новый статус на международном уровне и в массовом сознании.

Таким образом, внешняя управляющая сторона/стороны может использовать свой потенциал либо для разрешения этнополитического конфликта, либо для сохранения status-quo, либо, напротив, для поддержания его в напряженности в своих интересах. Так, уже в 1990-е годы стала очевидной связь между внутригосударственными этническими и иными конфликтами и противоборством держав различного геополитического статуса за сферы влияния. Этнополитические конфликты на Балканах и постсоветском Кавказе продемонстрировали эту связь во всей полноте. Так, «внешний фактор, проявлялся на Балканах в разных формах. Это были и дипломатическая активность, и блокады, эмбарго и санкции и посредничество, и военное вмешательство. Единственное, что оставалось неизменным, – это поддержка лишь одной стороны конфликта, причем ни разу с 1991 года Запад не выступил на стороне сербов».[78]

«Геополитический фактор стал широко использоваться конфликтующими сторонами как инструмент в достижении своих целей в конфликтах и расширении базы конфликтов. Если еще несколько десятилетий назад этнические меньшинства могли рассчитывать не более чем на поддержку своих соплеменников в соседних государствах, то в современном мире это, прежде всего, – обращение к тем международным силам, которые могли бы быть заинтересованы в установлении своего геополитического влияния в регионе конфликта. Особенно отчетливо это проявляется в конфликтах, в основе которых лежит требование сецессии: ведь сецессия, если таковая состоится, сразу же создает новых субъектов международного права и меняет международную ситуацию, по крайней мере, на региональном уровне».[79]

Более того, в прошедшее десятилетие стало ясно, что наиболее острые этнополитические конфликты возникли именно в регионах «геополитических разломов», в зонах так называемого «межцивилизационного взаимодействия» и стали звеном, в борьбе за утверждение «нового мирового порядка». Балканы, Кавказ в целом и российский Северный Кавказ, в частности, вовлечены в масштабную геополитическую трансформацию мира. Именно поэтому серьезно возросло внимание и политическая активность в названных регионах США и стран Европейского Союза, одновременно ускорился процесс вытеснения России с этого геополитического пространства, частности до минимума сократилось ее влияние на процессы урегулирования конфликтов на территории бывшей Югославии.

После распада СССР и краха биполярной системы резко возросла геополитическая значимость и черноморского региона, оказавшегося на пересечении сразу двух «геополитических проектов» – «Большой Европы» и «Большого Ближнего Востока». Поэтому в последние годы не только Балканы, но и Кавказ (и шире весь черноморский регион) превратились в регион острого соперничества между Россией, считающей Черноморье зоной своих жизненных интересов, и США со странами Евросоюза, стремящимися включить государства региона в сферу своего влияния. Соперничество в регионе усугубляется тем, что через многие страны, прилегающие к Черному морю, как планируется, будет осуществляться транзит энергоносителей в обход территории России, а это означает, что геополитический район приобретает особую важность и с точки зрения обеспечения энергетической безопасности Запада.

Идеальной моделью для иллюстрации теории «управляемого конфликта» является ситуация вокруг Нагорного Карабаха. Так, в нагорнокарабахский конфликт, помимо Армении, Азербайджана и собственно Карабаха, вовлечены – великие региональные державы – Турция, Россия (в меньшей степени Иран), сверхдержава – США и, в несколько меньшей степени, Евросоюз. При этом, как уже отмечено, каждый из внешних акторов стремится управлять конфликтом в своих национальных интересах. Так, например, Россия, во имя обеспечения влияния в Закавказье/Южном Кавказе, стремится сохранить роль посредника в этом конфликте между Арменией и Азербайджаном, поддерживая отношения и с теми, и с другими, что, зачастую, вызывает недовольство и в той, и в другой стране. Турция же совершенно определенно заняла позицию союзника Азербайджана в этом конфликте, не только в силу конфессиональной и культурной близости с ним, но и потому, что политическая элита Турции не желает признавать геноцид армян в Османской империи в годы Первой мировой войны, что является важнейшим предварительным условием армяно-турецкого примирения.

В свою очередь, поддержание нестабильности вокруг Нагорного Карабаха является частью стратегии США по сохранению политической изоляции Ирана. И поскольку в последнее время помимо Армении, поддерживать более тесные связи с Ираном стала и Турция, что снизило эффективность экономических санкций в отношении Ирана, постольку США выгодно поддерживать напряженность в отношениях между Арменией и Турцией, а также Арменией и союзником Турции – Азербайджаном. Это, в свою очередь, мешает России эффективно выполнять функции посредника – медиатора в армяно-азербайджанском конфликте. Соответственно поддержание напряженности вокруг Нагорного Карабаха мешает налаживанию конструктивного диалога между Арменией и Азербайджаном, а значит и Турцией, что, в свою очередь, не позволяет Ирану договориться соседями и преодолеть экономические санкции США и стран ЕС. Поэтому эксперты прогнозируют, что в среднесрочной перспективе армяно-азербайджанский конфликт будет оставаться «в фазе отсутствия вооруженного противоборства и вялотекущего переговорного процесса без перспективы урегулирования конфликта».[80]

В то же время, именно «внешние центры до определенной степени создают гарантии существования постсоветских непризнанных или полу признанных государств, – справедливо отмечает Е.Мелешкина. Во-первых, «в нарушении status quo объективно не заинтересовано международное сообщество, поскольку любое решение проблемы непризнанных государств несет в себе угрозу обострения международной напряженности и ставит под вопрос универсальность международных норм и правил».

Во-вторых, «консервация status quo на определенном этапе объективно выгодна и странам, в состав которых формально входят данные территории. Одна из причин этого – возможность создавать благодаря их наличию консолидирующий нацию образ врага. Помимо этого реинтеграция несет в себе опасность обострения внутренних проблем, связанных с усложнением межнациональных отношений, конкуренцией на политическом уровне и т. п.».[81]