Большая Сплетня - Светлана Успенская

Как узнать, тот ли это Галактионов или нет? Имя и отчество председателя совета директоров мне ни о чем не говорили. Ведь в то время, когда мы знались, приятель Игоря свободно обходился без всякого отчества, попросту отзываясь на имя Витек.

Отвратительный тип, между нами говоря… Меня он не отличал от бетонной стенки, даже имени не удосужился запомнить. «Эта… как ее, — однажды сказал Ромшину, — такая страшненька… Как думаешь, она даст мне скатать курсовую по мировой экономике?» — «Она не только «мировую» тебе даст, — глумливо усмехнулся тот, — но и просто даст… И будет счастлива!» Они довольно расхохотались, даже не подозревая, что мне прекрасно слышен их разговор. Конечно, Игорьку я простила его свинство, он часто выглядит таким болваном, особенно когда перед кем–то старательно заискивает, но Витьку подобного глумления я извинить не могла.

И поэтому, когда он обратился ко мне с вопросом о курсовой, тревожно захлопала глазами, как курица подрезанным крылом.

— Конечно, Витя, — пролепетала, умело зарумянившись. Пар девичьего смущения зримо клубился над моей головой. — Но только…

А тот нависал сверху, как коршун над распластанной жертвой.

— Надеюсь, вечером ты свободна? — осведомился, искренне полагая, что одним только вопросом он делает меня счастливой. — Посидим в кафе, там и отдашь мне курсовую… Я вроде как тебя приглашаю. Лады?

Я так бурно закивала, что его сомнения в искренности моего очевидного счастья быстро развеялись.

После разговора я зашла на кафедру, где находился список студентов, прикрепленных к преподавателям. Нашла в списке Галактионова. Напротив него значился Бучанов, профессор, большой умница, автор фундаментального учебника по соответствующей дисциплине…

На курсовую для своего внезапного поклонника я потратила примерно четыре часа. Уложилась аккурат до вечернего свидания. Прилежно отпечатала текст двумя пальцами, слово в слово. Чтобы Витек, не дай бог, не вздумал изучать его, отвлекшись от нашей долгожданной встречи, — распечатала, подготовила обложку, сшила листы.

Увы, свидание не принесло мне большой радости… Впрочем, как и тому, кто мне его навязал!

Витек нелюбопытно пролистал курсовую, недовольно заметил:

— Что–то больно тонкая!

— Зато какой текст! — пролепетала я, изображая волнение, преданность и трепетное девичье ожидание. — Каждое слово на вес золота, истина в последней инстанции! Уж это–то я гарантирую…

Отложив курсовую, Витек окинул скучающим взглядом студенческое кафе. На его лице крупными буквами было написано: он ищет способ отделаться от меня, в ослеплении повышенного самомнения даже не подозревая, что я тоже мечтаю об этом. Потом разглядел какую–то малознакомую компанию, под благовидным предлогом прилип к ней, после чего я сочла за благо незаметно удалиться, обойдясь без утомительных прощальных церемоний. Вероятно, он решил, что я, разобидевшись, ушла, но на это ему было наплевать. Как, впрочем, и мне.

На зачете по мировой экономике Витек выглядел уверенным и спокойным. Его курсовая покоилась на столе перед Бучановым. По нетронутости девственных страниц я поняла, что скабрезная рука Витька даже не касалась священного текста. Никто не притрагивался к этим листам — кроме меня и преподавателя, коему сей труд предназначался и посвящался. Впрочем, тому для полного счастья хватило бы и одного абзаца…

— А вас, Галактионов, я благодарю за проделанную работу, — ехидно проговорил профессор, возвращая студенту его, то есть мой, труд. — Польщен вниманием к своему учебнику, из которого вы трудолюбиво перепечатали целых три главы, побоявшись изменить даже запятую. Но только стоило ли стараться? Придете ко мне после сессии вместе с новой курсовой. И надеюсь, в следующий раз вы избавите меня от необходимости изучать мой собственный учебник!

Витек, чье лицо приняло недоумевающее выражение, удалился несолоно хлебавши.

Конечно, при содействии своего влиятельного отца, который не только протолкнул его в институт, но и старательно пропихивал через петлистые коридоры высшего образования, он выкрутился из этой ситуации.

Но я осталась довольна.

Есть ли что–либо слаще мести? Только ненависть.

Прилежно строчу отчет. Одна мысль не дает покоя — интересно, кто этот человек, присмотревший для себя «Стандард Ойл»? Кто он, поклонник бройлерных цыплят, вскормленных на отборном земляном зерне? И почему нужно скрывать от Эльзы тот факт, что кто–то вплотную заинтересовался компанией? Разве у нас в стране не дозволяется кушать упитанных птичек? Наверное, кто–то могущественный имеет свои виды на нефтяного бройлера, однако перед покупкой не желает увеличивать ажиотажный спрос на бумаги компании, и отсюда — тишина, могильное спокойствие в прессе и благостное затишье на сегодняшних торгах. Объем сделок не превышает обычных показаний. Акции незначительно растут в цене.

Но кто этот «кто–то»? Новый клиент? До сих пор у нас в клиентах не было бизнес–акул, которые хавали бы полумиллиардные компании, не подавившись или, по крайней мере, не разрезав жирные ломти на удобоваримые куски. Неужели Фирозов старается для одного из своих друзей? Для кого, интересно?

Не для себя же!

Сдается мне, и не для Эльзы. Иначе отчего смущенный ускользающий взгляд, просьба о молчании…

Тогда для кого? Для кого трудится этот бледный полудохлый червяк, загнанный в укромную норку, но не оставляющий надежды вернуть себе былое положение? Хорошо бы выяснить…

Игорь озабочен только одним.

— Ну как? — спрашивает.

— Что — как?

— Тебе удалось поговорить с ней?

— Слушай, у меня куча проблем…

— Мне бы твою кучу! — Раздражение на лице и в голосе.

Почва уходит у него из–под ног. Большая Сплетня, так хорошо начавшая самостоятельный путь по чужим устам, чадит, гаснет, тухнет.

— Понимаешь, Фирозов нагрузил меня по самую маковку.

— Чем?

— Да так…

— Ну мне–то ты можешь сказать! Своему другу!

— Только два слова: «Стандард Ойл».

Но ему это ни о чем не говорит. Игорь пожимает плечами:

— Кажется, в «Стандарде» мой однокашник работает…

— Кто это? — с замиранием сердца спрашиваю я. — Я его знаю?

— Витек Галактионов. Помнишь его? Такой смазливый…

— Конечно, помню! Я еще давала ему списать курсовую по мировой экономике, а он ее завалил… Неужели Витек работает в «Стандард Ойл»? Вот не знала!

Быстро соображаю, что может получиться из этого знакомства и как завязать многоходовую обоюдовыгодную комбинацию. Хорошо, если Ромшин свяжется с Витьком, уговорит его встретиться, чтобы, так сказать, вспомнить былое, а потом… Конечно, не сообщать ему о заинтересованности… Полюбопытствовать мимоходом, как обстоят дела в компании. Глядишь, и всплывет что–нибудь такое, чего не нароешь в официальных публикациях!

— Ну так как насчет нее?

Он думает только о Леди Ди, только о ней! А то, что мы лежим в одной кровати, неумолимо разделенные смятым одеялом на две разнополые половины — это ерунда, плевать! Только небольшой эпизод, рядовой эпизод Большой Сплетни…

Не торопись, дурашка, будет тебе твоя красавица, отлитая по универсальной мерке женских журналов! Да только не ошибся ли ты, так ли нужна она тебе, как кажется? Гляди, как бы Большая Сплетня, прожорливый молох, питающийся младшим офисным персоналом, не проглотил тебя бесследно, превратив в изжеванный, ни на что не годный компост…

— Да, — оживляется он, — кстати, а зачем она приходила в наш отдел, знаешь?

— Кто? Когда?

— Леди Ди. За полчаса до твоего разговора с Фирозовым.

— Может, хотела тебя повидать? — насмешничаю я. — Соскучилась?

Обиженный взгляд исподлобья. Нахмуренный лоб. Ему не до шуток. Большая Сплетня выжимает из него все соки, требуя на алтарь победы всего его с потрохами. Впрочем, он готов жертвовать собой — и не только! Он уже расплатился мной и нашими отношениями, но ему требуются жертвы — еще и еще. Еще и еще, еще и еще…

Одной меня уже мало.

Отчет готов. Распечатываю его в двух экземплярах. Второй — для себя. Уношу домой, чтобы спокойно обдумать на досуге.

Сижу в бабушкиной комнате, в скрипучем кресле, ощеренном пружинами. Сквозь задернутые шторы прорывается скошенный луч. Золотит случайные пылинки, подбирается к кровати. Тяжелый лекарственный аромат, разбавленный запахом старческого тела, полновластно царствует в комнате. Запах бедности, заброшенности, ненужности. Запах безнадежности и обреченности. В том числе это и мой запах!

— Что там у тебя? — спрашивает бабушка, с трудом ворочая заплывшими старческим туманом глазами.

Торопливо отправляю отчет на полку.

— Да так… Бумаги.

— А–а–а… А мне снился сон. Будто я иду по лугу, все ноги в росе. А роса такая холодная, даже пальцы ноют. Проснулась — действительно ноют…