Большая Сплетня - Светлана Успенская

Дана испаряется где–то в районе собственного автомобиля, припаркованного у входа в офис.

— Как обед? — интересуется Терехин. Щурит на меня любопытный взгляд. — С каких пор ты питаешься в забегаловке с космическими ценами?

— Мы просто зашли выпить кофе, — скромничаю я. — Просто кофе. Имеем мы право выпить кофе в перерыв? А?

Терехин хихикает. Губасова, бросив красить губы, обращает ко мне свое луноликое лицо.

— Кофе? — ехидничает она. — Хорошо же вы умеете маскироваться, граждане! Каждый день я наблюдаю одну и ту же картину: Леди Ди выходит из кафе, а после нее появляется наш любвеобильный красавчик…

— Слабенькая уловка! — присоединяется к ней Тамара, которую недавний развод вооружил знанием мужской психологии и умением вскрывать внебрачные уловки. — Порознь — еще не значит врозь!

Чертова вешалка!

— Да нет, правда, так случайно вышло… — Лида оправдывается, как будто это ее обвинили в любовных сношениях с патентованной красоткой. Слава богу, ее оправданиям никто не верит.

Большая Сплетня набирает силу. Она растет и ширится, она питает свое кольчатое тело, накапливает соки, наращивает мускулатуру. Она уже вышла из младенческого возраста, перестав напоминать беспомощный оковалок мяса. Сегодня она сделала первый шаг — и это радует меня, как счастливого родителя радует первый шаг его драгоценного отпрыска.

Скоро одним мощным толчком она вознесет меня на вершину финансовой вертикали.

Или задушит?

ОНА

Убеждаю:

— Не стоит афишировать ваши встречи, Дане это может повредить.

— Ерунда! — Он упрямится. — Пусть все знают! Сама понимаешь, Большая Сплетня… Теперь все подчинено ей!

Да, он поставил на нее. Он рассчитывает выиграть.

— Понимаешь, у нее с Эльзой нелады… Дана несколько раз действовала в интересах клиента, а не в интересах фирмы. Железной Леди это пришлось не по вкусу. У нее есть кое–какие факты, из–за которых Якушеву могут лишить лицензии по работе с ценными бумагами.

— Чушь! Ты этому веришь? Две бабенки повздорили из–за пустяка! У одной месячные, у другой климакс. Придут в себя — опять станут неразлейвода. Да Эльзу вообще «Стандард Ойл» не интересует!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю… Из вас, женщин, никогда не выйдет стоящих аналитиков. — Вольготно развалившись на стуле, он закуривает. — И знаешь почему? Потому что вы слабы в рассуждениях. У вас причинно–следственные связи не выстраиваются, логические связки рвутся. Например, вам кажется: он не любит меня, потому что я некрасива, а на самом деле некрасива — потому что не любит.

Он это нарочно?!

— Известный медицинский факт: женщина думает сразу двумя полушариями. Но думать одновременно всей головой — все равно что шагать сразу двумя ногами, а не попеременно. Попробуй сама разом ступить и правой, и левой. Думаешь, получится? То же самое происходит у женщин во время умозаключений. Они делают шаг и сразу же — антишаг. Они идут вперед — и одновременно двигаются назад, а в итоге — топчутся на месте… Нет, конечно, их можно научить кое–чему, но то, до чего мужчина быстро и легко доходит в результате природной способности к мышлению, женщина с трудом постигает методом проб и ошибок… Между тем сначала школа, потом институт — везде женщин учат мужскому мышлению. Это выглядит, как если бы Моська училась на слона на курсах повышения квалификации… В итоге, потратив уйму сил, с трудом совершив качественный рывок, который мужчина производит одним махом, женщина достигает минимального умственного уровня, после чего начинает неуемно гордиться собой! Она заговаривает о феминизме и равноправии полов. Она протестует против выражения «женская логика» и против сексизма. Она лезет наверх, тогда как ее истинное место не впереди мужчины, но — рядом… Отсюда, сдается мне, все беды современного общества!

Я улыбаюсь с милейшей невинностью. Парирую с подлым ехидством:

— При случае сообщу твои высокоумные рассуждения Леди Ди. Интересно, как она отреагирует на них?..

Он мерит меня надменным взглядом:

— Не трудись, сам передам. Мы с ней встречаемся завтра.

— Где?

— У нее дома.

Потрясенно молчу.

Сама заварила кашу, которой теперь приходится давиться. Остается лишь молча проглотить очередную порцию. Меня тошнит.

ОН

В салоне машины тепло, мокрый асфальт блестит, как клеенчатый нос игрушечного щенка. Призрачные, залитые карамельным светом реклам многоглазые дома, праздничное свечение фонарей, похожих на китайские петарды, по недосмотру фейерверкера запутавшиеся в листве…

Мне виден ее профиль, четкий профиль, украденный со средневекового медальона: горбинный изгиб носа, задорный взлет верхней губы, линия подбородка, трогательная из–за своей нежной плавности. Сосредоточенный взгляд прочно привязан к дороге.

Проезжаем мимо клуба, того самого, куда меня не пустили, несмотря на костюм и на смертельное желание попасть туда. Наверное, выдало затравленное выражение лица — выражение, от которого я избавился благодаря Большой Сплетне! Которое больше никогда не появится на моей физиономии!

У входа в «Гейтс» в дождевой мороси кривляются разноцветные буквы…

— Часто бываешь там? — небрежно киваю за окно.

— Изредка встречаемся с друзьями, — отвечает она. Машина сворачивает в переулок. — Раньше это было премилое местечко, но теперь там толкутся одни мажоры.

Поддакивая, мычу.

— Скоро вообще заполонят кавказцы с рынка со своими грудастыми продавщицами. И автослесари с большими амбициями. Даже фейс–контроль не помогает!

Хорошо, что в темноте не видна красно–бурая лава, затопившая мое возмущенное лицо. Значит, я приравнен к торговцам и автослесарям. Вот спасибо! С трудом расцепляю губы, сведенные гневной судорогой.

— Ты совершенно права! Понаехали тут…

Мы прибыли. Взмывает вверх шлагбаум, охранник возле будки приветственно козыряет. Машина аккуратно встраивается в щель между припаркованными автомобилями, после чего утробный шепот мотора сменяется шуршанием дождя.

— Отцу будет интересно с тобой познакомиться, — замечает она.

Смущенно киваю. Охрана внизу расплывается в счастливой улыбке. Поднимаемся наверх в зеркальном лифте.

— Знаешь, — произносит Дана внезапно, — я ведь давно тебя приметила…

— Да? — Стараюсь держаться с достоинством.

— В ресторане… Я все время гадала, почему ты пьешь кофе один?.. И только кофе? И еще — почему не найдешь себе работу получше, плюнув на нашу контору?

Не успеваю ответить — лифт гостеприимно распахивается на этаже. Мы выходим. Я с тоской гляжу на безупречно прямую спину своей спутницы. Почему…

О, фея моих ночных грез, богиня, прекрасная охотница за мужскими сердцами. Я твой с головы до ног, я выполню все, что ты попросишь! Если тебе нужно обвязать меня ленточкой и отправить друзьям по почте в Новую Гвинею — я готов. Если хочешь, на брюхе проползу расстояние от Москвы до Владивостока. Я пожертвую для тебя всем: и своей жизнью, и своей совестью, и самым дорогим, что у меня есть. Пожертвую собой для твоей прихоти — всем без остатка! Одного не проси: чтобы я пожертвовал ради тебя карьерой.

Впрочем, ты и есть мой вожделенный путь наверх, моя карьера, мой бред и мое воспаленное любовью сердце. Только ты! И только поэтому я до сих пор остаюсь в конторе — ради тебя.

ОНА

Сепия ранних сумерек. Асфальт блестит, как смазанный жиром горелый крекер. Водяная взвесь туманит голову, контуры домов, заштрихованные пунктиром дождя, расплываются за окном. Оконное стекло — словно творение пуантилиста, оправленное рамой старой фрамуги…

Итак, Ромшин добился, чего хотел… Сплетня разрослась и теперь требует новых подробностей себе на поживу. Первой она проглотила меня. Не подавилась, не поперхнулась. Облизнулась и обратила свой алчный взор на следующую жертву…

При звуках начальственного гласа сжимаюсь в ощеренный нервами комок. Что меня ждет? Выговор? Новое поручение? Стараюсь держаться спокойно.

Фирозов жует губами непроизнесенные слова. Приглашает сесть.

— По–моему, — произносит тускло, — у вас большие задатки.

Напрягаюсь еще больше. Наверное, босс узнал, что я отдала отчет Якушевой, — а это вопиющее нарушение субординации! Мне предстоит выволочка…

— Она вошла в комнату, и я подумала, что… — Напускаю на себя раскаяние, свешиваю повинную голову.

— Ничего страшного, — усмехается Фирозов.

Его губы извиваются, как вываренные слизни. В глазах виднеется дно — мелководное каменистое дно с четкими отпечатками страха и ненависти. Что–то еще мелькает на этом дне… Но что? Не разобрать.

— Кажется, вы живете на «Каховской»? — интересуется внезапно.

Киваю, испуганно сглотнув слюну. Взгляд удивленно отрывается от пола.