Окаянные девяностые - Николай Лузан

– Нас вполне устраивает Леонид Петрович, – подтвердил Харламов.

– Николай Александрович, а зачем кого-то другого искать? Я тут, рядом! Рабочий контакт налажен! Обкатаем схему, а дальше все пойдет, как по маслу! – оживился Барсуков.

– В таком случае, у меня нет возражений. Завтра же я дам распоряжение в коммерческий отдел на проработку договора, – согласился Тишковский и напомнил: – Но основные объемы будут проходить как отходы титана. Чистый титан, Леонид Петрович, ты уж сам пропускай по своей схеме.

– Само собой, Николай Александрович, здесь я все беру на себя! – заверил Барсуков.

– И последнее, господа! – карандаш перестал плясать в пальцах Тишковского, кислая гримаса появилась на его лице, а в голосе прозвучал упрек. – Извините, но как-то за рамками нашего обсуждения остался вопрос компенсации моего вклада в проект.

– Ну что вы, Николай Александрович, все предусмотрено! – поспешил рассеять его опасения Харламов и предложил: – 10 % от каждой сделки вас устроит?

Лицо Тишковского еще больше скуксилось, а карандаш опять заплясал в пальцах. Харламов метнул на Барсукова колючий взгляд, тот поежился, и назвал:

– Надеюсь, на 15 % мы сойдемся?

– Да, Павел Игоревич! – подтвердил Тишковский, и на его физиономии появилась дежурная улыбка.

– Тогда, Николай Александрович, не буду отнимать ваше бесценное время. До встречи! – попрощался Харламов поднялся из-за стола и направился на выход, на пороге обернулся и поинтересовался: – Как вам мой подарок?

– Спасибо, Павел Игоревич, теперь можно и в кинотеатр не ходить, – поблагодарил Тишковский и расплылся в сахарной улыбке.

Проводив взглядом будущих партнеров, он засел за документы и без пяти минут шесть вошел с ними в кабинет генерального директора. Николай Салмыков, вооружившись ручкой и цветными фломастерами, перелопачивал очередную кипу бумаг. На вид он смотрелся гораздо моложе своих сорока шести. На смуглом, еще сохранившем средиземноморский загар лице, выделялись крепкий, как у боксера подбородок и густые иссиня черные брови. Стрельнув из-под очков пронзительным взглядом на Тишковского, он коротко обронил:

– Подожди, Николай, закончу со сводками Крошкова и займусь тобой.

Тишковский приткнулся на краешке дивана и с затаенной обидой наблюдал за Салмыковым. В душе он давно завидовал ему. В недавнем прошлом начальник металлургического производства Салмыков с космической скоростью взлетел до должности первого зама генерального, а через полгода занял его кресло. Из рук престарелого Огаркова он принял хозяйство, изрядно запущенное и валившееся в штопор. Старик всячески упирался и не хотел уступать места, но после августа девяносто первого наступили другие времена. В столичных кабинетах, где по-хозяйски расположилось нахрапистое, с бульдожьей хваткой новое поколение управленцев, Звезда Героя Соцтруда и звон орденов Огаркова уже не производили впечатления. Новоиспеченный министр, в прошлом заведующий лабораторией теоретической механики, осчастливив семью старика новеньким американским джипом, а самого грамотой от Президента, спихнул его на пенсию.

Собрание акционеров ВСМПО прошло с большим скандалом, пришлось вызывать ОМОН, но это не помешало Салмыкову прорваться к креслу генерального. В какой-то момент казалось, что ему не удержать руль производства в руках. Однако он не только устоял, но, проявив чудеса изобретательности и недюжинную хватку, сохранил объединение на плаву. Вскоре, где сам, где через пробивных депутатов Сорокина и Аверьянова, выбил в министерстве квоты на экспорт и добился самостоятельного выхода на внешний рынок. Вслед за этим наладил деловые связи с китайцами, итальянцами, немцами и вдохнул в производство вторую жизнь. Но после того как американцы в журнале «Бизнес» расписали Салмыкова, как одного из самых перспективных менеджеров России, он задрал нос и уже не замечал тех, кто был рядом.

Закончив работу со сводной таблицей по итогам деятельности объединения за последний квартал, Салмыков пригласил к столу Тишковского. Тот просеменил по кабинету и, подав папку с документами, пояснил:

– Николай Константинович, к тому, что вы сказали, я дополнительно подготовил данные по динамике сделок с нашими итальянскими партнерами.

– Молодец, Николай Александрович! Хвалю за инициативу, а то некоторые нашептывают, что пора тебе на пенсию.

Тишковский изменился в лице и дрогнувшим голосом произнес:

– Спасибо за доверие, Николай Константинович, не подведу!

– Да ладно, Коля, мы же с тобой друг друга знаем не первый год, – барственно махнул рукой Салмыков и поинтересовался: – Как там с моим самолетом?

– Готов к вылету, но синоптики грозят ухудшением погоды.

– Добро. Передай Загребайло, я заеду домой только переодеться и сразу же на аэродром. Пусть ужин накрывает на борту, – распорядился Салмыков, сложил документы в кейс, на ходу набросил на плечи пальто и спустился в вестибюль.

В этот поздний час в нем было непривычно тихо. В стеклянных кабинках сонно дремали контролеры и монотонно гудели кондиционеры. На звук шагов Салмыкова из дежурки выскочил взъерошенный начальник дежурной смены охраны, суетливо поправил сползшую на живот кобуру с револьвером и попытался перейти на строевой шаг, но эти жалкие потуги не увенчались успехом.

«Животы отрастили, штат увеличили в полтора раза! Скоро заборы построим выше труб, а как воровали, так и воруют!» – с раздражением подумал Салмыков и, погрозив пальцем, предупредил:

– Федоров, я уезжаю, смотри мне, чтоб порядок был!

Тот после титанических усилий перекачал живот в грудь и, преданно поедая глазами, заученно твердил:

– Так точно! Так точно, господин генеральный!

Салмыков снисходительно позволил ему распахнуть дверь, поддержать себя под руку, когда спускался по скользким ступеням, и усадить в мерседес. До дома было не больше пятнадцати минут езды, там он не задержался. Вышколенная жена заранее приготовила командировочный чемодан. Отказавшись от ужина, Салмыков переоделся и выехал к самолету.

Как ни странно, но сбывался прогноз синоптиков, погода портилась на глазах. Моросящий дождь перешел в мокрый снег, и Салмыков поторопил водителя. Тот, не сбавляя скорости, промчался мимо поста ГАИ, дежурный узнал машину генерального и взял под козырек. Промелькнули и остались позади покосившиеся от ветхости, убогие хибары деревни Хреновки. После нее потянулись заброшенные поля бывшего колхоза «Заря коммунизма». Несмотря на титанические усилия хреновцев, «заря» для них так и не взошла. Среди молодого ивняка и металлических скелетов разграбленных комбайнов и тракторов гулял ветер и мела поземка.

Поля закончились, и густой лес снова подступил к дороге. Через 10 минут сквозь мглу в свете фар грязным пятном проглянуло зелено-серое здание КПП и ржавая паутина ограждения военного аэродрома «Салка». Водитель мерседеса требовательно нажал на клаксон. Из сторожевой будки выползла закутанная с головы до ног бесформенная фигура контролера. Он не стал проверять документы пассажиров, бросил взгляд на пропуск вездеход, наклеенный на лобовое стекло, отвязал веревку от столба, и деревянная жердь взметнулась к небу. По щербатой бетонке мерседес проехал на взлетное поле и остановился у заводской «тушки».

На трапе, поеживаясь от холода, топтался начальник отдела снабжения и сбыта Загребайло. Приняв у водителя чемодан и кейс с документами, он проводил Салмыкова в директорский салон, там уже был накрыт «походный» стол. Не успели они расположиться, как мощно взревели турбины; ненастная погода подгоняла экипаж, самолет вырулил со стоянки и, набирая скорость, пошел на взлет. После выхода на эшелон тряска прекратилась, и Загребайло принялся обхаживать Салмыкова, подсовывал бутерброды с красной и черной икрой, не забывал подливать водку в рюмку и все это обильно пересыпал сальными анекдотами. Под убаюкивающий голос Загребайло и монотонный гул турбин Салмыков не заметил, как задремал. Проснулся от резкого толчка, самолет заходил на посадку.

Впереди разрасталось и заполняло все пространство багрово-красное зарево. Из него, пульсируя мириадами ярких электрических огней и изрыгая из тысяч труб клубы разноцветных дымов, возникла громада Москвы. В ее сановных кабинетах, как и десятки, сотни лет назад, безжалостно перемалывались судьбы и жизни миллионов граждан. Нынешние их хозяева – вчерашние балаганные шуты и проходимцы, партийные инструктора и завлабы, волей обстоятельств вознесенные на российский политический Олимп, вершили судьбу великой в недавнем прошлом страны.

Салмыков отстранился от запотевшего иллюминатора, закрыл глаза и ушел в себя. Впереди его ждали изнурительные и долгие переговоры. Самолет болтало из стороны в сторону. Салмыков вцепился в подлокотники кресел и с облегчением выдохнул, когда рев турбин стих и под шасси зашуршала бетонка. Прошла минута, другая, громыхнул люк выхода, и в нем возник коммерческий директор ЗАО «Титан» Марк Рохальский. Вчерашний заведующий сектором в промышленном отделе ЦК КПСС, в свое время немало потрепавший Салмыкову нервы сводками о рентабельности старого литейного цеха, о проценте партийной прослойки среди ИТР в металлургическом производстве и еще бог знает чем, снова оказался наплаву. Все крупные поставки титана за границу шли через него. Салмыков не стал обольщаться на счет личной встречи, тертый партийный калач Рохальский просто так ничего не делал. Сияя белозубой, фарфоровой улыбкой, он промчался по проходу, заключил Салмыкова в объятия и увлек на выход. За ними с чемоданом и кейсом с документами тащился Загребайло.