Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску - Георгий Адамович

50

22/IX-<19>56 <Париж>

Дорогой Юрий Павлович

Простите за долгое и упорное молчание. Вы знаете, летом я всегда в «маразме»: ничего не пишу, ничего не делаю.

Не написал для Вас ни строчки.

Но вчера я видел Марию Самойловну, которая говорит, что если я пришлю статью (Штейгер) в течение октября, это ничуть не поздно.

Согласен ли редактор с издательницей?

Если да, пришлю статью во второй половине октября. О Штейгере и о поэзии вообще.

Я в Париже до 1-го или 2-го октября.

Потом Манчестер, обычный адрес: <…>

Шлю сердечный привет.

Ваш Г.Адамович.

P.S. М<ожет> б<ыть>, лучше, чтобы № вышел совсем без меня, ввиду того, что слишком было много меня в прошлом №? Честное слово — лучше, и не думайте, что это с моей стороны «кокетство».

51

27/Х-<19>56 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Сейчас получил Ваше письмо. Отвечаю не на мысли, а только по делу, ибо спешу (да и мысли Ваши в части, касающейся «Опытов», излишне пессимистичны!)

Я как раз на днях стал писать о Штейгере. Но меня смутило то, что Вы просите «не больше 8 страниц». Я пишу не о Штейгере, в сущности, а взгляд и нечто о стихах вообще, отрывочно, кусочками, и то, как я это задумал, едва ли уложится в 8 страниц (по 25–28 строк машинки в страницу). Пожалуй, будет больше (м<ожет> б<ыть>, 12). Впрочем, ни в чем еще не уверен. Но если нет места — отложите на следующий номер. Я ни в малейшей претензии не буду, и это лучше, чем сокращение. Название предположительно — «О Штейгере, о стихах, о поэзии и о прочем». Штейгер — только предлог, а речь обо всем и ни о чем. Пришлю вскоре, дней через 5 самое позднее. А о Червинской писать не хочу: не знаю точно почему, но не могу[298]. В том, что я по поводу Штейгера уже набросал, есть упоминание о ней, довольно лестное, хоть и с оговорками[299].

В Вашем оглавлении меня смущает Цветаева, опять со своей чепухой (простите!) к Штейгеру[300], а отчасти Померанцев о Ив<анове>— Одоевцевой: воображаю, чего он нагородил и каких философов процитировал![301]

Если бы Флоровский написал что-нибудь о моих богохульных «Комментариях», я был бы очень рад[302]. Поверьте, литературное заступничество мне совершенно безразлично, как и брань. Но тут — Другое. Я убежден, что в моей статье богохульства и кощунства нет, и пусть 10 митрополитов будут другого мнения, я остаюсь при своем. Церковь губит саму себя, а митрополиты и священники ее в пропасть подталкивают.

Ваша г-жа <нрзб> — ужас! Неужели у Вас могла быть 1/1000 сомнения, не поместить ли ее[303].

До свидания, дорогой Юрий Павлович. Крепко жму руку. Я в Манчестере до 12–15 декабря, потом на месяц — Париж.

Ваш Г.Адамович.

52

Простите, вышло длиннее, чем я думал.

Если все-таки будете печатать, нельзя ли надеяться на корректуру? Верну как обычно, в тот же день.

Ваш Г.А.[304]

53

9/ХI-<19>56 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Очень рад, что моя статья Вам по душе. Но совсем не рад, что Вы собираетесь бросать «Опыты».

Издатели — все и всегда, почти без исключения, — вмешиваются в редакторские дела. Сказать «оставьте меня в покое» — можно, но может это кончиться и прекращением издания. Я бы на Вашем месте сказал: «Дайте общие директивы, объясните, чего Вы хотите, — и не вмешивайтесь в детали». М<ария> С<амойловна>, между нами, человек недалекий, но, понятно, ей хочется «играть роль». Иначе зачем ей «Опыты»?

Надо лавировать, изворачиваться, чтобы журнал сохранить. Кому Вы можете его передать? По-моему, некому. (Биска я совсем не знаю[305].) А для компании и вдохновения подбейте Варшавского. Его надо «расшевелить», иначе ничего не выйдет. (Мне Кодрянская[306] писала, что он стал очень мрачен).

У Вас будет рецензия о «Сонетах» Е.Браунинг[307]. Эта книга — мой позор. Я написал предисловие по просьбе М<арии> С<амойловны>, но со всякими оговорками. Астров меня умолял оговорки выбросить, и я согласился, надеясь, что книга никогда не выйдет. Хуже, бездарнее и даже безграмотнее этих soi-disant[308] «переводов» нет и не было ничего на свете.

Меня слегка смутило, что Вы откладываете Померанцева, а я как раз написал Вам о нем что-то не очень лестное. Надеюсь, что я в Вашем решении ни при чем. Он — болтун и верхогляд, но в конце концов — ничего, бывает и хуже! Да и Ивановы на Вас будут в претензии: он их трубадур >и поклонник.

Да, у меня к Вам просьба: дайте мне адрес Карповича. Одна нью-йоркская (впрочем, и парижская) писательница просит меня написать ему о ней, в надежде на «Нов<ый> Журнал», — но не на адрес журнала, опасаясь, что письмо попадет Гулю. Не ревнуйте, что не пишу в «Опыты»: радости от этого шедевра Вам было бы мало (но не говорите этого Карповичу)[309].

До свидания. Крепко жму руку.

Ваш Г. Адамович

Не забудьте адрес К<арпови>ча!

Ваши строчки об осени — «мантии», «хартии» — одни из лучших, Вами написанных[310]. Нужно ли добавить еще строфу — последнюю, заключительную? Не знаю. Есть что-то от «Эти бедные селенья» — стихотворения, по-моему, лучшего в русс<ской> литературе, если бы выбросить вторую, резонерскую строфу[311].

54

18/ХI-<19>56 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Вы мне на все ответили, кроме вопроса, дважды подчеркнутого, — о Карповиче. Мне нужен его частный адрес, по желанию авторши, боящейся, очевидно, что мое «рекомендательное» письмо перехватит Гуль. Будьте добры, сообщите.

Очень рад, что Вы остаетесь на своем посту и продолжаете свое служение издательнице и России. Я понимаю, что пост Ваш — не из легких.

Марков: по-Вашему, мы его «оттолкнули». Кто? Я? Но я — не «Опыты». Многие его и хвалили. Кроме того, он не из тех, кто от критики и даже хулы вянет. Он за себя постоит. Помолчать и подумать ему не вредно, а что из него выйдет толк — я уверен, и вообще насчет его «данных» (но не всех свершений) с Вами вполне согласен. Я летом был у Ивановых, которые из-за него на меня напали, в частности, из-за «Моцарта». Я сказал Жоржу: «Не могу поверить, что тебе эта выспренняя чепуха — нравится». Он ответил: «Да я, в сущности, не читал, а человек он милый». Но Маковский был в восторге. Значит, нечего Маркову жаловаться. Скорей бы должны жаловаться Кускова и Чернышевский[312].

Письмо М<арии> Самойловне об «Опытах». Ну как я ни с того ни с сего стану ей о них писать? Достаточно мы с ней о них говорили. Когда выйдет №, напишу. Но рецензию пусть пишет Аронсон, а если опять выругает, я после него чем-нибудь восхищусь[313].

Ваши стихи («Нищие мы, нищие…»)[314]. Они меня несколько озадачили. Вы как будто проделываете контр-ломоносовскую революцию во славу Кантемира. Что-то сделать с ямбами надо, в этом Вы правы. Но как и что — не знаю. Может быть, Ваш ритмический «опыт» было бы лучше проделать на очень простом тексте, чтобы проверить его возможность. У Вас самый текст — сложный, а звук стиха еще его усложняет.

А что «все — суета сует» (которую <так!> Вы мне приписываете) — верно. Но если жить, не надо об этом думать.

До свидания. Я здесь до 12–13 декабря. А потом на месяц — Париж.

Ваш Г.Адамович

Не забудьте адрес Карповича!!!

55

29/ХI-<19>56 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Отвечаю по пунктам на Ваши вопросы[315].

1) Нужны ли вообще «Опыты»?

Думаю, что это вопрос «риторический». Усомниться можно во всем, особенно в наше время. С этой точки зрения можно, пожалуй спросить себя: нужны ли «Опыты»? Что они такое «в сравнении с вечностью»!?

Но если «вечность» оставить в покое, «Опыты» делают дело нужное. Доказательство — то раздражение, которое они возбуждают у людей, без всякого права и приглашения забравшихся в литературу. Я уверен, что рано или поздно это будет признано.

2) Годитесь ли Вы в редакторы?

Ответить следовало бы коротко: да, годитесь.

В пояснение ответа скажу, что Вы дали журналу тон и лицо. Это не значит, что я во всем с Вами согласен. У нас были с Вами пререкания (например, о Цветаевой) и, наверно, еще будут. Но с Вами как редактором не было и не будет срывов в пошлость, в мелочность, безвкусие, провинциализм и т. д. Это очень важно и очень ценно. «Опыты» сейчас — оазис в пустыне или почти. Есть «Нов<ый> Журнал», но там совсем другие задачи, и линия «Опытов» с ихней не совпадает.

3) Кем Вас можно было бы заменить?

Не надо заменять. А если бы была необходимость — не знаю кем.