Дорога на Вэлвилл - Т. Корагессан Бойл

Однажды он наблюдал за семейством обезьян, обитавшим на полузасохших деревьях среди выгоревших на солнце скал некоего оазиса неподалеку от Орана. Доктор вел наблюдения целую неделю, порой по шестнадцать часов в день, надеясь научиться у этих общительных, плотоядных приматов тайнам правильного диетического питания. Тут-то он и сделал открытие – очевидное, но до сих пор остававшееся вне поля зрения науки: оказывается, обезьяны почти беспрерывно опорожняют свой кишечник. Стоило им проглотить самое малое количество пищи, и сразу же следовало действие прямо противоположного свойства. Просто. Естественно. Так, как должно быть. Ни один из представителей обезьяньего семейства не страдал запорами, автоинтоксикацией, болезненной полнотой, неврозом, гипогидрохлорией или истерией. А посмотреть на людей! И все из-за того, что человек «цивилизовал» свой кишечник, натаскал его, как собачонку. Конечно, люди не могут в своей повседневной жизни ежеминутно испражняться – общество просто не смогло бы функционировать, а отходы… Ну, об отходах лучше вообще не думать. Так или иначе, Келлог совершил одно из величайших своих открытий: желательно, нет, даже необходимо оказывать кишечнику помощь, чтобы спасти его от вредоносного воздействия цивилизации. Способ – минимум пять клизм в день. Вот почему с утра пораньше Уилл оказался на унитазе, а сестра Блотал нависла над ним с уже знакомым новому пациенту агрегатом.

У дверей столовой Уилла встретила маленькая добродушная женщина с огромной грудью и крошечными неправдоподобно голубыми глазками. На ее пышных, цвета кукурузного крахмала волосах красовалась белоснежная шапочка.

– Ваше имя? – спросила она, и на устах ее застыла фирменная улыбка Санатория «Бэттл-Крик».

Уилл, все еще не опомнившийся после общения с унитазом и промывания утробы, угрюмо смотрел на нее сверху вниз.

– Лайтбоди, – буркнул он.

Кое-кто из сидевших за столами мельком взглянул на него, оторвавшись от тарелки.

– Да-да, конечно, – кивнула женщина. – Вы есть у меня в списке. Вот: «Лайтбоди Уильям Фицрой».

Она вопросительно взглянула на Уилла, и тот подтвердил, что это именно он.

– Здесь сказано, что до тех пор, пока не закончится обследование, вам надлежит придерживаться низкопротеиновой, слабительной, нетоксичной диеты. Ах, да. Прошу прощения. – С этими словами она протянула руку. – Я – миссис Стовер, главный диетолог. Все время, пока вы у нас лечитесь, я буду руководить вашим питанием, разумеется следуя указаниям вашего врача. А теперь посмотрите, пожалуйста, вон туда. Видите девушек в таких же белых шапочках, как у меня? Вон там Марселла Джонсон, она приставлена к вам. Но если вам понадобится какая-нибудь помощь или совет в правильном выборе блюда, вы можете подозвать любую из нас. Хорошо?

Уилл пожал ей руку, пообещал, что непременно обратится и за помощью, и за советом. Он хотел было войти, но миссис Стовер по-прежнему загораживала путь. Тем временем мимо преспокойно, не встречая никаких препятствий, проходили другие постояльцы и рассаживались за столами. Честно говоря, Уиллу совсем не хотелось есть. Он уже забыл, когда в последний раз испытывал голод или хотя бы спокойно принял пищу, чтобы потом не мучиться адскими болями в желудке. Но и торчать в проходе, когда все сидят и преспокойно жуют, тоже было глупо.

– Да? – спросил он. – Что-нибудь еще?

– Только одно. – Миссис Стовер усилила интенсивность улыбки.

Надо же, сколько жизнерадостности, с горечью подумал Лайтбоди. А, собственно, с чего? Все равно все мы движемся к могиле, хоть с диетой, хоть без.

– Где бы вам хотелось сидеть? Мы делаем все возможное, чтобы идти навстречу пожеланиям наших пациентов, хотя, конечно, не всем удается попасть за стол к Хорейсу Флетчеру или адмиралу Ниблоку.

Уилл пожал плечами:

– Наверное, лучше будет, если я буду вместе с женой.

Жизнерадостная улыбка съежилась, сдавленная сухим, укоризненно изогнутым ротиком. Миссис Стовер выглядела обиженной, даже оскорбленной.

– Ни в коем случае! – закудахтала она. – Этого еще только не хватало! Неужели вы не хотите познакомиться с новыми людьми, насладиться радостью общения?

Нет, насладиться радостью общения Уилл не желал. Миссис Стовер была сражена. Она заговорила скороговоркой, почти не делая пауз, чтобы вдохнуть воздух:

– Я очень постараюсь, то есть, конечно, не сейчас, а, скажем, к ужину, но боюсь… боюсь, что я уже нашла место для Элеоноры, в смысле для миссис Лайтбоди – такая очаровательная женщина, вам очень повезло. Ее стол, это № 60, весь занят, ни одного свободного места. Вы уверены, что во что бы то ни стало хотите сидеть именно там?

– У меня есть выбор?

Миссис Стовер, прежде чем ответить, оглянулась назад, а когда все-таки ответила, улыбка ее померкла, да и голос звучал уже не так бодро:

– Нет, – сказала она. – Боюсь, что нет.

Подавальщица, краснощекая пышка, отчасти напоминающая сестру Грейвс цветом волос и формой ушей, провела Уилла через обширный, уставленный пальмами зал с двойной колоннадой и стеклянным потолком. Лайтбоди старался держать спину прямо, поскольку чувствовал множество обращенных на него взглядов, но ноги у него подкашивались, а плечи сгибались под бременем гравитации. Уилл видел множество склоненных голов, сотни лысин, усов, бород, буклей и завитушек на монументальных дамских прическах, поблескивание серебра, проворно снующих, но в то же время исполненных достоинства официанток в темных платьях и белых фартучках. Отовсюду доносились обрывки разговоров, смех, шутки, что-то такое из области экономики и политики – во всяком случае, Лайтбоди явственно слышал, как за столом, где восседали шесть усатых джентльменов, выглядевших отнюдь не голодающими, поминали Тедди Рузвельта. Оказывается, каждый стол был на шесть персон. Очевидно, Шеф решил, что шестерка – оптимальная цифра для дружеского общения, полезного питания и хорошего пищеварения. В голове Уилла мелькнуло выражение «оптимальная среда питания», и он невольно улыбнулся.

Изогнув шею, Лайтбоди стал высматривать Элеонору, но среди всех этих научно питающихся голов обнаружить жену оказалось непросто. Когда официантка внезапно остановилась возле столика, расположенного в дальнем конце столовой, это застало Уилла врасплох. Он запутался в собственных ногах, тощих, но весьма длинных, и вдруг обнаружил, что падает прямо на стул, услужливо выдвинутый официанткой. Не упал, слава богу, но ободрал щиколотку, да еще приложился коленной чашечкой, да так, что треск раздался на весь зал.

– С вами все в порядке, сэр? – испуганно спросила официантка.

Все ли с ним в порядке? Острая боль от удара об стул была сущей ерундой по сравнению с адским огнем, пылавшим в животе. Уиллу хотелось завыть на луну, разодрать себе грудь когтями, опуститься на четвереньки и вгрызться в собственное брюхо, будто нажравшийся отравы пес. С ним никогда не бывает все в порядке!

Со слезами отчаяния на глазах он посмотрел на удивленные лица соседей по столу и внезапно увидел бенедектиновые глаза и пронзительно зеленые скулы девушки, которую вчера вечером заметил в номере напротив. Смутившись, Лайтбоди уставился на меню, которое, рассыпаясь в извинениях, сунула ему в руки официантка.

– Что, слюнки текут? – раздался голос сбоку.

Говорил англичанин, на вид лет шестидесяти, с аккуратной белой лысинкой и лошадиными зубами. Он сидел справа от Уилла.

– Грызем удила от голода? Это чувство мне знакомо. Правильная жизнь чертовски разогревает аппетит, с этим не поспоришь.

Уилл с энтузиазмом признал правильность этого суждения, все еще разглядывая меню.

– Эндимион Харт-Джонс, – после некоторой паузы произнес англичанин.

В первый момент Лайтбоди подумал, что так называется какое-нибудь блюдо, и лишь потом сообразил: сосед представляется.

Уилл вырос в приличной семье, учился в привилегированных учебных заведениях и отлично знал, как подобает вести себя в обществе. Когда-то он был человеком вполне общительным и отнюдь не замкнутым, хотя, конечно, не из тех, кого называют душой общества. Обернувшись к англичанину, он глухо, как из бочки, сказал:

– Уилл Лайтбоди.

Англичанин представил остальных, и Уилл кивнул каждому. Массивная дама слева оказалась некоей миссис Тиндермарш из Индианаполиса. Дальше сидел коротышка с шишковатой головой и заостренной бородкой – профессор Степанович из Санкт-Петербургской Академии астрономических наук; напротив Уилла сидела та самая зеленая девица – мисс Манц из Пагепси, штат Нью-Йорк; с ней соседствовал Хомер Претц, фабрикант из Кливленда.

– Ореховый лиссабонский бифштекс с соусом из белкового крема чудо как хорош, – без малейшей иронии сообщила миссис Тиндермарш.

Уилл захлопал на нее глазами. За спиной у него по-прежнему торчала официантка (или она, как и миссис Стовер, называлась здесь диетологом?), поэтому пришлось углубиться в изучение меню: