Расследователь: Предложение крымского премьера - Андрей Константинов

Она не слушает никого! Она ведет себя так, словно точно знает: Горделадзе исчез по-настоящему. Навсегда. Или очень надолго. Уже в одиннадцать часов дня Алена вывешивает на сайте «Вестей» информацию об исчезновении Горделадзе. Одновременно она звонит Шороху на радио и требует дать информацию об исчезновении Георгия и повторять ее каждые четверть часа! Сам Шорох говорит:

«Это очень странная реакция. Вообще-то Гия не особо пил, но напиться мог… Можно было предположить, что Георгий, выйдя от нее, пошел по барам».

Таковы обстоятельства исчезновения журналиста Георгия Горделадзе и того, что последовало сразу за этим событием.

Зверев замолчал, посмотрел на часы. Все остальные тоже посмотрели.

— Пять минут, Саша, — сказал Обнорский. — У тебя есть еще пять минут на подведение итогов.

— Уложусь в две, — ответил Зверев. — Итак, в результате предварительного сбора фактов и анализа я позволил себе сформулировать следующие версии. Первая: Горделадзе похищен спецслужбами Украины, так как представлял опасность для режима. Эта версия не подтверждается ничем, кроме заявления Горделадзе, что за ним следили… Я в нее не верю.

Вторая: Горделадзе убит с целью, допустим, ограбления… Но где же тело?

Третья: Георгий Горделадзе основательно увяз в долгах и решил на время исчезнуть… Тоже слабовато, но более-менее привязано к реальности.

И, наконец, четвертая версия, к которой я лично и склоняюсь: учитывая довольно сложную финансовую ситуацию «Украинских вестей» и низкий рейтинг газеты, Горделадзе вместе с Затулой, а возможно, с какими-то третьими лицами, решили его поднять… Для этого требовался нестандартный ход. Ну, например, исчезновение «оппозиционного» журналиста Горделадзе. Если оценить дело с этой точки зрения, странное поведение Затулы вполне объясняется, да и все остальные, сопутствующие факты, легко ложатся в схему. Разумеется, я ничего не могу доказать, но версия выглядит на сегодняшний день самой логичной и жизнеспособной… У меня — все. Вопросы?

— Благодарю вас, Александр Андреич, — сказал Соболев, поднимаясь. — Скажите, а если бы вы получили заказ на продолжение работы… с соответствующим финансированием, разумеется… Если бы вы получили такой заказ, вы бы взялись за дальнейшее расследование?

Сашка пожал плечами и сделал жест в сторону Обнорского: вот, мол, кто здесь главный.

— Андрей Викторович? — сказал Соболев.

— Не знаю, — ответил Обнорский. — Возможно…

— От чего зависит ваше решение?

— От различных обстоятельств, Сергей Васильевич. Одно из главных: отсутствие ангажированности на заданный конечный результат… Это мы уже проходили в случае с «Викторией», — ответил Обнорский, передавая Соболеву дискету с материалами папки «Горделадзе».

— Я очень рад был познакомиться с вами, Андрей Викторович. Вы были интересны мне как писатель… И совершенно неожиданно раскрылись в ином, очень важном качестве. Я восхищен тем, какую работу сумели провести ваши сотрудники всего за одну неделю. Буду рад встретиться с вами, Андрей Викторович, и с вами, Александр Андреевич, в Крыму, — сказал, прощаясь, премьер Крыма.

Обнорский проводил чету Соболевых вниз, во двор, где их ожидали две «вольво» из смольнинского гаража. Премьер с супругой сели в машину, водитель немедленно тронулся с места. Выезжая из-под арки на улицу Зодчего Росси, водитель включил «мигалку»… Машина исчезла за поворотом, остались только следы шин на снегу.

Обнорский стоял, смотрел на начинающийся снегопад и вспоминал теплую ночь над Черным морем и огоньки кораблей. Снег падал, падал, падал… Андрей подумал, что следующим летом обязательно поедет в Крым. Выберет время и поедет в Крым. И, возможно, встретится с Соболевым. Он не предполагал, что их встреча произойдет значительно раньше.

Сергей Васильевич Соболев уехал из Агентства «Золотая пуля» в задумчивости. Во внутреннем кармане его пиджака лежала дискета, переданная Обнорским… Визит премьера в Санкт-Петербург носил неофициальный характер, однако поездки руководителей такого уровня, к которому принадлежал Соболев, никогда не бывают отдыхом в привычном понимании слова. Так или иначе, но они наполнены встречами, беседами, консультациями. И хотя во время этих неофициальных встреч не подписываются договоры или контракты, на них обговариваются какие-то вопросы, завязываются знакомства, которые в будущем обернутся договорами и контрактами.

Во время этого визита в Питер Соболев провел несколько важных встреч, которые в перспективе должны были вылиться в полезные для республики Крым проекты… Однако более всего Соболева занимал сейчас журналист Обнорский и дискета, лежащая в правом внутреннем кармане пиджака.

Сидящий на переднем сиденье, рядом с водителем, Филатов пытался вести светский разговор. Сергей Васильевич что-то отвечал, но думал о разговоре с Обнорским и Зверевым. Жена, заметив, что он погружен в какие-то свои мысли, выручила, взяла беседу с Филатовым на себя. Соболев понял, благодарно пожал ей руку. Между супругами давно уже установилось такое взаимопонимание, когда не требуются слова…

Соболеву было сорок лет, он имел за плечами огромный жизненный, хозяйственный, военный и политический опыт. Это был очень жестокий опыт. Два с половиной года назад он взвалил на себя непомерно тяжелую ношу под названием «Крым». Жена тогда спросила: «Тебе это надо, Сережа?» Они сидели вечером дома, в кухне, пили чай с айвовым вареньем. Уютно светила лампа, по углам кухни лежал полумрак… Валентина смотрела в лицо мужа и спрашивала:

— Тебе это надо, Сережа?

— Надо, — ответил он после паузы. — Мне, Валя, это надо… Думаешь, не справлюсь?

— Справишься, — сказала она. — Ты — справишься. А я тебе помогу.

«Вольво» выскочила на Киевскую трассу и помчалась в Пулково. Снег над крышей вспыхивал, окрашивался в синий цвет от «мигалки». Что-то бодро говорил Филатов, что-то отвечала ему жена. Машины свернули направо, к Пулково… Впереди заблестели под низким ноябрьским солнцем пять стеклянных «башен» аэропорта. Искрился в поле снег.

— По-моему, мы опаздываем, — сказал, глядя на часы, Соболев.

— Без вас самолет не взлетит, Сергей Василич, — с холуйской интонацией в голосе произнес Филатов.

— Благодарю, — нейтрально произнес крымский премьер.

Неожиданно для себя он вспомнил то время, когда самолеты улетали без него… Это было в Афганистане, в невероятно тяжелом для Советской Армии 84-м.

«Ограниченный контингент» нес тогда тяжелые потери, но для Соболева афганская эпопея подошла к концу — он возвращался в Союз. Судьба была к нему благосклонна — она провела сержанта Соболева по Панджерскому ущелью почти невредимым.

Однажды автоматная очередь обожгла ему бровь и «причесала» волосы. В другой раз пуля сбила с него панаму. Смерть была рядом… совсем рядом. Но судьба хранила его — Соболев отделался контузией. Позже эта контузия даст о себе знать, напомнит бессонницей и головными болями. Но тогда, в сентябре 1984 года, он считал, что ему повезло: руки-ноги целы и он возвращается домой. В шесть утра, когда солнце только-только вставало над горами, он сидел на краю вертолетной площадки. В кармане лежало направление в Ташкентское общевойсковое командное училище, куда направляли отслуживших в Афгане сержантов с высшим образованием.

Соболев ждал «вертушку», которая подкинет в Баграм… «Вертушки» приходили и уходили, они забирали убитых, раненых и больных гепатитом. Для живых и здоровых места все не находилось. Сергей Соболев и сержант-артиллерист из Сумской области, тоже направленный в училище, бросались к каждому вертолету… их не брали. Они боялись сбегать в столовую. Все казалось: вот мы отойдем на минутку и тут вдруг прилетит «стрекоза», в гулком брюхе которой найдется место для нас… Они простояли весь день в пыли, забивающейся в рот, в нос, в волосы, и надеялись на чудо. Чуда не произошло — в шесть вечера последний вертолет тяжело взмыл вверх и ушел на Баграм. Пилот сказал: «Не могу вас взять, ребята. Некуда! Может, следующий борт… Но это уже завтра. Сегодня борта не будет…»

От тоски хотелось завыть или разбить кому-нибудь морду. Но те, кому стоило бы разбить морду, были очень далеко и высоко… «Вертушка» ушла. Два сержанта стояли и смотрели ей вслед. Это была почти катастрофа.

И вот, когда они уже собирались возвращаться в казарму, над горами появилась черная точка. Точка росла, приближалась, приобретала контуры вертолета. Снова вспыхнула надежда…

— Не, — сказал усталый «летун», — не возьму. Некуда. Мне еще раненых с двух точек снимать… Не возьму. Может, следующий борт.

Вяло, медленно крутились лопасти…

— Может, следующий борт, — повторил вертолетчик, потом посмотрел в глаза Соболеву. Посмотрел — и понял. Понял, что творится в душе солдата, который оттарабанил полгода в Афгане и рвется домой, в Союз. Они — сержант Соболев и безымянный старлей-вертолетчик — были ровесники или почти ровесники.