Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс

– Вы очень мудрый человек, герцог Изгримнур, – улыбнувшись, сказала Адиту.

Герцог закашлялся, слова ситхи его смутили.

– Я очень старый смертный, у которого все ужасно болит. – Он посмотрел на неспокойный залив. – А завтра мы высадимся на берег. Я рад, что нам удалось укрыться в Кинслаге – вряд ли большинство из нас смогли бы вынести новые шторма и стаи килпа в открытом море. Бог тому свидетель, я ненавижу лодки, но все равно не понимаю, почему Элиас даже пальцем не пошевелил, чтобы защититься.

– Еще не пошевелил, – сказала Адиту. – Возможно, он считает стены Хейхолта надежной и достаточной защитой.

– Может быть. Или он ждет союзников – таких же, что помогли ему в Наглимунде. – Изгримнур произнес вслух опасения многих.

– Такое тоже возможно. Ваш и мой народы потратили много времени, пытаясь понять, что нас ждет. – Адиту пожала плечами, получился изящный жест, который вполне мог быть одним из элементов ритуального танца. – Скоро это уже не будет иметь значения. Как вы сказали, мы все узнаем лично.

Оба замолчали. Дул не слишком сильный, но пронзительно холодный ветер. И, несмотря на свое происхождение, Изгримнур поплотнее затянул шарф на шее.

– А что происходит с теми из вашего народа, кто стареет? – неожиданно спросил он. – Они становятся мудрее или глупыми и слезливыми, как некоторые представители моего?

– Как вам известно, «старый» для нас имеет несколько иное значение, – ответила Адиту. – Но я вам скажу так: ответов столько же, сколько есть зида’я, что, вне всякого сомнения, верно и для вас, смертных. Одни становятся более отстраненными, ни с кем не разговаривают и живут, полностью погрузившись в собственные мысли. Другие начинают страстно любить то, что остальные считают незначительным и неважным. А некоторые возвращаются в своих мыслях в прошлое и целыми днями размышляют об обидах, старой боли и упущенных возможностях.

Самая старая из всех нас, та, кого вы называете Королева норнов, именно такая. Когда-то она славилась мудростью, красотой и безмерной добротой. Но что-то у нее внутри сломалось и наполнило злобой. По мере того как проходили бесчисленные годы, все в ней, что когда-то вызывало восхищение, ушло и превратилось в жестокость. – Неожиданно Адиту стала такой серьезной, какой Изгримнур никогда не видел ее прежде. – Наверное, самая большая боль нашего народа – это то, что гибель миру могут принести двое из великих Садорожденных.

– Двое? – Изгримнур попытался увязать истории, которые слышал о королеве льда и мрака, что постоянно носит серебряную маску, с описанием Адиту.

– Инелуки… Король Бурь. – Она повернулась и посмотрела через Кинслаг, как будто могла за гранью темноты увидеть древний Асу’а. – Он был самым ярким факелом, когда-либо горевшим в здешних землях. Если бы не пришли смертные – ваши предки, герцог Изгримнур, – и не атаковали наш великий дом железом и огнем, он мог бы снова вывести нас из теней ссылки на свет живого мира. Инелуки об этом мечтал. Но даже самая замечательная мечта иногда превращается в безумие. – Она немного помолчала. – Наверное, нам всем следует научиться принимать ссылку, Изгримнур. И, возможно, жить с маленькими мечтами.

Изгримнур ничего не сказал, и они некоторое время молча стояли на ветру. Потом герцог повернулся и отправился в каюту, чтобы согреться.

* * *

Герцогиня Гутрун встревоженно подняла голову, когда почувствовала порыв холодного воздуха.

– Воршева! Ты сошла с ума? Сейчас же убери детей от окна.

Воршева, которая держала по ребенку в каждой руке, даже не пошевелилась. За открытым окном раскинулся Наббан, огромный, но диковинно тесный; из-за знаменитых гор казалось, будто дома, улицы и все остальные строения стояли друг на друге.

– От воздуха не будет вреда. Мы, луговые жители, всю жизнь проводим на открытых пространствах.

– Чушь, – сердито заявила Гутрун. – Не забывай, что я там была, Воршева. Ваши фургоны почти ничем не отличаются от домов.

– Но мы в них только спим. Все остальное – едим, поем и любим – делаем под открытым небом.

– А еще ваши мужчины режут себе лица ножами. Может, ты собираешься сотворить такое с бедняжкой Деорнотом? – Она ощетинилась от одной только мысли о подобном ужасе.

Воршева повернулась и наградила герцогиню удивленным взглядом.

– Ты считаешь, что малыш не должен носить шрамы? – Она посмотрела на спавшего мальчика, потом коснулась пальцем щеки, сделав вид, что задумалась. – Но они такие красивые… – Бросив искоса взгляд на Гутрун, Воршева расхохоталась, увидев возмущение у той на лице. – Гутрун! Неужели ты думаешь, что я серьезно?

– Даже не говори такого. И унеси бедняжек от окна.

– Я показывала им океан, где сейчас находится их отец. Ты сегодня какая-то сердитая и несчастная, Гутрун. Ты плохо себя чувствуешь?

– А чему радоваться? – Герцогиня снова опустилась на стул и взяла рукоделие, но лишь повертела его в руках. – Идет война. Люди умирают. Прошла всего неделя с тех пор, как мы похоронили Лелет.

– О, извини, – поспешно сказала Воршева. – Я не хотела быть жестокой. Ты ее любила.

– Она была всего лишь ребенком, но пережила ужасные вещи, пусть Господь дарует ей мир.

– Мне кажется, в самом конце она не испытывала боли, а это кое-что значит. Ты надеялась, что Лелет очнется, хотя она столько времени находилась без сознания?

– Нет. – Герцогиня нахмурилась. – Но от этого боль не становится меньше. Надеюсь, мне не придется сообщать печальную новость юному Джеремии, когда он вернется. Если вернется, – добавила она совсем тихо.

Воршева внимательно посмотрела на пожилую герцогиню.

– Гутрун, бедная, дело же не только в Лелет, верно? Ты боишься за Изгримнура.

– Мой старик обязательно вернется в целости и сохранности, – пробормотала Гутрун. – Он всегда возвращается. – Она подняла голову и посмотрела на Воршеву, которая по-прежнему стояла у открытого окна на фоне пепельно-серого неба. – А как насчет тебя, ты же ужасно волновалась за Джошуа? Куда подевалось твое беспокойство? – Она покачала головой. – Да защитит нас святой Скенди, я не должна говорить о таких вещах. Кто знает, какие беды могут они принести?

– Джошуа ко мне вернется, – улыбнувшись, сказала Воршева. – Мне приснился сон.

– Ты о чем? Неужели глупости Адиту задурили тебе голову?

– Нет. – Воршева посмотрела на дочь, густые черные волосы молодой матери, точно занавес, окутали обеих, скрыв от мира. – Но я знаю, это был истинный сон. Джошуа пришел ко мне и сказал: «У меня есть то, что я всегда хотел иметь». Его наполняло спокойствие, и я поняла, что он победит и вернется ко мне.

Гутрун открыла рот, собираясь что-то сказать, но закрыла его, и на ее лице появился страх. Пока Воршева продолжала смотреть на малышку Дерру, герцогиня быстро сотворила знак