Держись от меня подальше - Рида Сукре

— Здравствуй, с Новым годом, — обернулась я и поймала изучающий взгляд голубых глаз. — Я пойду.

Низкое зимнее солнце первого в этом году рассвета тёплым оранжевым пледом стелилось по стенам и мебели, отогревая в своих несмелых лучах замёрзшие сердца.

— Нет, — это было не отчаяние в голосе, но просьба. — Останься.

— У меня другая жизнь, Артём. Я лишь пришла тебя проведать.

— В свой день рождения? — проявил он знание. — В новогоднюю ночь?

— Признаюсь, я переживала, — не стала я таить правду. — А потом уснула.

— Ты с другого континента прилетела, Лена.

— К родителям, встречать праздник вместе, — тут же соврала я, считая, что ему не стоить знать всего. Раньше он врал мне, а сейчас я ему. Какая ирония.

Даже в больничной пижаме он смотрелся красиво. А уж пребывая в эмоциях, ещё сильнее притягивал взгляды.

— Я знаю, что с Филом, — сказал, глядя мне в глаза, и только я собиралась ответить «хорошо», он закончил фразу: — у вас не по-настоящему.

— Как… ты узнал?

Это было тайной. Мы подписали контракт и различные бумаги о неразглашении. Абсолютно никто не знал, кроме нас. Моя семья, его бабушка — никто не догадывался, даже в агентстве это было известно только нотариусу, заверявшему договор. Я бы не подписывала его, но Фил меня перехитрил — на том договоре, который мы с ним подписали, что не претендуем на становление мужем и женой, ушлый актёр дописал свои условия, благо места было предостаточно. Я могла оспорить это в суде, но не стала даже пытаться, а ухватилась за возможность уехать и начать новую жизнь.

— Ты рассказала.

— Когда? Я не могла, это же противоречит… — и тут меня осенило: — ты не спал?

— Как можно? Ты же пришла, — и звучало это искренне, с надломом в голосе, с этой новой морщинкой меж бровей, которую я уже успела полюбить.

Оказалось, в эту ночь он не спал. Ему дали успокоительное, чтобы он не бушевал, но лукавый парень его выплюнул, и планировал сбежать праздновать Новый год. Неожиданно, пришла я, и он притворился, что погружён в царство Морфея. Даже похрапывал периодически, чтобы я не сомневалась.

— Зачем ты притворялся?

— Не хотел, чтобы ты уходила, — был честен он со мной. — Я слишком долго ждал твоего возвращения, чтобы отпускать.

— Я же просила держаться от меня подальше.

Нелогичность моих слов и действий не осталась незамеченной:

— И сама же пришла, — он комкал одеяло, сжимая кулаки.

— Артём, — я так и стояла у входа, то ли боясь подойти близко, то ли на низком старте, — я ведь до сих пор не готова тебя простить.

— Но ты всё равно прости.

— Легко сказать, — позволила я себе усталую улыбку, — ты меня обманул.

— А ты обманываешь всех тем, что встречаешься с Филом. И я тоже обманулся. Я реально в это поверил, понимаешь, — он повысил голос, негодуя. Он был прав. Я ничем не лучше. — Я только из-за этого согласился развестись.

— Мы бы всё равно развелись, Артём.

— Нет. И теперь я тебя не отпущу.

Его тон был решительным, чтобы спорить. А я очень хотела, чтобы он сказал что-то такое. От чего ум зайдёт за разум. И он, читая мои мысли, говорил.

И я этого боялась в то же время, поэтому схватилась за ручку двери, уверяя себя, что главное, решительно её открыть, шагнуть и потом можно убегать.

— Пока, — сказала я, помня о вежливости, но шагнуть в проход не привелось.

С криком «не уходи!» Шер потянулся ко мне, скинул руками ногу с подвязки пытаясь и попытался спрыгнуть с кровати. Я успела перехватить его до прыжка и крепко обняла:

— Ты совсем того? Головка бо-бо? — причитала я сквозь слёзы. Пробив однажды слёзный проток, они текли не останавливаясь. — Или тебе последнюю извилину удалили, чтобы не чувствовал боли, когда ногу лечили? Совсем из ума выжил? От сумасшедших гусей сумасшедшие шкварки.

Он мелко затрясся. Я думала, что от боли, оказалось — от смеха:

— Ты что, на самом деле еврей? — хохотал он, признав народную мудрость народа Авраама. — Лена, разве я гусь?

— Ещё какой, — бурчала я, и не хотела отпускать его тёплое, сильное тело из рук.

Мне часто приходилось обнимать Фила под атакой вспышек, но его суховатое подтянутое тело представляло для меня такой же интерес, как тело Стаса или Егора. Если сравнить по комплекции, то оно было смутно схоже с первым. И заключая в объятия, мне казалось, я обнимаю братика.

С Шером всё было по-другому. Он будто полководцем призывал толпы мурашей маршировать под своё горячее дыхание, и они стройно носились по загривку, щекоча кожу. Его запах забивался в нос, замутняя сознание. Широкие ладони медленно и аккуратно гуляли по спине, легонько похлопывали, успокаивая. Мои глаза сами собой закрывались от сладкой истомы. Приходило осознание, что всё хорошо. Он меня ждал.

Но ждал ли на самом деле?

Я неожиданно поняла, что моё недоверие никуда не испарилось. Я высвободилась из родных объятий, пояснив, что всё ещё не могу ему доверять. Он понурил голову, но рук моих не выпускал.

— Ты обязательно станешь доверять мне снова, — уверял он, сжав на долю секунды мои холодные ладони.

— Доверие не дело пяти минут, его так просто не заработать.

Говоря о доверии, я не ждала от него поступков: прыгать со скалы или рисковать собой в любом ином ключе — это не то, чего я ожидала, но при этом не знала, как можно доказать что-то столь призрачное, как придать этому твёрдую форму, облечь словно пар в лёд.

— Ты увидишь, — как всегда самоуверенности в нём было через край. — Теперь я точно знаю, что ты меня любишь.

Я ошарашенно хлопала глазами:

— Я такого не говорила, — так как он прочёл мои мысли?

— Не зря же ты за мной в сети следишь и сердечки ставишь, — вытащил он козырь.

— Это была случайность!

Так и знала, не стоило доверять пройдохе Филу, наверняка вместо помощи, ещё и остальные фото отлайкал.

— Я знаю, — примирительно произнёс Артём. — Сегодня ночью ты рассказала много всего такого, — он прищурил глаза и ласкающе запустил ладони вверх под широкие рукава толстовки к локтям, а я судорожно пыталась вспомнить, что именно говорила, — разного, что не оставило во мне сомнений, — он пристально смотрел в мои глаза, у ледников снова пришла весна. — Я знаю, что конкретно облажался. Хотел получить всё без проблем и без работы над ошибками, был слеп и глух к твоим ожиданиям…

— Сейчас прозрел? — горько поинтересовалась я, впечатлённая, но не желавшая