Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Действие II. В замке Шинон у короля. Слабый, но добродушный король занимается, сидя со своей Агнесой, слушанием пения менестрелей. По окончании пения он изъявляет свое удовольствие и велит певцов угостить и “каждому по цепи золотой”. Дюнуа говорит ему, что не только золотых цепей, но ничего нет в казне. Король огорчен. Агнеса уходит, чтобы собрать все свои драгоценности и отдать их на общее дело. Дюнуа внушает королю его долг стать во главе войска и идти сражаться. Король готов и сражаться, но он влюблен в Агнесу, и ему тяжело расстаться с ней. Дюнуа в резких выражениях говорит ему опять о его обязанностях. Дуэт. Король воодушевляется и решается “обратить двор в военный стан”. В эту минуту является один из рыцарей, раненный, и говорит, что сражение проиграно и он пришел умереть в ногах короля и показать ему. что теперь не до песен, а нужно умирать за родину. Но король, потеряв всякую надежду на успех, хочет бежать за Луару. Дюнуа упрекает его и уходит. Король остается один в мрачной задумчивости. Является Агнеса. Она старается ободрить его. Любовное объяснение. Вдруг прибегают Дюнуа, архиепископ, рыцари и рассказывают, что свершилось чудо: появилась чудесная дева, и сражение выиграно. Вслед за тем слышны восторженные клики народа, и затем является Иоанна. Король, чтобы испытать ее, велит на свое место стать Дюнуа, но она не поддается обману и обращается прямо к королю. Потом она рассказывает историю своих видений и как ей было сказано, что она спасет Францию, но с условием, чтобы никакая земная любовь не закралась к ней в душу. Все уверовали в нее. Поется ансамбль и громкий финал.

Действие III. Картина 1. Эту картину я еще не вполне обдумал. Тут она должна встретиться (по Шиллеру) с Лионелем или Монгомери (это все равно) и влюбиться, вследствие чего она не может до конца исполнить свое призвание.

Картина 2. Коронация в Реймсе. Марш. Король всенародно признает заслуги Иоанны и веру в вложенную в нее силу свыше. Является отец ее и говорит, что она всех ввела в заблуждение, что она посланница не неба, а ада, что она колдунья и т. д. “Пусть, если я ошибся, скажет она всенародно, что она безусловно чиста сердцем”,-говорит он. Все требуют, чтобы она оправдалась, но она, считая себя преступной, молчит. Архиепископ троекратно спрашивает ее, и каждый раз вместо ее ответов слышатся удары грома. Все поражены и уходят. Иоанна остается одна. К ней подходит Лионель (или Монгомери), который из любви к ней перед этим перешел на сторону короля [В этом нет натяжки, потому что у Шиллера, согласно с историей, герцог Бургундский, бывший на стороне англичан, переходит к королю. (Прим. Чайковского.)] и хочет следовать за ней повсюду. Она убегает от него.

Действие IV. Картина 1, тоже еще не обдуманная. Она происходит в лесу. Лионель преследует бегущую от него Иоанну. Он влюбился в нее. Когда она проклинает и гонит его, как своего злейшего врага, он, чтобы отомстить, предает ее в руки англичан.

Картина 2. В Руане. Иоанну ведут на костер. Лионель умирает в ногах эшафота, пораженный небесным гневом. Иоанна входит на костер. Народ тут начинает понимать, что взведенные на нее обвинения-клевета, и начинает протестовать. Тогда распорядители поспешают с казнью. Ее возводят на эшафот. Она падает духом, но хор ангелов поддерживает ее. Показывается внизу пламя. Общий крик ужаса, и занавес падает.

Вся эта сцена хорошо обработана у Барбье, и я возьму ее оттуда.

Простите, дорогой мой друг, за то, что я несколько небрежно написал письмо это. Дело в том, что я немножко устал.

В субботу хочу съездить в Женеву, быть вечером в концерте или в театре, ночевать там и возвратиться сюда в воскресенье.

Будьте здоровы, драгоценный друг мой.

Ваш П. Чайковский.

7. Мекк - Чайковскому

Вена.

12 января 1879 г.

1/2 9-го утра.

Милый, дорогой друг мой! Как я рада, что наша сюита отыскалась, но сколько беспокойств доставил этот чудак Юргенсон своим способом посылки, хотя теперь, когда она дошла до назначения, ему можно простить это. Очень меня также радует, что Ваш “Евгений Онегин” будет исполняться в великосветском кругу, радует вдвойне и то,что “Евгений Онегин” имеет такой успех и что наше общество развивается в музыкальном отношении до того, что сумело оценить сейчас и отечественное произведение. Обыкновенно это не в свойствах великосветского общества, оно привыкло восхищаться чужим и не сразу, а после составленной европейской известности. Дал бы бог, чтобы это общество и в интеллектуальном отношении вообще разливалось. А я думаю, лучшей Татьяны, как Melle Панаева, и придумать нельзя.

Я послала Вам, милый друг мой, одну книжку “Русской старины” и еще одно сочинение, которое я выписала из Москвы в двух экземплярах (один специально для Вас), потому что я думаю, что это интересно, -это Военные рассказы о минувшей войне. Если мы съедемся в Париже, я привезу Вам другие русские журналы, а теперь прилагаю здесь в письме статью Бголова с отзывом об Вас. Я отметила карандашом и самую статью и место, относящееся к Вам. Мне ужасно приятно, что он умеет Вас ценить.

Как мне Вас жаль, дорогой мой, что Вам приходится самому составлять либретто. Это ужасная работа, и я очень боюсь, что Вы слишком утомитесь, быть может, для этого Вам было бы лучше уехать в Россию и заказать там?

Я была в первом концерте флорентийского квартета. Беккер-выдающийся квартетист и скрипач, и я очень жалела, что он не играл solo. Играли они очень миленький квартет Baxzini, такой, как я от него не ожидала, и счень хороший квартет Riemann'a. Я хотела его купить, но его еще нет в печати. Сегодня второй концерт это[го] квартета. Мы едем опять....

До свидания, мой милый, бесценный друг. Всем сердцем глубоко Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

8. Чайковский - Мекк

Clarens,

13/25 января 1879 г.

Благодарю Вас от всей души, милый друг мой, за посылку “Сборника военных рассказов” и относящихся к нему рисунков [а также за “Русскую старину”. (Прим. Чайковского.)]. И в этом случае, как всегда, Вы по какому-то предчувствию исполнили мою мечту. Я уже несколько времени мечтал об этой книге и собирался хлопотать в Петербурге о присылке ее, как вдруг получил посылку Вашу. Не ошибаюсь я, предполагая, что почерк, которым обыкновенно пишутся адресы посылаемых мне Вами книг, принадлежит руке Юлии Карловны? Если да, то потрудитесь, дорогой друг, передать Вашей милой и доброй дочери мою живейшую благодарность.

В прошлом письме я забыл сказать Вам следующее. Вы пишете, что, может быть, мне следует пораньше быть в России, на случай, если пойдет, на сей раз не шутя, дело касательно моей свободы. Но я Вам скажу, что имею основание предполагать, что серьезного и теперь ничего не выйдет. Во всяком случае, я со своей стороны не начну ничего, наученный опытом прошлого года, что никакие втолкования не могут вразумить известную особу и заставить ее понять, в чем состоит ее роль. Она продолжает желать развода, но своим совершенно своеобразным способом. Между тем, тут необходимо с обеих сторон совершенно сознательное отношение к делу, иначе может разыграться очень опасная и неприятная история. Таким образом, я теперь дошел до того, что хотя, говоря абсолютно, для меня развод был бы неоцененным благом, но, говоря относительно, в применении к обстоятельствам и характеру действующего лица,-он меня пугает и страшит, и я только с крайней осторожностью вступлю в это дело, если, повторяю, инициатива будет взята той стороной. Во всяком случае, торопиться ради этого в Россию нечего. Я желал бы быть в Петербурге не ранее 1 марта. Что касается той попытки, о которой мне писал Анатолий в Париж, то, судя по тому, что человек, являвшийся к нему, говорил лишь одни несообразности в pendant [дополнение] ко всему тому, что о разводе говорила известная особа,- на это нельзя смотреть серьезно. Я полагаю, что это скорее всего результат раскаяния о потере десяти тысяч, которые предлагались летом, и робкая попытка узнать, что поделывают эти деньги. Но денег этих она не получит ни в каком случае.