Мэрилин Монро - Дональд Спото

Из раскаленного жара близлежащей пустыни, который преобладал в Финиксе, вся группа перебралась в горы Айдахо, где в снежных сугробах и при минусовой температуре удалось на протяжении пяти дней начиная с 26 марта закончить съемки материала для нескольких сцен, разыгрывающихся в Солнечной долине. После возвращения в Лос-Анджелес и главная героиня, и несколько актеров, исполнявших второстепенные роли (Артур О'Коннел, Бэтти Филд и Хоуп Лэндж) заболели какой-то ужасной вирусной хворью. 5 апреля врач Ли Сигел, постоянно работавший в «Фоксе», велел Мэрилин уйти со съемочной площадки домой и лечь в постель; Логан, со своей стороны, пытался замедлить темп работы. Состояние здоровья Мэрилин ухудшилось: 12-го у нее была высокая температура и резкий кашель, и Сигел после консультации с другим специалистом рекомендовал ей отправиться в больницу. Съемочной бригаде пришлось на неделю прервать работу.

В тот же день, когда Мэрилин легла в больницу, Артур Миллер заселился на виллу, снятую им на берегу озера Пирамид, в шестидесяти пяти километрах от Рино, штат Невада; здесь ему надо было прожить два месяца, чтобы выполнить тем самым требование, обязательное в этом штате для получения быстрого развода. Несколько дней спустя вконец расстроенная и заплаканная Мэрилин позвонила ему из своей больничной палаты. «Я не в состоянии этого сделать, не в силах так работать. Ах, папулечка, я не в состоянии этого сделать», — рыдала она в трубку. Мэрилин пыталась объяснить ему, что же доставляет ей такие трудности. «Я ведь не какая-то обученная актриса, и я не умею притворяться, если нужно делать что-то. Ориентируюсь я только в том, что настоящее! Не могу я сделать что-либо, если оно ненастоящее!» Артур озабоченно слушал ее. «Мне хочется жить спокойно, — продолжала Мэрилин. — Ненавижу я все это, не хочу больше этого, хочу жить себе спокойно в деревне и просто быть там, когда ты будешь во мне нуждаться. Одна я уже не в силах больше бороться». В своих мемуарах Миллер добавил: «Вдруг я понял, что у нее не было никого, кроме меня». И все-таки он не воспринял это событие как предостережение; совсем напротив, оно явилось для него дополнительным импульсом к максимально скорому расторжению брака, а также подтверждением своего благотворного влияния на ее жизнь. «Мы поженимся и начнем новую, настоящую жизнь... Ее боль была моей болью».

Несмотря на слепую зависимость от Артура, Мэрилин с самого начала испытывала серьезные сомнения насчет того, спешить ли ей с браком, и она продолжала умолять драматурга не разбивать собственную семью, чтобы жениться на ней. Но одновременно она жаждала чего-то совсем другого: ей хотелось быть с Артуром в сельской тиши, и она тосковала по спокойной жизни. Но если все это и напоминало будничную повседневность из пьесы Торнтона Уайлдера[345], актриса знала, что здесь имеется и своя оборотная, темная сторона: «Наш город»[346]полон сочувствия к людям, которых жизнь сделала слепцами, выбила из колеи, смяла и раздавила. Даже в тот момент, когда Мэрилин думала, будто хочет отказаться от карьеры, она все равно подспудно хотела работать, стать женщиной уважаемой и сменить запутанное прошлое на упорядоченное будущее.

Во время съемок она нуждалась в присутствии кого-либо, кто придавал бы ей дополнительное мужество, и не противилась тому, чтобы Артур каждую субботу и воскресенье навещал ее в Голливуде (этими поездками он рисковал нарушить требования процедуры предоставления развода). Как вспоминала потом Эми Грин, Логан начал бояться понедельников, зная, что Мэрилин не сможет работать после уик-энда, проведенного с Артуром в отеле «Шато-Мармон» (где, кстати, ФБР вело слежку за ни о чем не подозревавшими любовниками).

«После таких выходных дней Мэрилин была совершенно разбита, — констатировала Эми. — Она не могла приводить Артура к нам, он не имел возможности выходить из отеля, а потом, в воскресенье вечером или утречком в понедельник, вдруг выбирался украдкой из номера Мэрилин и снова отправлялся в Неваду. А она оставалась в одиночестве, сбитая с толку, полная чувства вины... и все это обычно кончалось дурным самочувствием, болезнью и таблетками». В некотором смысле указанная ситуация была намного более легкой для Артура, который всегда производил на Мэрилин впечатление спокойного, уравновешенного и владеющего ситуацией человека.

Джордж Аксельрод уже переделывал ради Мэрилин сценарий «Зуда седьмого года» и сатирическим образом представил актрису и всю ее шатию-братию в фарсе «Не избалует ли успех охотницу до бриллиантов?»; однако сценарий к «Автобусной остановке» он написал (по словам Логана) «специально для нее, причем, творя эту историю, руководствовался исключительно тем чувством, которое к ней питал... Девушка эта была создана наполовину Инджем, наполовину Монро». И, невзирая на все проблемы, возникшие в процессе реализации картины, Мэрилин, используя свою — скрывающуюся под слабостью — силу, создала исключительно богатый, трогательный и убедительный портрет.

Фабула здесь проста: девственно невинный ковбой из Монтаны (Мёррей) едет в Финикс на родео и там знакомится с девушкой с плато Озарк (Мэрилин), в которую тотчас влюбляется. Вначале девушка сопротивляется ему, но потом ее трогает мягкость, наивность и невинность парня — все то, чего ей самой недостает и что, как она опасается, тот станет требовать от нее. В итоге их соединяет вполне прогнозируемая счастливая концовка.

С первой сцены, в которой она появляется в качестве вульгарной певички и танцовщицы, обмахивающей лицо, чтобы хоть как-то защититься от зноя летней ночи, Шери в исполнении Мэрилин значительно выходит за рамки ограничений, налагаемых поверхностным описанием данного персонажа и всей фабулой ленты. Ее игра наверняка была обдумана и спланирована до мельчайших деталей, но она не производит впечатления просчитанной. В ней нет ни следа колебаний и какого-то манерничанья — элементов, появившихся в исполнительской манере Мэрилин под воздействием Лайтесс. «Я ведь пыталась стать кем-то, — начинает она свою первую фразу, и мы слышим, что это говорит не только Шери. — Не могу я сейчас отказаться и все бросить, слишком уж много времени потрачено на завоевание того, что у меня сейчас есть!»

Исполняя в страшно шумном — из-за толчеи — баре шлягер «Старая добрая черная магия», Мэрилин показала понимание того, с какой трудной и деликатной задачей ей предстоит справиться: ведь песенку надо было спеть плохо — что ни говори, картина-то про девушку, которая замахивается гораздо выше, чем позволяют ее реальные возможности. Поэтому ее вокал — это настоящая жемчужина: трогательное соединение нервной стихийности Шери и скромного, невеликого ее таланта, а также робости, утопических надежд и желаний девушки и ее опасений. Натягивая длинные, до локтя, перчатки, делая все, чтобы ее как-то можно было услышать поверх голов мужчин, которые хлещут пиво и режутся в карты, Мэрилин дает великолепное и одновременно банальное представление.