Мэрилин Монро - Дональд Спото

Сенсацию вызвало также одно из высказываний Миллера. Во время допроса драматург попросил вернуть ему паспорт, чтобы иметь возможность поехать летом в Англию, где он хотел довести дело до постановки своей новой пьесы — «и быть с женщиной, которая к тому времени уже станет моей женой». После выхода из зала его взяли в осаду журналисты, задавая напрашивающийся вопрос; и как раз в тот самый момент, сидя перед телевизором в Нью-Йорке, Мэрилин Монро услышала следующие слова Артура: «Я женюсь на мисс Мэрилин Монро перед ее отъездом в Англию, который запланирован на 13 июля. По приезде в Лондон она уже будет миссис Миллер».

Актрису это заявление застигло врасплох в большей мере, нежели других телезрителей. «Слыхали? — спросила она истерическим голосом у Нормана и Хедды Ростенов, которым немедленно позвонила. — Он объявил это всему свету! Вы можете поверить в такое? Ведь он же по существу никогда не просил моей руки. Мы, правда, разговаривали о браке, но вовсе не конкретно». Руперту Аллану, Эми Грин и другим она сказала с нескрываемым сарказмом: «С его стороны было ужасно мило познакомить меня со своими планами».

Дело о неуважении К закону, якобы проявленном Миллером, было закрыто только через год, а тем временем ему предоставили заграничный паспорт (но не на два года, как это было тогда принято, а всего на шесть месяцев, начиная с 6 июля). Ведь любовник, а по сути жених самой большой американской красавицы не мог представлять собой угрозу для Соединенных Штатов, поскольку коммунисты в нынешние времена перестали быть романтиками, не так ли? А он, степенный мужчина, обрученный с Мэрилин Монро, посчитал нормальным, что актриса является объектом обожания для толпы, точно так же как и она приняла и одобрила Миллера, благодаря чему того сочли фигурой менее грозной и не столь спорной. Своим последним заявлением он превратил себя в обыкновенного мужчину, который хочет захватить с собой невесту в свадебное путешествие. Как и в только что законченном фильме Мэрилин Монро, любовь победила всё. На какое-то время можно было забыть, что результатом выступления Миллера в Конгрессе явилось его возведение в ранг чуть ли не национального героя теми либерально мыслящими американцами, которые сопротивлялись тогдашнему оруэлловскому[348]духу времени.

Как заметила Сьюзен Страсберг, «Артур учился у Мэрилин: вскоре вся пресса была в его распоряжении». Используя камеры, микрофоны и репортеров — и даже вполне прогнозируемые реакции Мэрилин, — он противодействовал всему, что измышляли против него недоумки из Вашингтона. Мэрилин импонировало смелое выступление Артура в Вашингтоне, и, по словам Руперта Аллана, «с этого момента она восхищалась им, хотя то, каким способом он объявил об их предстоящем браке, неприятно удивило и ранило ее. Если говорить о Мэрилин, то у нее восхищение всегда шло в паре с любовью. Она считала Артура великим писателем. Мне неприятно это говорить, но похоже, что он ее тогда использовал».

Доктор Хохенберг, все еще располагавшая огромным влиянием на профессиональную деятельность и личную жизнь своей пациентки, похвалила идею о бракосочетании (что Ирвинг Стайн с некоторым удивлением отметил в журнале-дневнике студии ММП за 22 июня) и посоветовала Мэрилин, чтобы та не ждала, а сразу же встретилась с прессой. Мэрилин, немедленно забыв обо всех своих сомнениях и обидах, сказала, что, разумеется, выходит за Миллера замуж. Однако с 22 июня и до дня свадьбы (дату которой они не раскрыли) Мэрилин и вправду обдумывала свое решение. И предстоящий вскоре отъезд в Лондон для участия в съемках вместе со страшным Оливье, и брак с Миллером были для нее безусловным вызовом.

И тут ее храбрость, талант, сознание собственных сил и возможностей — все это вдруг оказалось подвергнутым очередному жизненному испытанию. Актрисе не позволили оттягивать принятие решения и хотя бы на минуту задуматься над тем, что она делает. Наверняка ей хотелось проверить саму себя, почувствовать, что она уже не ребенок, зависящий от других людей, а самостоятельная зрелая женщина. Однако не нашлось никого, кто призвал бы ее быть самостоятельной и всесторонне обдумать собственную жизнь. Судьбы многих людей: их денежные выгоды, карьеры, будущее и слава — были связаны с судьбой этой талантливой, впечатлительной и очень нервной тридцатилетней женщины.

Мэрилин была готова сочетаться браком с мужчиной, отвечавшим ее мечтам о самосовершенствовании. Однако склонность Миллера всех поучать и строить из себя символ мудрости углубляли ее комплекс неполноценности. Многим людям, знавшим их обоих, вскоре стало ясно, что хотя вначале Артур несомненно любил ее, он в быстром темпе перешел в опасное состояние сдерживаемого презрения (как бы деликатно оно ни выражалось), вытекающее из убежденности драматурга в своем моральном и интеллектуальном превосходстве.

Таким образом, Мэрилин столкнулась с тем же, с чем в свое время встретилась Джин Харлоу, заключившая свой повторный брак с кинооператором Харольдом Россоном, который был старше нее на шестнадцать лет. Вскоре актриса развелась с ним и подружилась с актером Уильямом Пауэллом, бывшим уже на девятнадцать лет старше. «Джин всегда рвалась углублять свои знания, — говорила ее подруга Морин О'Салливан, — и надеялась, что сможет многому научиться от Пауэлла»[349]. Как Мэрилин, так и Джин трижды в жизни вступали в брак, каждая из них хотела стать настоящей актрисой и разрушить всеобщее убеждение в том, что они не более чем сексуальные красотки. Мэрилин, надо сказать, полностью осознавала указанные аналогии; это ясно вытекает из разговоров, многократно проводившихся ею с Милтоном Грином на протяжении 1955 и 1956 годов и посвященных тому, каким образом они могли бы снять картину о жизни Харлоу — с участием или же без привлечения давнишнего союзника и друга Мэрилин Сиднея Сколски, с которым она впервые беседовала о подобных своих планах и которого сейчас заменил Милтон.

Мэрилин Монро и Артур Миллер обещали, что в пятницу, 29 июня, в четыре часа пополудни встретятся с прессой в его доме в Роксбери, штат Коннектикут. До этого они хотели вместе с родителями Миллера спокойно перекусить в удаленном на несколько миль доме его кузена Мортона. За это время журналисты и фотографы должны были под надзором Милтона собраться в жилище Миллера по Олд-Тофет-роуд.

Но одна из команд газетчиков разведала о семейном ленче в доме Мортона и решила опередить своих коллег. Мара Щербатова, русская княжна, пребывавшая изгнанницей в эмиграции и заведовавшая нью-йоркской редакцией французского журнала «Пари-матч», попросила одного из коллег подбросить ее к дому Мортона, чтобы суметь раньше всех сделать снимки знаменитой пары, а может быть, и получить от них какое-то заявление. Без нескольких минут час Мэрилин, Артур и Мортон вышли из дому, без единого слова уселись в машину и помчали по узкой и извилистой дороге в направлении Тофет-роуд, а Щербатова и ее шофер кинулись в погоню, двигаясь вплотную за автомобилем Миллера. Уже совсем невдалеке от дома Мортона, на необозначенном крутом вираже автомобиль с журналисткой вылетел с дороги и врезался в дерево. Княжна Мара, выброшенная силой удара, вылетела через рассыпавшееся ветровое стекло и получила очень тяжелые ранения.