Полное собрание рассказов. 1957-1973 - Ирвин Шоу

Беуле пришлось только пожалеть о своей дальнозоркости; она поспешила отстраниться от окна, чтобы он ее не заметил: нужно подумать. Потом вдруг резко повернулась на каблучках и побежала по коридору в женский туалет; вне себя, нервно оглянулась по сторонам: слава Богу, на стене автомат, продающий тампоны «Тампакс» По пути к автомату миновала низенькую пуэрториканку с тремя маленькими девочками; порывшись в сумке, вытащила монету, протолкнула в щель…

На галерею для встречающих не вернулась, а направилась прямо к выходу для пассажиров после таможенного досмотра; ждала с застывшей на губах улыбкой.

Наконец он появился: ну и скупердяй — сам несет свой багаж. Явно набрал лишний вес после окончания лыжного сезона, и лицо стало круглым, как блин. Какой он коротенький — нисколько не выше того парня из книжного магазина. Неужели настолько съежился с прошлой зимы? Увидев ее, он выронил свои сумки — о них споткнулась какая-то пожилая леди — и с ревом: «Schatzl»[18] помчался к ней, чуть не сбив с ног карапуза лет трех.

От его кожи несло каким-то больничным запахом, словно от не долеченного пациента да еще явно надушился одеколоном в туалете самолета). А вдруг сейчас рядом случайно окажется кто-нибудь знакомый, ужаснулась она, позволив ему ласково потрепать себя по подбородку от стыда она наверно, сквозь землю провалится!

— Послушай, — обратилась она к нему, — давай-ка лучше уберем с дороги твой багаж! Я помогу.

— Наконец я прибыл на твою родину! — высокопарно высказался Джирг, поднимая с пола свои сумки и направляясь к стоянке такси. — Ну и где же ближайшая отсюда кровать?

— Да тише ты! — одернула его Беула. — Здесь, между прочим, все говорят по-английски, — напомнила она ему, стреляя глазами по сторонам и чувствуя себя очень неловко: все вокруг такие степенные.

— Мои приятели, — разглагольствовал Джирг, — устроили мне отходную.

Впервые она осознала, до чего громкий у него голос, — натренирован подавать команды лыжникам, оказавшимся в плену у снежного обвала. — Все знают, что ты меня ждешь! Послушала бы только их шутки! Просто умрешь со смеху!

— Могу себе представить… — отозвалась Беула.

В такси Джирг не выпускал из рук маленькую дорожную сумочку авиакомпании.

— Куда поедем, леди? — осведомился шофер.

Она задумалась.

— Скажу вам, когда переедем через мост в Манхэттен.

— Говорите какими-то загадками! — Водитель бросил на нее недовольный взгляд.

Как раз один из этих невыносимых нью-йоркских таксистов… Так рванул с места, что пассажиры чуть не ударились головами о спинку заднего сиденья.

Положив руку Беуле на колено, Джирг пытался заглянуть ей в глаза, — он явно чувствовал себя победителем, в знак чего и водрузил снова тирольскую шляпу с перышком.

— Ну и как там, в горах, погода, а? — мило поинтересовалась она. — Я имею в виду — этим летом?

— Все время идет дождь, иногда с градом. — Он легонько постукивал рукой по ее колену.

В Австрии один такой ласковый жест — и она ошалела бы от желания. Огрубевшие, мозолистые руки скользили по колготкам, — ой-ой, петли спускаются…

— Тебе понравилось путешествие?

— Просто отвратительное! В самолете одни «Americaners».[19] Их, наверно, еще можно выносить в их стране, но в путешествии им явно недостает Kultur.[20] Ну, к одной Americanerin[21] здесь присутствующей это не относится. — И искоса бросил на нее очередной похотливый взгляд.

С тех пор она видела его в последний раз, он вставил зубы, — один коренной и один передний поблескивали золотыми коронками. Рука его полезла выше, к ее бедру, спуская петли на колготках.

— А как тебе еда на борту понравилась? — Она схватила его за другую руку, чтобы та не последовала примеру первой.

Удалось прервать его поползновения; жаль, что не то белье сегодня надела — надежной гарантии, конечно, не дало бы, но хоть какая-то защита.

— Швейцарская пища — пригодна только для коров! — авторитетно заявил он. — К тому же пришлось платить за выпивку. Эти швейцарцы любят одно на свете — деньги.

— Но на всех авиалиниях в третьем классе пассажиры платят за выпивку, — мягко, здраво заметила она.

— Выпивка! — повторил он. — Ах, это мне о чем-то напомнило. — И благожелательно ей улыбнулся.

— Я привез своему Americanisches Schatrz[22] подарочек.

В зеркале заднего вида отразилась кислая гримаса таксиста — словно его тошнило от бензина. Джирг убрал руку с ее колена и стал рыться в стоящей рядом сумке; наконец, вытащил небольшую прямоугольную бутылочку без наклейки. Она сразу узнала форму бутылочки, и где-то внутри у нее заныло.

Джирг с гордым видом поднял бутылочку.

— Вот видишь — я ничего не забыл!

Этот напиток она буквально не переносила — тирольский, домашнего приготовления, настоянный на какой-то странной смеси трав и ядовитых растений, в сырых, темных местах, на краю пропастей, в Альпийских горах. Джирг поглощал эту настойку в ужасающих количествах, словно гигантский всасывающий клапан. Там, в Австрии, она очень стремилась во всем походить на отважных парней и с восторгом отнеслась к этой вонючей смеси. Вытащив пробку, он протянул ей бутылку — из горлышка в нос ударил тошнотворный запах: такой исходит от старых домашних животных, за которыми к тому же плохо ухаживают:

Как воспитанная леди она сделала маленький глоток, пересиливая себя — только бы не вырвало… А Джирг глотнул основательно и с ностальгической ноткой в голосе произнес:

— Ах, эти дивные вечера, когда мы пили вместе!

— Послушайте, леди, — скривился таксист, наполовину повернув к ним голову, — в такси распивать спиртные напитки запрещено…

— Убери-ка бутылку, любов моя! — попросила Беула. — Водитель говорит, что ты тем самым нарушаешь закон.

— Просто невероятно! — возмутился Джирг. — Нельзя пить, это запрещено законом! По-моему, он издевается надо мной. — Вдруг лицо у него побагровело. — Да, я слышал кое-что о Нью-Йорке! — заявил он гордо, как представитель господствующей расы.

— Но он не еврей, любов моя, он ирландец. — И взглянула на лицензию, прикрепленную в рамочке к задней спинке переднего сиденья: таксиста звали Мейер Шварц. — Убери бутылку, любов моя! Выпьем позже.

Бормоча что-то сквозь зубы по-немецки, Джирг снова положил бутылочку в дорожную сумку. В этот момент таксист резко свернул в сторону от несущегося впереди грузовика, избежав столкновения, — оставалось каких-то несколько дюймов… Когда подъехали к повороту на стадион «Шеа», рука Джирга спряталась под ее юбкой и проскользнула за трусики. Беула искренне удивилась почему на сей раз он действует так медленно и нерешительно. К счастью, она забилась на заднем сиденье в самый дальний угол справа и таксист не видел, что происходит у него за спиной.

Джирг тяжело, убедительно, страстно дышал ей в шею, а рука его, как рука гинеколога, уверенно прощупывала все у нее между ног и средний палец проявлял особую любовную активность, проникая в нее все глубже. Она откинулась полулежа на спинку сиденья, все тело ее напряглось в терпеливом ожидании — ждала, чем все это кончится. Вдруг его средний палец остановился, замер, прекратил бурение; Потом снова задвигался, сделав еще два-три острых укола с целью научных проб. Наконец он резко вытащил руку из-под юбки и выпрямился, пробормотав:

— Scheisse… Was ist das?[23]

— Это значит — судьба. — Беула тоже выпрямилась.

— Это значит — судьба. — Беула тоже выпрямилась.

— «Судьба»? Не знаю такого слова.

— То есть — чему быть, того не миновать.

— Говори помедленнее.

— Ну, я хочу сказать… на мне — проклятие, любов моя.

— И кто же проклял тебя? Вот уж… Scheisse!

— Это эвфемизм — так говорят американские девушки, когда у них наступают критические дни. В общем, моя «бабушка» не в порядке, понимаешь? Временно не принимает посетителей.

— И ради этого я пролетел четыре тысячи миль! — жалобно застонал Джирг.

— Ну, против матери-природы не попрешь, любов моя. Нечего зря расстраиваться — ведь всего несколько дней… ну, у большинства женщин. — Надо заранее подготовить его к моменту откровения, когда ей не миновать признания: это продолжается у нее порой несколько недель кряду, особенно осенью.

— Ну и что мне де-елать эти несколько дне-ей? — завыл Джирг.

— Знакомиться с достопримечательностями, — посоветовала Беула. — Кажется, пароход, на котором пассажиры совершают прогулку вокруг острова Манхэттен, еще курсирует по этому маршруту.

— Я приехал в Нью-Йорк не для того, чтобы кататься на пароходике! — плаксиво ныл Джирт; с постной физиономией он разглядывал через окошко пролетающие мимо дома, с их своеобразной архитектурой. — Нью-Йорк — это грязная дыра! — выпалил он в сердцах и умолк.