Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

Ллиана снова спряталась за кусты и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Ей подумалось, что эти горные звери были, наверное, троллями — существами, которые появились еще в доисторические времена и которые частенько упоминались в легендах карликов. Ллиана попыталась извлечь из памяти то, что ей рассказывал по данному поводу Гвидион, однако ей не вспомнилось ничего, кроме ужасных историй про съеденных заживо эльфов. Насколько она помнила, старый друид говорил о них как о диких монстрах, которых не смог подчинить себе даже Тот-кого-нельзя-называть, но также и как о существах, состоящих из плоти и крови — а значит, существах смертных. Ллиана крепче сжала пальцами лук и достала из колчана стрелу. В чем бы ни заключались намерения Тилля (пусть даже он и решил бросить своих спутников и идти дальше в одиночку), он все-таки был эльфом. Замкнутым в себе и молчаливым, как все даэрдены, но все же эльфом. И их товарищем по этому нелегкому путешествию. А потому Ллиана не могла бросить его на произвол судьбы, тем более что судьба его ждала, похоже, незавидная. Ллиане оставалось при этом только надеяться, что, если события вдруг примут нежелательный оборот, Гамлин и Дулинн смогут вмешаться и ей, Ллиане, помочь.

Сделав еще один глубокий вдох, она резко вскочила, держа лук и стрелу наизготове, и изо всех сил прокричала заклинание, которое понимали даже дикие звери.

— Гесвикан эарм вутх! Гесвикан фор беорн дэн! Хаел Хлистан!

Услышав это заклинание, серые лесные волки обычно бросались, скуля, наутек. Спасались бегством даже медведи и кабаны… А вот тролли удирать не стали. Они повернулись в сторону Ллианы, сначала на несколько шагов отступили назад, а затем, быстро оправившись от испуга, ринулись к ней, размахивая своими длинными верхними конечностями с большими когтями. Ллиана произвела первый выстрел, но стрела угодила куда-то в кусты между этими существами, которые, к счастью, приближались медленно. Ее заклинание троллей все же хорошенько напугало. Она вытащила из колчана вторую стрелу, прицелилась получше в одного из троллей и выстрелила. Стрела впилась троллю в шею. Он с жутким ревом повалился на четвереньки, и это, похоже, разъярило его сородича, и тот, тоже опустившись на четвереньки, бросился бежать к ней на всех четырех конечностях — как животное, — совершая удивительно большие прыжки. Ллиана успела лишь отбросить свой лук и вытащить из ножен меч. Тролль находился от нее уже на расстоянии двух или трех прыжков, и у нее мелькнула мысль, что у нее нет другой возможности удрать от него, кроме как броситься в заросли можжевельника, надеясь, что он не станет ее там преследовать, но тут вдруг тролль, отчаянно взвыв, резко остановился и выпрямился. Затем он рухнул на землю, а принцесса увидела за ним низкорослый силуэт Тилля, добивающего раненого второй стрелой.

Эльф находился слишком далеко от Ллианы для того, чтобы она могла рассмотреть выражение его лица, однако она была абсолютно уверена, что Тилль снова стал одним из них, снова стал эльфом. Он медленно опустил лук и пошел к ней, обойдя по большой дуге тролля, который со стрелой Ллианы в горле бился в конвульсиях на земле. Второй тролль был уже мертв. Даэрден оказался более искусным в стрельбе из лука, чем она. А может, просто более удачливым. Ллиана пошла навстречу Тиллю. Встретившись на полпути, они обменялись взглядами. По лицу даэрдена она поняла, что была права в своем последнем предположении относительно него.

— Позови остальных, — сказал ей Тилль. — Нам здесь лучше не задерживаться…

5

Возвращение в Силл-Дару

Сенешаль Буркан тяжело поднимался вверх по каменной винтовой лестнице, ведущей от тюремных камер к караульному помещению. Он опоздал: его воины уже сидели за обеденным столом и вели себя очень шумно — ну, то есть так, как они обычно себя вели. Сенешаль остановился в нескольких шагах от порога и, прислонившись к стене, прислушался. Часовых, охранявших ворота и стены крепости, недавно сменили. День уже подошел к концу, и солдаты сейчас думали только о том, как бы набить брюхо и выпить, поиграть в какие-нибудь азартные игры и, может быть, наведаться в таверну, если им позволят это сделать их сержанты. Жизнь воинов предельно проста: только то и делай, что соблюдай какие-то правила да выполняй чьи-то приказы. И Буркан завидовал им в этом. Ему хотелось бы сесть за стол вместе с ними, опрокинуть кувшинчик вина или пива, закусить ветчиной и сыром. Однако его кольчуга и ладони были вымазаны в крови, а кожа стала липкой от пота. Может быть, он сделает это чуть позже, после того как переоденется и поразмыслит над всем тем, что ему надлежало сделать.

Шлюха, которую сын торговца Гона привез к нему, ждала его в охраняемой комнате. В данный момент она и этот заносчивый мелкопоместный дворянин — сын торговца, на которого было бы даже жалко тратить веревку, чтобы его повесить, — предавались, наверное, приятному времяпрепровождению, наверняка мечтая о том моменте, когда король лично поблагодарит их за их преданность ему… Она представляла собой не более чем шлюху и воровку, а он — самонадеянного глупца, однако эта девка — Этайна — сказала правду. В обмен на клятвенное обещание сохранить ей жизнь и свободу она сообщила о том, что барон Горлуа Тинтагель организовал нападение на группу воинов, сопровождавших Морврина в Ха-Баг, где надеялся найти свою исчезнувшую дочь. По ее словам, Горлуа собственной рукой убил и раненого рыцаря в этом городе гномов, но ей не было известно, зачем он это сделал. Однако она помнила имена тех стражников, которые сопровождали барона в тот день. Брюйант и Гиберт… Гиберт погиб, а вот Брюйант вернулся из Ха-Бага вместе с Горлуа. К своему несчастью, Брюйант вернулся на службу в королевском войске, вместо того чтобы отправиться вместе с бароном в Тинтагель. Сержантам не составило большого труда его найти. На него пришлось потратить целых три часа, прежде чем он сознался. Пришлось использовать различные орудия пытки и превратить его плоть в кровавое месиво… Он почему-то держался очень стойко — как какой-нибудь фанатик. Другие на его месте, едва лишь увидев камеру пыток, признавались во всем, в чем их хотели заставить признаться. Его упрямство в конце концов удалось сломить при помощи обычных пергаментов, изготовленных из кожи козленка. Эти пергаменты тщательно пропитали водой и обмотали вокруг его ног, а затем к ним поднесли факел. Высыхая, пергаменты сморщивались и сокращались в размерах, сжимая ноги так сильно, что это вызывало невыносимую боль.

После того как нотариус записал показания этого бедняги, Буркан из чувства сострадания вызвал к нему капеллана, намереваясь затем передать Брюйанта в руки палачей, чтобы они его прикончили…