Дюна - Фрэнк Херберт

— Но оно облечено в человеческий образ, Гурни, и должно платить по-человечески.

— Если только он… — не сдавался Гурни.

— Отойди, пожалуйста, — попросил его Пол. Он поднял криснож и легким движением руки отстранил Хэллека.

— Не отвлекай его, Гурни! — Джессика тронула трубадура за руку. — Это единственное, что ты сейчас можешь для него сделать. — И она подумала: «Великие Боги! Что за ирония судьбы!»

Император изучил Фейд-Рауса, отметив его атлетическое сложение, и перевел взгляд на Пола — худощавый юнец, хотя и не такой высохший, как уроженец Арраки: ребра его можно пересчитать, и каждый мускул виден под кожей.

Джессика наклонилась к Полу и, понизив голос так, что только он один мог ее слышать, сказала:

— Хочу кое-что подсказать тебе, сын. Иногда опасных людей готовят по методу Бене Гессерит: в глубочайшие уголки сознания закладывается слово с помощью старого приема боли или удовольствия урошнор, особое кодовое слово. Если этот субъект, как я предполагаю, был подготовлен, это слово, будучи нашептано ему в ухо, должно расслабить его мускулы и…

— Я не хочу никаких преимуществ, — сказал Пол. — Дай мне пройти! Гурни сказал ей:

— Зачем он это делает? Не собирается же он дать себя убить и заслужить тем самым мученический венец? Может, религиозная болтовня Свободных затуманила ему мозги?

Джессика закрыла лицо руками, сознавая, что не знает истинных причин, побудивших Пола принять этот вызов. Она ощутила присутствие смерти в этой комнате и знала, что этот, изменившийся, Пол был способен на то, что предполагал Гурни. Она лишь сфокусировала сознание на одной цели — защитить сына, но сделать ничего не могла.

— Так, значит, дело в религиозных бреднях? — допытывался Гурни.

— Молчи, — прошептала Джессика, — и молись…

По лицу императора промелькнула мимолетная улыбка.

— Фейд-Раус Харконнен — член моей свиты. Если он хочет биться, пожалуйста. Я освобождаю его от всех его обязанностей и предоставляю ему свободу выбора. — Император указал на охранников-федайкинов. — Кто-то из этой черни отобрал у меня пояс и короткий кинжал. Если Фейд-Раус пожелает, он может биться моим кинжалом.

— Я желаю этого, — сказал Фейд-Раус, и Пол отметил на лице соперника выражение радости.

«Он слишком уверен в себе — в этом его слабость. Но это мое естественное преимущество, и я могу его принять», — решил про себя Пол.

— Принесите кинжал императора, — сказал Пол и проследил за тем, как выполняется его приказ. — Положите его вот здесь, — он указал на пол у своих ног. — Разместите людей императора вдоль стены и пропустите Харконнена.

Шелест одежд, топот ног, тихие голоса команд, протесты федайкинов, вынужденных им повиноваться, последовали за словами Пола. Люди Союза остались стоять возле коммуникационного оборудования, глядя на Пола в явной нерешительности.

«Они привыкли видеть будущее, — подумал Пол. — В этом месте и в данный момент они слепы, и даже я сам…» Он опробовал временные потоки, чувствуя их беспорядочность и то, как яростно они заклубились здесь, нацеленные на это место-мгновение. Даже слабые бреши были закрыты. Здесь было средоточие будущего джихада, он это знал. Здесь было расовое сознание, познанное им однажды, как его собственная ужасная цель. Здесь была причина, достаточная для Квизатца Хедераха, или Лизана ал-Гаиба, или даже для хромающего плана Бене Гессерит. Раса людей почувствовала собственную спячку, свою заплесневел ость и понимала только одно: ей необходим тот опыт беспорядка, в котором гены могут смешаться, чтобы дать новые сильные соединения. Все люди существовали сейчас как единый бессознательный организм, излучая нечто вроде сексуального жара такой силы, что он мог преодолеть любой барьер.

И понял Пол, насколько бесполезны все его усилия по изменению даже мельчайших деталей происходящего. Он надеялся воспрепятствовать джихаду внутри себя, но джихад неизбежен. Его легионы двинутся с Арраки даже и без него. Им нужна лишь легенда, а он уже стал ею. Он указал им путь, дал им преимущество над самим Союзом, который не мог существовать без спайса.

Предчувствие неудачи охватило его, и сквозь него, как сквозь туман, он увидел, что Фейд-Раус Харконнен выскользнул из порванной формы и остался в гимнастическом костюме.

«Это — перелом, — подумал Пол. — Отсюда открывается путь в будущее, и облака сойдутся в нечто похожее на венец славы. И если я умру здесь, они станут говорить, что я пожертвовал собой ради того, чтобы мой дух мог повести их за собой. А если я выживу, они скажут, что никто не может противостоять Муаддибу».

— Готов ли Атридес? — выкрикнул Фейд-Раус, следуя древнему ритуалу канли…

Пол ответил ему по обычаю Свободных:

— Пусть твой нож притупится и расколется! — Он указал на лежащий на полу кинжал императора, давая понять, что Фейд-Раус может его взять.

Внимательно наблюдая за Полом, Фейд-Раус поднял кинжал и какое-то мгновение взвешивал его в руке, привыкая к нему. Его обуял восторг. Вот драка, о которой он мечтал, — мужчина против мужчины, мастерство против мастерства, и никакие защитные поля не будут мешать бою. Он понимал, что перед ним открывается путь к власти, что император наверняка наградит того, кто убьет этого, причиняющего столько беспокойства герцога. Наградой может быть даже рука надменной принцессы и часть трона. А этот деревенщина-герцог, этот неотесанный авантюрист вряд ли будет опасен для Харконнена, который провел многие сотни боев на арене и познал все хитрые уловки и вероломство. К тому же этот увалень не знает, что ему придется иметь дело не только с ножом.

«Поглядим, насколько ты непроницаем для яда», — подумал Фейд-Раус. Он отсалютовал Полу кинжалом императора и сказал:

— Встречай свою смерть, болван!

— Начнем, братец? — кротко спросил Пол. Он сделал скользящий шаг вперед, не сводя глаз с направленного на него кинжала, низко пригнувшись над молочно-белым лезвием собственного крисножа и держа его так, как будто он был продолжением руки.

Они кружили друг против друга, неслышно ступая по полу босыми ногами, напряженно ожидая, не раскроется ли противник хоть чуть-чуть, чтобы можно было нанести удар.

— До чего же ты красиво танцуешь! — засмеялся Фейд-Раус.

«Он — болтун, — подумал Пол. — Это еще одна его слабость. Мое молчание вызывает в нем тревогу».

— Ты что, уже исповедуешься перед смертью? — спросил Фейд-Раус. Пол продолжал молча кружить вокруг него.

Старая Преподобная мать, наблюдая за борьбой из толпы, окружающей императора, почувствовала, что ее бросило в дрожь. Когда этот юнец Атридес назвал Харконнена братцем, это могло означать только одно: он знал, что у них общие предки, легко поняв это потому, что был квизатцем хедерахом. Но слова эти заставили ее сосредоточиться на том единственном, что привело ее сюда.