Хардкор - Миша Бастер

Появилась тусовка, и сразу же вслед за этим проявились группы тяжелого звучания. Первый концерт дал «Нокаут», а после появились группы «Изолятор» и «Фронты», которые изначально назывались «ЭДС», то есть электродвижущая сила. В 87-м году появились группы «Металлотехнический прогресс» или попросту «МТП», «Скорая помощь», «Солдаты металла», «Собака Це-Це». Все эти группы моментально получили признание в новой тусовке, потому как мало того, что они держали стиль, все это были наши старинные знакомые. В Рок-клубе хотя и раздавали членство направо и налево, но металлистов они сторонились, что привело к образованию собственной студии записи, и концерты приходилось устраивать самостоятельно. Вскоре начали подтягиваться архангельские группы, такие, как «Облачный край» и «Святая Луиза». Появились металлисты из Гродно, и общение перемежалось первыми гастролями питерских групп и выездами.

Буквально за пару лет движение набрало обороты, но связи с Москвой ограничивались приездами музыкантов и отдельных оголтелых персонажей, еще с самого начала восьмидесятых. Питер оказался как бы транзитной точкой между югом СССР и Прибалтикой, куда многие неформалы любили скататься либо на рок-фестивали, либо просто покуражиться. Тема с «Ассой» и Курехиным прошла мимо «Поганки», как, впрочем, и наезды на неформалов. Доходило до смешного. Мы тогда просто завалили прокуратуру заявлениями по фактам задержания за внешний вид. Менты просто устали от прокурорских пистонов и постоянных разборов этой бюрократической шняги. Такой своеобразный интеллигентный ленинградский подход по системе «клин клином вышибают»… Хотя изъятие атрибутики и попытки признать ее холодным оружием были постоянными. Помню, однажды срезали с меня ремни и браслеты. Впоследствии я был извещен о том, что вещи, изъятые у меня, не признаны экспертизой как холодное оружие, но уничтожены как вещественное доказательство. Бред какой-то, но этот бред сопровождал весь процесс социального прессинга.

Но Питер все же не Москва, и даже сейчас наши правоохранительные органы отличаются от столичных беспредельщиков в погонах. Короче, оградив себя от милицейского прессинга бюрократическим путем, мы вскоре стали сами их прессовать в случаях, когда узнавали о готовящихся вылазках гопоты и матросни, о чем всегда оповещало «длинное ухо» городских слухов. Они просто были вынуждены выставлять свои «Козлики» и охранять неформальный отдых от всяческого дискомфорта, хотя весь город знал: если надо биться за какие-то принципы, то в тусовке все были только за. И стычки такие происходили. Причем менты, уже извещенные о наметившейся драке, приехали с советами «А давайте, вы их по морде – и в машину, по морде – и в машину», что и было сделано, за исключением того, что никто гопоту в машины не отгружал. Просто ментов держали на нужном всем месте, и с какого-то периода ни одного металлиста не смели забрать за внешний вид или за участие в драках. Вежливо, по-питерски так…

К тому же претензий к этой группе лиц, кроме отслушивания громкой музыки, было гораздо меньше, чем к другим неформальным образованиям. Я не пил, не употреблял наркотики и сам жестко держал безалкогольную тему в тусовке. В моем представлении металлист должен был быть здоровым и крепким, и эту линию разделяли многие. Линия, конечно же, категоричная, но именно на категоричности и строились подростковые принципы того периода. Опять же, про разницу между городами – она действительно была. Как я уже говорил, связей особых не было, и никто не подозревал о масштабах и жесткости прессинга, развернувшегося в столице. Местные жители все никак не могли понять, почему же столичные неформалы находятся на таком взводе и ведут себя так неадекватно агрессивно. Здесь все было спокойнее и ровнее, поэтому мы частенько рекомендовали москвичам расслабиться – но, как ты сам понимаешь, тщетно.

Тогда-то, в 87-м году, я уже начал шить кожи, но для Питера я успел сделать не так уж много. Причем первую кожу я шил по наитию, из монгольского плаща, не имея визуального представления, что надо делать. Тогда уже произошел спад в металлистской волне; тусовка в «Поганке», из которой выросло целое поколение известных на весь город персонажей, постепенно стала распадаться. Как и во многих других начинаниях, появилось множество левых людей, все размылось и перестало быть интересным. В этот же момент московский молодежный бунт вылился за рамки города, и из Москвы сначала приехали хабаровские гонцы в виде Ника, Микки и Германа. А потом столичные неформалы большой группой вместе с Гариком приехали брататься с питерскими. Тогда состоялась славная прогулка, взлохматившая весь центр Питера и закончившаяся массовой забивкой впервые прибывших в большом количестве люберов.

Буквально вслед за этими событиями подтянулись ребята со МХАТовской тусовки. Помню, звонок в дверь. Открываю – стоят двое и говорят, что, мол, привет, нам твои координаты дал Стоматолог, то есть Саша Хирург, которого я знал как человека, позиционировавшего себя как основного московского металлиста. Закрываю дверь, иду на кухню и говорю жене: «Сейчас ты офигеешь». Открываю дверь, заходят Алекс и Миша Ло, на что Варя отвечает: «Ну подумаешь – неформальный негр». А потом уже настала моя очередь офигевать, когда они сняли верхнюю одежду, под которой оказались косые, увешанные значками и жилетка в шипах, черепах и крестах. Такого в Питере не было, и вот с этого момента началось мое вливание уже в новую металло-рокерскую тему. Здесь тоже была рокерня, но были это исключительно телогреечники, которые ничего не знали про байкерскую тему, чоппера и мотоганги. А в Москве это движение уже набирало обороты, и меня пригласили в Москву как специалиста по пошиву косых кож, хотя опыт у меня в этом вопросе был минимальный. Так же, как и раньше, брались плащи и перешивались. Просто этого на тот период не делал практически никто, и я уехал в Москву, где, разместившись у Бажена, влился в МХАТовскую тусовку. Тогда же была сшита пресловутая куртка с подкладкой из советского флага, которую после публикации за рубежом очень долго разыскивала милиция. Эдуард, Валера, который пытался воспитывать новых рекрутов и Юра Джон, за которым закрепился имидж воспитателя малолеток. Все было в диковинку, особенно девушки на мотоциклах вторым номером или вовсе за рулем, как девушка с позывными Звезда. Тусовка была очень яркой, дерзкой и необычайно активной. Хирурга там почему-то не было, он только эпизодически появился на мотоцикле.

Для меня, да и не только для меня, эта тусовка была наиболее значимой из всех столичных. Все эти толпы, гоняющие по московским улицам, лубянским подвалам и подземным пешеходным переходам. Первые тяжелые мотоциклы «Днепр» и «Урал» и переваренные вилки. Неимоверное явление как «шведский стол» в гостинице «Москва» по утрам, в котором можно было наесться на два рубля и уйти с мотоциклетным шлемом, доверху наполненным булочками, ночные поездки в Шереметьево… Я думаю, эта тема будет описана нашими общими знакомыми, поэтому ограничусь лишь тем, что это были наиболее яркие впечатления от всего периода восьмидесятых. Даже недавно, проезжая по городу мимо одной улицы неподалеку от Лужников, я поймал себя на мысли, что отчетливо помню, что именно здесь мне какой-то мудак засветил из окна картофелиной по шлему и пробил его. Было смешно, я тогда почувствовал удар, стал щупать шлем и нащупал дырку, в которой было что-то мягкое и липкое. Все, думаю, мозги… При этом в 89-м году к этому хребтовому движению начали подключаться все остальные виды неформалов, кроме разве что волновиков и люберов.

М. Б. Кстати про них. Ты мог бы описать свои впечатления от уличной ситуации в Москве того периода?

Ж. М. В Москве я бывал и ранее по фанатским выездам, и чуть позже по хипповским впискам. Количество ярких, брутальных и юных персонажей, так же как и количество носящихся на мотоциклах радикалов поражало. В Питере такого не было; также, как и настолько мощного организованного прессинга ментов, комсы и гопоты и не менее организованной тусовки центровых неформалов, будто сошедших со страниц иностранной прессы, но абсолютно самобытных по характеру. Впервые я увидел люберов еще до своего переезда, на Ленинградском вокзале. Даже не подозревая, что практически вся Комсомольская площадь находится под их контролем. Я вместе с девушкой Щукой стоял на вокзале, а в рукаве на всякий случай таился складной ножичек. Тогда ко мне подвалила группа ряженых гопников, которые живо поинтересовались, не хиппи ли я случаем. На что я, не особо желая дискутировать, ответил, что мне-то, собственно, по фигу как меня называют, и все, что я хотел бы, так это спокойно доехать до Питера. Видя, что разговор не особенно клеится, один молодой угреликий человек стал похлопывать меня по руке, приговаривая: «Так вы из Питера, но если что обра… А-а-а, ну вам не надо…» – наверно, наткнулся рукой на нож.