Из ворон в страусы и обратно - Анна Яковлева

Голос у Вадима был нежным и тихим. И слова были нежными и тихими.

Техникум, трусливый Волк, склочная Наташка Бабич, дефиле, фототренинги, непонятные слова «кураж» и «аскеза» – все перестало иметь значение.

Нилка притихла и даже стала ниже ростом.

В лифте Валежанин неторопливо привлек к себе курсистку и спросил для блезиру:

– Кофе у тебя есть?

– Есть, – сглотнула Нилка. Окруженная со всех сторон руками, запахами, губами, она боялась пошевелиться.

На лестничной площадке обольститель вынул из кармана ключ и отпер дверь, Нилка только хлопнула глазами. Значит, это его квартира? А говорил, что снял для нее.

Валежанин обернулся и уставился на трясущуюся Нилку. На бледной физиономии выделялись одни глаза с поплывшим макияжем. Кажется, Нилка была близка к обмороку.

– Ты чего? – озадаченно спросил Вадим.

– Ничего.

Нилка решительно перешагнула порог и захлопнула дверь.

Если бы только она знала, какой ее ждет позор. Позорище. Позоруха.

– Дьявол. У тебя что, никого не было еще? – Первые слова, сорвавшиеся с губ ее первого мужчины.

Нилка от пережитого потрясения не уловила паники в голосе Вадима.

– Не было, – пролепетала она, подобрав ноги и с ужасом рассматривая кровавое пятно на простыне.

– Тьфу ты, черт, – пробормотал Вадим, – что ж ты не сказала? Тебе сколько лет?

– Восемнадцать.

– Ну, хоть здесь повезло. И зачем, спрашивается, ты меня затащила к себе?

– Я? – оскорбилась Нилка. – Я не затаскивала.

– А кто сказал: давай уйдем из бара? Я?

– Ну, сказала. Так я же ничего такого не имела в виду.

– А-а, вот, значит, как? Откуда же я знаю, что ты имеешь в виду? Дьявол.

– Ну, – в Нилке все-таки пробудилась женщина, – что ты так переживаешь? Я же совершеннолетняя. Будем считать, что все случилось по обоюдному согласию.

– А я-то думаю, чего ты такая неживая, – на какие-то свои мысли отозвался Валежанин, – вроде сама позвала…

– Я не звала. Все вышло случайно. Просто мы друг друга не поняли.

– Придется познакомиться поближе, чтобы лучше понимать друг друга. Ты как – не возражаешь?

Против того, чтобы узнать друг друга поближе, аргументов у Нилки не нашлось. Что уж теперь?

…Слух о том, что у Вадима Валежанина новая пассия, распространился по агентству со скоростью лесного пожара.

Рекрутированные, как и Нилка, из ближайших деревень и поселков, будущие топ-модели обожали сплетни.

– Ну и как наш Бальтазар? – многозначительно улыбаясь, поинтересовалась Полина.

Пролетев с концерном Lida, Полина уже назначила Нилку мальчиком для битья, но та оказалась фавориткой. Вот же непруха.

– Лучше всех, – лениво процедила новообращенная фаворитка.

По многим причинам ругаться у Нилки не было никакого желания.

Во-первых, наученная горьким опытом, она до дрожи боялась увязнуть в дрязгах. Во-вторых, только что она «отстояла» свое первое портфолио и, кроме дикой усталости, ничего не чувствовала.

В-третьих, мысль, что если она здесь не удержится, то до окончания академа будет в лучшем случае шить халаты поселковым кумушкам, а в худшем – мыть посуду в придорожной рыгаловке в их поселке, делала Нилку шелковой.

Кроме того, Нилка ждала отмашки для начала рекламных съемок и порядком трусила.

И потом – Валежанин. Несравненный, головокружительный Вадим Валежанин лишил Нилку не только невинности. Он лишил ее всякой агрессии.

Нилка сделалась тихой, как тибетский монах, и точно так же впадала в созерцательность. Ее водянисто-голубые глаза выражали полную готовность подчиниться. Казалось, еще немного, и с ее губ будут срываться только две фразы: «Да, мой повелитель» и «Нет, мой повелитель». На большее она будет не способна.

Если они не виделись с повелителем полдня, начинала тосковать по нему.

Не могла дождаться, когда занятия в модельной школе закончатся и она поступит в агентство. Там они будут рядом. Там они будут неразлучны.

В конце курса предполагался экзамен – четыре дефиле: деловое, молодежное, авангардное и вечернего платья.

В качестве делового Нилке был предложен брючный костюм из тонкой шерсти. Это было первое экзаменационное блюдо, которое она должна была подать жюри.

На второе шел довольно скучный комбинезон с приспущенным галифе, что означало молодежную моду.

Перед показом авангардных моделей молоденькая дизайнерша обмотала Нилку газетами, придала лифу форму бюстье и приколола к нему яркий галстук. Нос у начинающей дизайнерши был красный, глаза зареванные, и Нилка решила не лезть с советами.

Впрочем, Нилка почти не замечала, что на ней. Больше того, Нилка почти не думала о предстоящем дефиле.

В голове у Нилки вертелись не совсем подходящие случаю мысли о костюме, платье и комбинезоне.

С вещами была связана одна странность.

Вещи, которые шила Нилке бабушка, сразу обретали статус любимых. Они касались Нилкиного тела, становились продолжением хозяйки, обнимали ее плоть, и Нилка откликалась на эти объятия.

В отличие от бабушкиных, костюм, платье и комбинезон были чужими. Несмотря на всю изысканность, ткани были мертвы, трепета не вызывали и с Нилкой не сливались.

Волшебство из них ушло – наверное, прибилось к чьим-то чужим рукам. Рукам, которые укрощали струящиеся отрезы, приручали ножницы, нитки с иголками и пуговицы. Или волшебства там и близко никогда не было, а было ремесло? Бабушка вкладывала в работу душу, а здесь ее вложить забыли. Или не сумели.

Молчаливые вещи, как молчаливые ягнята, приговоренные на заклание, пугали Нилку. Неужели другие не чувствуют того, что чувствует она, не замечают эту странность? Может, у нее какое-то отклонение? У вещей не может быть души. Или может? Частица души мастера, например?

Четвертый выход подходил к концу, Нилка выбрасывала ноги вперед и вихляла узкими бедрами, как учили, ставила ступни по одной прямой. От подиумной «восьмерки» (ноги внахлест), освоенной в лучшем виде, Нилка умышленно отказалась – не на Неделе высокой моды, обойдутся.

Длинное трикотажное платье алого цвета с разрезом сбоку и открытой спиной красиво оттеняло цвет кожи и волос, а в малиновые замшевые туфли, расшитые стеклярусом, Нилка влюбилась с первого взгляда. «Чтоб мне так жить», – мечтательно думала она.

Короткая дорожка закончилась, Нилка совершила эффектный разворот и увидела Вадима.

Выглядел он безумно сексуально: во фраке, с бабочкой, которую оттеняла ослепительной белизны рубашка, с улыбкой на лице, и улыбка эта была обращена к ней – Неониле Кива! Неужели все это возможно?

От счастья Нилка вся, от макушки до пяток, затрепетала, и это состояние странным образом отразилось на походке – она стала игривой, из нее ушла постановочная неестественность.