Белоснежка и медведь-убийца - Дмитрий Валентинович Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Врушка ты! – плюхнувшись на свой стул, бросил тот. – Любого вокруг пальца обведешь.
– А вы бы хотели в компаньонки дуру набитую? – парировала девушка.
– Нет, – честно признался Феофан Феофанович, – ты мне нравишься такой, какая есть.
– То-то же, – кивнула Юля.
– Но вранье родителям я не приветствую.
– Переживете. – Она потянула носом пар от первого блюда и блаженно зажмурилась. – Класс!
– Хорош диетический супчик? – насмешливо поинтересовался Белозерский.
– Солянка – чудо! – проглотив первую ложку солянки, ответила Юля.
– В провинции умеют готовить простую еду: блины, солянки, котлеты, – тоже принимаясь за солянку, бросил Кирилл. – Пироги! Ты рассказывай, рассказывай, – кивнул он Юле.
Они еще не успели поведать Феофану Феофановичу о встрече с выпивохами у кафе «Радуга». Ко второму блюду, хорошо прожаренной отбивной, она уже пересказала в общих чертах их недавнюю словесную баталию под открытым небом.
– Теперь у нас есть зацепка, – резюмировала Юля.
– Если только этот старый алкаш не хочет выудить у вас две бутылки коньяка, – тоже резюмировал Позолотов.
– Каким образом? – спросила Юля.
Позолотов рассмеялся от души.
– И кто меня это спрашивает? Великая лгунья! Обдурить вас проще простого. Уверен, он уже сочинил для вас какую-нибудь байку. И скоро вы ее услышите. Получит свой коньяк или деньги, а вы – гадайте! Так было или не так.
– Это возможно, – согласился Кирилл.
– Мне кажется, он что-то знает.
– Почему тогда он не поделился этой правдой со своими выпивохами, а? – спросил Позолотов. – Да они должны были друг другу все рассказать за пузырями-то. Даже лишнего. Не верю в секреты этого вашего Никитича! Впрочем, скоро мы все узнаем. Жду вас, детки мои!
В три часа дня Юля и Кирилл отыскали в окрестностях кафе «Радуга» короткую улицу Смолянскую, а на ней и обветшалый хрущевский дом «56», один в ряду себе подобных.
– Квартира четыре – это первый подъезд, – определил Кирилл. – Второй этаж.
Тут был домофон. Юля нажала на кнопку вызова, и скоро хриплый голос в старом динамике произнес: «Слушаю?»
Дверь подъезда отворилось, они поднялись на второй этаж. Вот и квартира четыре. Им открыл уже знакомый пожилой дядечка. Никитич. Только теперь он был в трико и старом свитере.
– С подарком? – спросил он.
– С конвертом, – кивнула Юля.
– Входите.
Они вошли в прокуренную до тошноты квартирку старого одинокого человека.
– Как вас зовут? – спросила гостья.
– Иван Никитьевич Мальцев.
– Только вначале информацию, Иван Никитьевич, а потом сюрприз. – Они разулись и прошли в залу, где на протертом ковре стояли старые кресла и журнальный столик, а у стены – старый тертый-перетертый диван. – И чтобы она была достоверна.
– Вот что, товарищи газетчики, – заметил хозяин. – Я вам расскажу то, что знаю. Но я не обещаю вам, что эта информация будет самой обычной. Совсем нет! Садитесь, куда хотите, – он указал им на диван и на одно из кресел, а сам сел в другое.
Юля решала, куда бы ей присесть. На журнальном столике лежала прожженная в двух местах газета, пачка дешевых сигарет и зажигалка. Хозяин вытащил из пачки сигарету, закурил, бросил зажигалку на прожженную газету. Усмехнулся:
– Так что давайте вначале ваш гонорар, а потом уже я буду рассказывать.
Юля встретила взгляд Кирилла, и тот пожал плечами, мол: решай сама. Прошел и сел на диван.
– Ладно, – кивнула Юля.
Она достала из сумочки конверт, протянула хозяину дома и села в другое кресло. Тот с нескрываемым любопытством развел края конверта и заглянул внутрь.
– Штука? Маловато, конечно. На трехзвездочный коньячок, – усмехнулся он. – Ну да ладно. Пойдет.
Юля достала из той же сумочки диктофон и положила его на столик перед хозяином дома.
– Мы вас внимательно слушаем, Иван Никитьевич.
Тот глубоко затянулся. Курил он дешевые сигареты, и Юля приготовилась терпеть.
– Я знаю то, чего другие не знают, – сказал он. – Я знал Калявина в этой компании лучше других. И уже давно. Он был молчуном. Когда я его встретил, то понял, что друзей у него нет. Иногда только говорил, что провел бурную, знаете, жизнь. Он сначала по комсомолу был в Политехе, потом в райком попал, опосля уже по партийной линии пошел, так он мне говорил…
Юля поморщилась, ей, юному поколению, требовались пояснения. На помощь пришел Кирилл:
– Раньше было так, Юля: самых активных студентов выдвигали в профком или комитет комсомола. А самых-самых активных приглашали потом в райкомы, горкомы и обкомы комсомола. Многие соглашались. А из тех уже, кто бы самым перспективным, отбирали в райкомы, горкомы и обкомы партии. Они ни во что не верили, разумеется, ни в какой коммунизм, вешали лапшу на уши и жили припеваючи, комсомольцы особенно. По заграницам катались, фарцовкой занимались. Короче, еще теми были прохвостами.
– Так он был карьеристом, этот Калявин? – поняла Юля.
– Возможно, – кивнул Мальцев. – А потом перестройка. А Калявин в Политехе нефтяной факультет закончил. Его устроили на какую-то хорошую должность. В фирму. Выезжал по нефтянке, по месторождениям, с инспекциями, по буровым. – Никитич говорил отрывисто, покуривая, кивая самому себе. – Иногда его прорывало и он признавался, что частенько прежде охотился, то тут, то там… Ну так это и понятно, чего там еще делать, в лесах и полях да болотах-то, в свободное время? Говорил, что бил метко – Хозяин дома взглянул на Юлю. – Особенно предпочитал медвежью охоту…
– Очень интересно, – кивнула Юля, морщась от спертого воздуха в комнате и сигаретного дыма. – А форточку можно открыть?
– Пусть ваш кавалер откроет, – кивнул на окно Никитич.
Кирилл быстро поднялся, подошел к окну, открыл форточку и вернулся на место.
– Говорил, как нужно по правилам охотиться, – продолжал хозяин дома. – Как идти по следу за медведем. День, два, три. Как не дать медведю оказаться у себя за спиной. А еще, например, говорил: если ты убил медведицу, то должен выследить и убить ее медвежат. Не оставлять их шататься по лесу и умирать голодной смертью или дать им вырасти убийцами, а то
