Ироническая проза ч.2 - Роман Днепровский

 - Вот что, Роман, - говорит мне Павел Иванович, - неси-ка ты ещё один самовар! А то, здесь уже много народу собралось - и все чайку горячего, или кофе хотят...

 ...Через полчаса во дворе многоквартирного дома, что расположен в самом центре Иркутска, топилось уже пять самоваров из моей коллекции, а вокруг них хлопотали и оживлённо беседовали соседи. Кто-то из них уже принёс к чаю какие-то кексы, пряники, конфеты, ещё что-то... Странное дело: соседи общались совершенно свободно, хотя добрая половина из них купила квартиры в нашем доме совсем недавно, и с нами, "аборигенами", они прежде здоровались лишь кивком головы...

 - Эх! - говорит кто-то, - для полноты картины только патефона с "Рио-Ритой" не хватает!...

 - Пластинка с "Рио-Ритой", - обречённо отвечаю я, - имеется. И ещё старые пластинки есть. Только вот, патефона нет - в наличии лишь граммофон с огромной трубой. Что, вынести его, что-ль?

 - Неси!... Неси скорее!... - моё предложение вновь было встречено всеобщим одобрением.

 - Только, уговор - я уже обнаглел настолько, что решаюсь поставить условие: - когда это наше дружное чаепитие закончится, пусть мне кто-нибудь поможет все эти самовары и граммофон домой занести. А то, знаете ли, устал я уже туда-сюда на третий этаж бегать.

 К чести моих соседей будет сказать, что и граммофон, и самовары мне потом помогли доставить до квартиры - а пока во дворе продолжался импровизированный праздник: топились самовары, граммофон наяривал какие-то старые песни о главном. Соседи принялись ностальгировать по временам своего детства-юности. Полная идилия. Начало двадцать первого века в одном, отдельно взятом, иркутском дворе. Не хватало только танцев.

 ...Не знаю уж, кому это пришла в голову мысль сделать мне такую заподлянку, да только ещё через полчаса в наш двор въехала очень хорошо знакомая мне по временам работы на телевидении машина. А в следующий момент из неё вышла моя бывшая коллега - в 2003 году, после массового сокращения региональных структур ВГТРК я ушёл в "вольное плавание", а она осталасьт работать в новостях.

 - Ну я так и знала! - это она мне, вместо приветствия, - я так и знала! Ну кто ещё это самоварное чаепитие мог устроить, кроме тебя? Вот, и водитель мне говорит: " - Точно, к Роману и едем!" - здесь она замечает граммофон: - О! И это - тоже твоя техника?

 - Моя, - говорю, - чья ж ещё-то? Только скажи, ради Бога, вас-то сюда каким ветром занесло?

 - Так соседи твои на студию позвонили! - смеётся она, - говорят:  "- Приезжайте скорее, у нас тут всем домом чай пьют из старинных самоваров!" - вот мы и здесь! Ну, давай, цепляй микрофон! - и протягивает мне "мышку", - не забыл ещё, как её пристёгивать?

 - Слушай, Татьяна, а может, не будем, а? - меня совершенно не радует перспектива того, что о моём хобби узнает вся область - мало ли, что? Люди ведь всякие бывают...

 - Да ты что?! - Таня уже сама цепляет мне к лацкану куртки микрофон-"мышку", - у нас же съёмка заказана! Ты что - хочешь, чтобы я от редактора новостей схлопотала за то, что машину с оператором порожняком сгоняла?! Сам ведь знаешь, что за это бывает!...

 - Ну ладно, - соглашаюсь я, - только граммофон не снимайте...

 На том и порешили.

 Сюжета, который вышел в эфир в тот вечер - а к вечеру в городе уже включили электричество - я не видел. И общедворовых посиделок с самоварами под звуки граммофона мы больше не повторяли. А ещё через четыре месяца мы с мамой продали квартиру и разъехались - навсегда уехали из того дома, из того двора, где прошло и моё, и мамино детство - и в нашей бывшей квартире сейчас живут другие хозяева. Восемь лет прошло с тех пор - срок, безусловно, не такой уж и большой, но сейчас мне кажется, что всё это было очень-очень давно, в какой-то прошлой жизни. В жизни, которая иногда мне снится...

Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба...

Колбаса - собака редкой породы: по-русски, её порода называется немецким словом "курцхаар" (что значит, "собака с куцей харей шерстью") - а немцы, почему-то, называют курцхааров Das russische Pferd (что значит, "русская лошадь"). Почему немцы собственную же лягавую породу называют "русской лошадью", мне неизвестно - но факт остаётся фактом: курцхааров в родном городе днём с огнём не сыщешь.

 Когда Колбаса была помоложе, на улице нас постоянно атаковали вопросами на предмет приобретения щенка. Особенно беспокоился по этому поводу один перекупщик-даргинец: мы жили тогда неподалёку от центрального ювелирного магазина "Алмаз", возле которого постоянно паслись (и до сих пор пасутся) даргинские джигиты, скупающие у народонаселения лом драгметаллов - и один из них, по имени Азат, постоянно приставал к нам по поводу приобретения четверолапого потомства.

 В те годы я частенько подходил к этим перекупщикам, покупал у них старинные серебряные монеты, разные рюмочки-подстаканники-портсигары - и всякий раз маленький и кругленький, как мячик, Азат подбегал ко мне, и у нас происходил один и тот же разговор:

 - Эта сабаха - охотная? - спрашивал Азат.

 - Охотная, охотная! - отвечал я, уже зная, что на языке Азата слово "охотная" обозначает "охотничья".

 - Паслюшай! - говорил тогда Азат, и его глаза становились печально-умоляющими - точь-в-точь, как у собаки породы бладхаунд, - прадай, да? Такая сабаха прадай! Очень нада! Охотная сабаха нада...

 - Да иди ты - знаешь, куда? - смеялся я, - ишь, чего выдумал! Чтоб я свою собаку продал!...

 - Ну тогда... Тогда её рыбьёнок мине продай, да? На охоту ходить будем... Продай, да?

 Всякий раз я обещал этому Азату, что как только у Колбасы будут щенки, то я непременно дам ему знать, и мы с ним обо всём договоримся. Но вот беда: щенки - это такая хитрая штука, которая, в отличии от блох, не заводится сама собой: для того, чтобы завелись щенки, требуется, как минимум, ДВЕ собаки - и, непременно, разного пола. А вот с этим-то фактором у нас наблюдалась крайняя напряжёнка: уж не знаю, по какой причине - но в полумилионном Иркутске, который ещё Антон Палыч называл "городом интеллигентным, почти Петербургом", мы никак не могли найти для Колбасы парня породы курцхаар...

 Между тем, перекупщик Азат доставал меня, едва ли, не каждый Божий день: когда мне случалось проходить мимо "Алмаза", он вцеплялся в меня, заглядывал в лицо глазами побитой собаки, и спрашивал:

 - Ну скора? У твой сабаха будут ребьонкы скора, да?

 В конце концов, мне надоело, и я говорю ему:

 - Чтобы были ребьонкы, нужен папа, панымаешь, да? Даже у собак! А папы такой породы в городе нет - по крайней мере, я найти не могу. Вот найди моей собаке жениха-курцхаара - и будут тебе ребьонкы, и всё будет! Договорились?

 Азат записал новое слово к себе в блокнотик, и после этого месяца на два оставил нас с Колбасой в покое. А по прошествии пары месяцев, увидев меня ещё издалека, рванулся ко мне навстречу, расталкивая прохожих:

 - Нашоль! Нашоль! Я твой нэвьеста нашоль муж! Азербайджанец, да!!! Мой друг!!!

 В первый момент, признаюсь, он меня огорошил. Но всё очень быстро встало на свои места: азербайджанец - это не жених для моей собаки, а хозяин жениха и друг Азата. А сам жених - курцхаар-двухлеток по кличке Шархан. Хозяин Шархана оставил свой номер телефона - и теперь нам осталось только созвониться и договориться обо всём. Азат просто сиял от счастья.

 Уж извините за подробность, но Азатова инициатива пришлась, как нельзя, вовремя: дело в том, что у Колбасы наступил, как раз, такой период... пикантный дамский период... Одним словом, кавалер по кличке Шархан нашёлся очень вовремя: теперь уж точно, у Колбасы будут "ребьонкы". И мы, понятное дело, тут же созвонились с владельцем и договорились, что завтра же, с самого утра они с Шарханом подъедут за нами - а потом мы все вместе отправимся за город, где наши собаки поближе, так сказать, познакомятся друг с другом.

 На следующее утро во дворе нашего дома появился огромный джип. Хозяин Шархана - огромный, тучный азербайджанец Саид - стоял возле машины в ожидании, пока мы спустимся во двор, а из окна джипа глядела весёлая ухастая морда с высунутым языком - то был жених собственной персоной.

 Всю дорогу Саид рассказывал мне про своего Шархана: как покупал он в Баку щенка, как в три месяца тот заболел чумкой - и Саид сам, не доверяя никому, выхаживал его и колол щенку уколы... Как вёз Шархана из Баку в Иркутск: чтобы их с полугодовалым псом пустили в самолёт, Саид дал взятку командиру корабля, да ещё и выкупил два соседних места... Одним словом, этот иноверец и сын Кавказских гор был мне куда, как приятнее, чем все, вместе взятые русопятые соотечественники, впадающие в истерику только от того, что моя Колбаса обнюхала их сопливое чадушко.

 Шархан восседал на переднем сидении, рядом с хозяином; мы с Колбасой расположились на заднем. Местом проведения, так сказать, брачной церемонии, Саид предложил рощу на четвёртом километре Александровского тракта: " - Там поляна балшой, сабаки пабэгают, парэзвяцца! Места многа!" Я не возражал: Александровский тракт - значит, Александровский.