Золотой архипелаг - Фридрих Незнанский

В таком расположении духа Андрей Васильевич Акулов услышал от секретаря, что с ним хочет говорить Маргарита Николаевна Ганичева. Он лениво взял трубку, рассчитывая услышать либо угрозы, либо слезные просьбы вспомнить об их общем прошлом, — чего еще ожидать от стерв с их куриными мозгами! Но действительность воображаемая не совпала с действительностью настоящей. Рита Ганичева все еще, спустя столько лет, способна была кое-чем удивить несостоявшегося мужа: тон ее оказался сухим и деловым. Без угроз, без предисловий она проговорила, что у нее есть кое-какие факты, которые она чувствует себя обязанной предъявить раньше, чем оба они ввяжутся в решительную борьбу за вожделенные земли Горок Ленинских.

— Ошибаешься, Маргарита Батьковна, — с удовольствием выдал Андрей, хотя отчество ее сию секунду слышал и не забыл. — Я в нее уже ввязался. Раньше тебя, дорогуша. Предупреждаю по-доброму: отойди в сторону, не то зашибет.

Однако не стал спорить с бывшей возлюбленной, некогда обустраивавшей его быт в квартире возле ВДНХ, и назначил встречу. В укромном месте, за городом. Небезынтересно будет взглянуть, какие там факты держит в загашнике Рита. Что бы там она ни приготовила, ей не отвратить его от намеченной цели. И если надеется запугать, пусть выбросит эту мыслишку из своей непросторной черепной коробочки. На любые факты у Андрея Акулова найдутся свои аргументы.

АЛЬБИНА ГОРЕНКО. ОКАЗАНИЕ ПОМОЩИ НУЖДАЮЩИМСЯ

Он встретился Альбине Игнатьевне Горенко в три часа дня, когда она возвращалась из ближайшего продуктового магазина. Обычно бывшая солистка Московского театра оперетты зимой делала покупки с тем расчетом, чтобы хватило на неделю (чтобы пореже выползать на эти заснеженные, скользкие, враждебные пенсионерам и инвалидам улицы), но сегодня выдался особый случай: завтра должна приехать сестра покойного мужа, для которой Альбина Игнатьевна неизменно пекла торт по своему семейному рецепту, а, как на грех, обнаружилось, что в доме кончились яйца. Не то чтобы совсем нечем было накормить гостью, но торт — это была установившаяся традиция, а Альбина Игнатьевна привыкла следовать традициям. К тому же ее в последнее время так редко кто-то навещает… Пришлось бежать в ближайший супермаркет, который Альбина Игнатьевна обычно не жаловала по причине его дороговизны, но времени для поездки на рынок не оставалось. Возвращалась довольная, бережно неся в целлофановом пакете, оберегаемом от сотрясений, плотно упакованный десяток яиц. Вот тут-то она и заметила мелькнувшую в направлении подвальной отдушины тень с пушистым хвостом. «Кс-кс-кс!» — позвала Альбина Игнатьевна. В ответ раздался густой рык: «Мр-р-ря!» — и кот возник перед ней возле двери подъезда, позволяя себя разглядеть во всей первозданной красе. Полудомашний зверь: рваная морда и тугие мускулы, перекатывающиеся под тигровой шкурой, свидетельствовали о дикости, а от домашнего любимца в нем задержалась потребность откликаться на «кс-кс-кс». И доверие к людям. По крайней мере, Альбина Игнатьевна внушала ему доверие.

— Котик, какой же ты хороший… Пойдем со мной, — попросила Альбина Игнатьевна.

И кот пошел с ней. Проследовал через внутренность подъезда, вызвав одобрительную реплику консьержки «Ух ты, до чего страшен!», безбоязненно вошел в лифт, виясь вокруг варикозных ног той, которую сразу признал за хозяйку. «Неужели?» — с робкой надеждой подумала Альбина Игнатьевна. Она всегда любила кошек, но на кошек ей не везло.

Своего первого котенка она подобрала тоже на улице, когда ей было шесть лет. Котенок был маленький, дымчатый, сидел среди сугробов на задах дровяного сарая (в те годы немало московских домов отапливалось дровами) и мяукал, треугольно раскрывая розовый ротик. Проваливаясь в снег по самую пуговку, на которую застегивалась ее вязаная шапочка под подбородком, Аля побежала спасать кису. Котенок бросился наутек от нежданной спасительницы, но дети — существа проворные, и кончилось тем, что Аля, упав на живот, схватила маленькую живую игрушку. Родители не были в восторге, когда дочурка заявилась домой вся в снегу и с котенком (коммунальная квартира, соседи могут протестовать!), но мама что-то тихо сказала папе, и котенок был оставлен. Весь вечер Аля его гладила, возила перед ним по полу бумажный бантик на нитке, который он ловко цапал передними лапками с растопыренными коготками, наблюдала, как он лакает из блюдца молоко, удивительно скручивая в трубочку шершавый язык. Заснула она счастливая. А назавтра… назавтра с утра обнаружилось, что котенка в квартире нет. Родители, испытывая Алин шквал слез, стойко держались легенды, что котенок просился на улицу и его пришлось выпустить. Еще неделю Аля искала его по всем окрестным дворам, но не нашла. Все последующие годы жизни она надеялась, что дымчатому котику или кошечке подвернулись хорошие хозяева, лучшие, чем девочка, которая так горевала о пропавшем маленьком друге.

Много лет спустя она, приобретающая известность актриса и обладательница хотя и маленькой, но собственной квартиры, остановилась у метро умилиться на котят, которые выглядывали из плетеной корзины. «Смотрите, какая очаровательная кошечка, черепаховый окрас, отдаю в хорошие руки», — заискивающе произнесла державшая корзину пожилая женщина. Это плюс детское воспоминание решило дело, и черепаховая кошечка водворилась в квартире Альбины Горенко, как у себя дома. Вскоре выяснилось, что содержание животного — дело трудоемкое и ответственное, сопряженное с бесчисленными неприятностями. У Альбины был взлет карьеры, совпавший с романом с одним знаменитым режиссером, ее целыми днями не бывало дома. В отсутствие хозяйки кошка, оказавшаяся темпераментной особой, развлекалась как хотела, а с человеческой точки зрения, пакостила: сбрасывала на пол цветочные горшки и забытую на столе посуду, драла обои и занавески. Когда квартира, обставленная с таким тщанием, превратилась в гадюшник, Альбина задумалась о том, что с ее образом жизни она вряд ли может позволить себе кошку. Она не в состоянии о ней заботиться, она даже имени ей не придумала: «Кс-кс, иди кушать», — вот и весь разговор. И все-таки ей было жаль питомицу. Несмотря на то что режиссер вопил как резаный: «Усыпить эту тварь!» — после того, как кошка нагадила ему в жутко дорогие, за границей купленные немецкие ботинки, у Альбины не поднялась бы рука обречь здоровое животное на смерть. Поэтому она бегала по театру, как идиотка, всем предлагала свое сокровище, пока наконец не сплавила билетерше Марье Тимофеевне, восьмилетняя внучка которой моментально влюбилась и в черепаховый окрас, и в темно-желтые, почти карие, раскосые, как у египетской красавицы, глаза. Кошка получила нормальное кошачье имя Мурка, родила котят и стала такой спокойной, гладкой, толстой — заглядение! Не кошка, а матрешка! Альбина потом даже жалела, что ее отдала, тем более что с режиссером у них все равно не склеилось. Альбина мечтала хотя бы забеременеть от него, чтобы в ее маленькой квартирке завелись дети — эти маленькие сумасшедшие розовые зверьки, которым все прощается, как бы они ни пакостили, и которых ни один жестокий человек не предложит усыпить. Но и ребенок не хотел завязываться в ее до седьмого пота натренированном теле, изнуренном репетициями и танцевальными упражнениями — дети, знаете ли, предпочитают выбирать убежища помягче.

Ну а потом, в самый лучезарный период ее биографии, эти наполненные спокойной поздней любовью восемнадцать лет, почему она не завела кошку? Неужели Лешик стал бы возражать? Нет, хоккеист Хомяков одобрил бы, даже если бы она привела домой бродячее животное — в конце концов, она и его, фактически беспризорного, подобрала и выходила. У них все началось с курортного романа — не вполне классического, так как Хомяков не тащил ее в койку, а, наоборот, куксился и хандрил. После серьезной травмы позвоночника на льду его настигла другая, моральная травма: жена ушла, оставив записку, что не обязана тратить лучшие годы на инвалида. Альбина Игнатьевна, как раз месяц назад получившая звание заслуженной артистки и в придачу массу завистников, которые считали, что ради нее их обошли, переживала тоже не самый веселый этап своей жизни, и депрессия Хомякова, с которым она ожесточенно спорила, прогуливаясь по курортным терренкурам, поначалу здорово выводила ее из себя. Зато потом обнаружилось, что минус на минус дало плюс… Да, так почему было не завести кошку? Не приходило в голову: они с Лешиком были так переполнены друг другом, что их не тяготило отсутствие детей, общих друзей, домашних животных. Единственным человеком, вторгавшимся извне в их счастливый мирок, была Лешикина сестра, игравшая до некоторой степени роль свирепой свекрови… Валя, считавшая, что актриса (в ее устах это звучало как «проститутка») не пара ее брату, попортила Альбине Игнатьевне немало нервов, зато, лишившись дорогого человека, обе женщины сблизились. Для кого еще, спрашивается, Альбине Игнатьевне печь торт? Кого ей, спрашивается, вообще кормить? Разве что этого полосатого мускулистого бандита с пушистым хвостом… если приживется.