Методом исключения - Владимир Турунтаев

— Почему же она уехала? — спросил Орехов.

— А из-за аборта! Что-то не так ей сделали, боли какие-то начались. Тут уж мы все ее жалеть стали. А родители ее в Курске получили новую квартиру. Позвали дочечку. Моментом собралась. Без отработки, без трудовой книжки уехала. Может, чувствовала, что никакая трудовая книжка ей больше не понадобится…

— Не вспомните: она до Михаила с кем-нибудь из ребят встречалась?

Нина подперла подбородок кулачком, задумчиво вытянула губы трубочкой и, подумав, принялась вспоминать:

— Были у нее парни. Она ж и так-то девка смазливая, так еще и глазки строить умеет. Был у нее Дима с Уралмаша. Черненький такой. Еще Сережа сюда похаживал. Этот блондинчик. Голубоглазенький. А который перед самым Мишкой был… Постойте, как же его она звала? Совсем чудно. И встречались они… Постойте, не Суслик ли? Правильно, Суслик!..

— Лена встречалась с этим Сусликом после того, как Студенов ее бросил?

Нина опять подперла подбородок кулачком и задумчиво вытянула губы трубочкой.

— Вроде как ошивался он тут под окнами, — вспомнила она. — Сама я не видела, а девчата говорили. Да вы лучше с Алькой поговорите, она больше знает!

— Да вот нет ее в городе, — посожалел Орехов.

— Может, завтра к вечеру вернется, — обнадежила его Нина. — Да, еще вспомнила: нездешний он, кажется, этот Суслик. Ага, из Верхней Пышмы! Поэтому они больше по выходным встречались. А я на выходные редко когда остаюсь в общаге, в Дегтярск уезжаю к матери, я ведь оттуда, там у нас дом свой. Поэтому я этого Суслика, можно сказать, и не видела.

— Но все-таки приходилось встречаться?

— Может, раз или два за все время, — с минуту покопавшись в памяти, ответила Нина. — Как-то, еще осенью, заявился он к Ленке, а ее что-то не было. Сидел вот тут, дожидался. Зубы мне заговаривал. Пройдоха, сразу видать. Мне такие не больно нравятся…

— Сколько ему лет?

— Ну, может, года так двадцать два… Или двадцать.

— Внешность его можете описать?

— Ой, да где теперь!.. — слабо отмахнулась Нина Режикова. — Глаза как будто карие. Но не очень темные, а как бы коричневые с рыжиной. Нос обыкновенный. Зубы ровные, красивые, белые… Ничего, симпатичный. А больше не знаю, что сказать.

— Волосы?

— Кажется, шатен. Помню, одеколоном от него разило, только что, видать, из парикмахерской.

— Роста какого?

— Повыше среднего, — и опять губы трубочкой. — Уж не знаю, что там у них вышло. Может, Ленку не устраивало, что только по выходным могли встречаться, потому к Мишке и прильнула. А может, что другое, не скажу…

— Значит, он из Верхней Пышмы? — переспросил Орехов.

— По-моему, оттуда…

Тем временем Паша Савельев пообщался с Таней Судаковой, последней подружкой Михаила Студенова.

— Сбежала-то почему? — спросил у нее Паша.

Таня уронила голову и часто-часто заморгала густыми от туши ресницами.

— Сбежишь, пожалуй… — швыркнула носом, будто всхлипнула. — Кровища как брызнула, как брызнула! А я крови ужас как боюсь!..

Все-таки крикнула на бегу вахтерше: «Мишку убили!» — а уж затем, опрометью выскочив черным ходом из общежития, поехала к тетке на Посадскую. Там заночевала, а утром, не заходя в общежитие, сразу явилась на работу.

Как и Михаил, она раньше никогда не видела этого парня в дубленке, а Пономарёву знала только так: Пономарёва и Пономарёва. Ленка. Ну знала, конечно, что они с Мишкой встречались, так ведь и у нее самой, у Тани, в то время был парень. И Мишку она у Пономарёвой не отнимала. Потому что встречаться они, Таня с Мишкой, стали, когда Пономарёвой уже и след простыл.

А какая кошка между ними пробежала, она тоже не знает.

5

— Надо ехать в Верхнюю Пышму, — сказал Савельев. — Ты как?

— Поехали, — кивнул Орехов.

Со стороны начальства возражений не последовало, и за ними на весь оставшийся день закрепили служебную машину.

В 14:40 они припарковались у Верхнепышминского горотдела милиции. В тамошней уголовке у Савельева были знакомые ребята.

— Братцы, кровь из носу — нужен парень лет двадцати с хвостиком! Кличка Суслик. Возможно, судимый. Пользуется отверткой.

Верхняя Пышма — городок небольшой, здешних рецидивистов в уголовном розыске знают как облупленных. Екатеринбуржцам предложили на выбор сразу двух Сусликов.

Один сразу отпал: усатый-бородатый цыган тридцати двух лет.

Зато другой Суслик, Евгений Александрович Рябов, годился по всем статьям: 22 года, был судим за нанесение тяжких телесных повреждений. Правда, отвертка в уголовном деле не фигурировала, имело место жестокое избиение без применения каких-либо орудий, но долго ли в зоне переквалифицироваться!

6

Дом, в котором проживал Суслик-Рябов, имел несколько подъездов. Машину поставили возле первого, сами направились в пятый. Поднялись на нужный этаж, позвонили. Савельев держал наготове пистолет.

Дверь открыла дородная дама лет пятидесяти, в чалме из полотенца, под которым топорщились бигуди. На груди у нее уютно пристроился лохматый щенок.

— Здравствуйте! — беззаботно поприветствовал ее Орехов. — Женька дома?

— Нету, — ответила дама, пристально вглядываясь в лица незнакомцев и ласково поглаживая щенка.

— Скоро придет?

— Ничего не сказал. А вы откуда?

— Из Екатеринбурга, — честно ответил Орехов. — Мы кооператив создаем, так нам еще один партнер нужен. Женька говорил, что знает подходящего человека.

— Не знаю, когда придет, — и Орехову показалось, что в глазах у нее мелькнуло беспокойство. Что-то, видать, заподозрила.

— Вы его мать?

Дама молча кивнула.

— Ну ладно, мы попозже заглянем, — пообещал Савельев. — Нам еще в одно место заскочить надо.

— Заходите. Может, он к этому времени придет, — торопливо проговорила дама и захлопнула дверь. Последний взгляд, брошенный ею на детективов, не вызывал сомнений: она заподозрила неладное.

Орехов с Савельевым спустились вниз, сели в машину и отъехали от дома, но так, чтобы можно было видеть подъезд.

Прошел час, другой. Снова въехали во двор дома. Поднялись наверх и позвонили в квартиру. На этот раз дама ответила, не открывая двери:

— Еще не приходил!

Вернулись в машину и продолжили наблюдение. В подъезд изредка заходили люди. Мужчины и женщины. Однако Суслик не показывался. На дворе было уже совсем темно, поэтому подъехали ближе. У них были обыкновенные «Жигули», без мигалки и опознавательных знаков. Все же поставили машину так, чтобы на нее не падал свет из окон.

— Он может и вовсе не прийти домой, — высказал предположение Савельев. — Заночует у какой-нибудь молодки. Я бы на его месте вообще бы эти дни не показывался дома.

— Интересная мысль, — в тон ему проговорил Орехов. — А может, он со вчерашнего дня прячется дома и слышал все, что мы плели его мамаше?

— Может, и так, — легко согласился Савельев.

— И что тогда делать?

— Подождем еще немного и тогда решим, — рассудил Савельев.

На исходе был четвертый час ожидания, когда из-за угла дома показалась еще одна мужская фигура. Она приближалась спокойным размеренным шагом. Под ногами идущего человека поскрипывал снег.

— Опять мимо!.. — ворчливо обронил Орехов.

Но вот человек прошел через полосу падавшего из окна света, и сыщики увидели на нем коричневую дубленку и норковую шапку.

Орехов вопросительно поглядел на Савельева. Тот кивнул.

Они одновременно выскочили из машины и скорым шагом двинулись навстречу человеку в дубленке. Тот остановился.

— Чего надо?

Савельев раскинул руки, словно собрался заключить старого приятеля в объятия:

— Ба, Суслик?

— Ну допустим… — Суслик внимательно всмотрелся в одного, в другого. — А вы кто такие? Вроде не встречались…

Савельев достал из кармана удостоверение.

— Оперуполномоченный уголовного розыска, — и кивком указал на Орехова. — Это следователь, — сунув удостоверение в карман, он предложил Суслику пройти к машине. — Есть вопросы.

— Нет, а что случилось? — заупрямился Суслик. — Я уже исправился.

— Не шуми! — строго прикрикнул на него Савельев и ухватил за рукав. — Если исправился, то скоро будешь дома.

— А чего тянешь в машину? — продолжал упираться Суслик.

— Тебе русским языком сказано: есть вопросы!

— Ну так спрашивай!

Орехов только собрался ухватить его с другой стороны, как Суслик, ловко извернувшись, побежал через двор к темневшим неподалеку гаражам. Но у Савельева реакция мгновенная, и бегал он превосходно. Догнав Суслика, он подножкой повалил его в снег.

— Говоришь, исправился, а сам в бега!

— А чего лапы распускаешь? — огрызнулся Суслик.

Его впихнули в машину.