Постапокалипсис, в котором я живу - Алла Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рори часто думал об этом. Да, он с охотой познакомился бы с матерью, а вот отец… Кто он на самом деле был? Почему он вдруг возник в его жизни? Почему этот человек, о существовании которого он раньше и не подозревал, теперь, свалившись на его голову, диктовал, что делать и что-то требовал взамен? Игорь хотел, чтобы Рори когда-нибудь перенял его дело, взял город в свои руки в будущем, но хотел ли этого сам Рори? Ему бы только одного: отправиться в путешествие и поискать маму… Но Игорь просил его не заниматься глупостями, всегда отзывался о маме плохо, убеждал, что ее не найти, и упорно выстраивал вокруг него свои планы.
Рори очень любил его город. Город Гор. Несмотря на разногласия, он любил его, успел полюбить и привык, но каждый день и каждую минуту втайне считал себя здесь чужаком; его неотступно преследовало то чувство, будто бы в Городе Гор для него нет места. Он не чувствовал родного, не ощущал связи, знал, что был здесь лишним с самого начала; что-то дальше, за пределами, за границей, точно было ему ближе, и Рори бесконечно в упрямых болезненных попытках искал это нечто. Мама – вот кто был ему ближе. Та, которая оставила его, бросила или потеряла. Но он не винил ее, а лишь хотел понять, что же случилось. А отца он редко называл отцом или просто папой. Рори сознательно не оставлял ему никаких шансов.
Рори Аллен, безрассудный и беспечный ребенок, полагал, что отец вечен. Он и не думал, что в один момент папы может не стать, а времени может просто не остаться. Он не думал, что оно умеет истекать так внезапно, так неожиданно, так вдруг. Странно было стоять и смотреть на огонь, зная, что в нем тлеет папино тело. Зная, что ничего уже не вернуть.
Стремительно заходящее солнце уступало место ночи, и языки пламени разрезали синеющую завесу над небом. С восточной стороны загорелись первые звезды; золотые крупинки густо рассыпались по небосклону.
Их отражение нарисовалось в блестящих глазах Евы Гордон. Она неотрывно смотрела на костер. Совсем рядом, у самого огня стоял Рори – казалось, вот-вот он и сам будет охвачен пламенем.
Его силуэт освещался красным пляшущим светом. Ева узнавала в осанке Рори осанку Игоря, в повороте головы сына – шею отца. Между ними разница была только в цвете волос: у Игоря пшеничные, мягкие, а у Рори – черный короткий ежик. Если бы он не унаследовал от матери эти волосы и такие же темные брови, то был бы точной и неподдельной копией своего родителя. Теперь это будет очень трудно: изо дня в день наблюдать их сходство. От этой мысли у нее даже защемило в груди. Ей и до этого было настолько плохо, что, казалось, она не может больше стоять, и теперь, незаметно для Артура Дюваля, она решила пробраться в самый конец толпы.
Она шла дальше и дальше от берега и едва переставляла ноги, тащась по пустырю. Не было больше никакого смысла в том, чтобы смотреть, как умирает ее любовь, как сгорают надежды и развеиваются по ветру пустые мечты. Там, на берегу не осталось ничего; вся жизнь разрушилась – рассыпался мир ее чудесных иллюзий. Осталось только кое-что спрятанное в груди: память о чистых голубых глазах и безраздельная любовь к ним.
Случай на пустыре
– Что ты делаешь? – спросил Артур сонным голосом, выйдя в прихожую. Стояло раннее утро; его разбудил неясный шум.
Ева Гордон рылась в ящиках письменного стола.
– Что ты ищешь? – повторил Артур, когда понял, что она его совершенно не слушает.
– Свой бинокль, – быстро ответила она. – Мне кажется, в прошлый раз я сунула его куда-то сюда.
– Он лежит в шкафу, на нижней полке. Собираешься на работу?
– Да.
Артур внимательно посмотрел на нее, но постарался не подать виду, что изучает выражение ее лица и прислушивается к голосу. Нет ли в нем тревожных ноток?
– Как так? – удивленно спросил он.
Ведь похороны были только вчера. Ева ушла намного раньше остальных. Когда Артур вернулся домой и вошел в ее комнату, она сделала вид, что спит. Он притворился, что поверил, но еще несколько раз бесшумно подходил к двери, чтобы послушать, не плачет ли она.
– А как еще? – спросила Ева, резко развернувшись. Ее лицо выражало едва заметное раздражение. – Каким другим образом я все это переживу?
Артур оторопел и не сразу решился ответить. С одной стороны, это было правильно – пойти на работу, чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, но с другой стороны, нужно было выждать хотя бы пару дней. Как бы она не расплакалась прямо там горькими слезами или не наделала каких-нибудь глупостей. Ее попытки убедить всех и себя, что все в порядке, чрезмерны. В один момент она устанет заниматься самообманом и увидит, насколько все плохо и что ничего, ничегошеньки ей не помогает, что вся проделанная ею работа по самовосстановлению пошла насмарку. Тогда она сорвется, и ей станет еще хуже, чем было до этого. Артур решил, что нужно усерднее приглядывать за ней.
– Где Рори? – поинтересовался он, аккуратно меняя тему.
– В своей комнате. Еще спит. Вчера он пришел ко мне, и мы проговорили часов до пяти утра. Не буди его, хорошо?
– Без проблем, я тоже иду на работу. Благодаря Теодоре Фостер я не смогу больше прогуливать. – Артур помедлил, прежде, чем сказать дальше. – Значит, Рори будет один, когда проснется?
Так он пытался натолкнуть Еву на мысль, что ей было бы неплохо сегодня остаться дома.
– Не волнуйся, за ним зайдет Фараон.
– Фараон разве не идет на смену?
– Вряд ли он появится там сегодня. У него других дел по горло. Ведь городу нужен… – она запнулась, и через силу произнесла, – новый Игорь. Теперь Фараон станет больше времени проводить наверху.
– Понятно. Я не хотел бы, чтобы Рори был в одиночестве. Но если с ним будет Фараон, то я спокоен.
Ева спустилась вниз раньше обычного; до пересменки оставалось еще полчаса. Учитывая то, что на этой неделе она работает на выездах, ее приход оказался
