Первая мировая война. Краткая история - Норман Стоун

Прорыв, как его представлял себе Хейг, стал невозможен из-за недостаточной огневой мощи, хотя, конечно, были и другие причины. Необходимость заставила его с июля по ноябрь проводить локальные хорошо подготовленные операции с ограниченными целями, и он добивался небольших успехов то там, то здесь. Четырнадцатого июля, например, южноафриканцы совершили прорыв на узком участке фронта, но конница не сумела им воспользоваться. На первой фазе — в июле и августе — проводились узколокальные, нескоординированные операции, привлекавшие внимание вражеской артиллерии: потери были большие, а достижений почти никаких. Правда, действия британцев серьезно встревожили немцев: между 2 июля и серединой сентября было выпущено семь миллионов снарядов (в германских полковых историях описываются страсти Materialschlacht — «войны машин»). Посередине сражения немцы получили приказ вернуть каждую пядь потерянной территории независимо от тактической целесообразности. В результате оборона им обходилась еще большей кровью.

К середине сентября Хейг подготовился к новому удару, на этот раз с применением нового вида вооружений — танков. Это был впечатляющий металлический монстр на гусеницах, безразличный к стрелковому оружию. Многие изобретатели претендовали на авторство, а выдумал его Герберт Джордж Уэллс. «Танк» — это кодовое название железному чудищу дали в адмиралтействе, где благодаря Черчиллю проводили его испытания, а не в военном министерстве, где интересовались совсем другими делами (как и в германском аналоге). Вокруг танков сложились легенды, но у них имелись и недостатки. Двигатель внутреннего сгорания еще не был настолько совершенен, чтобы выдерживать тридцать тонн нагрузки, и танки быстро выходили из строя. Они перемещались очень медленно, и, хотя броня была очень толстой, танк могло подбить хорошо наведенное орудие. Танки следовало использовать во взаимодействии с другими родами войск — авиацией и пехотой. Реальным «богом войны» оставалась артиллерия; британцы начали это понимать, в том числе и важность «ползущего огневого вала». В середине сентября Хейг, еще не зная, как сочетать действия танков и пехоты, не использовал бронетехнику, опасаясь, что тихоходные машины подобьют (действительно, в первых боях танки не очень хорошо себя показали), а конница, как обычно, слонялась без дела в ожидании прорыва, которого так и не произошло. Ближе к концу сентября британцы применили ползущий огневой вал и прорвали часть германского фронта. Это уже не имело особого значения. Но такие эпизоды — мелкие, скромные успехи — убеждали Хейга в том, что он способен добиться и большой победы, если будет продолжать атаковать. И он продолжал: сражение на Сомме выдохлось лишь в ноябре, среди дождей и грязи. Оправданием может служить то, что оно нанесло удар по моральному духу немцев. Официальные историки поддержали Хейга, отметив, что немцы понесли шестьдесят тысяч потерь, а британцы и французы — четыреста тысяч, хотя потери наступающих обычно больше. К.С. Форрестер написал роман «Генерал», в котором попытался разобраться в менталитете старших офицеров, как Хейг, добивающихся военных успехов. Писатель пришел к выводу: генералы на Западном фронте давили на противника, а если он не поддавался, то давили еще сильнее. Необходимость заставила учиться тому, как выигрывать битву, но процесс приобретения опыта оказался длительным и кровавым.

3

В тот период нашелся только один старший офицер, рано освоивший науку побеждать, — русский генерал А.А. Брусилов. Он командовал Юго-Западным фронтом, воевал против австрийцев. После Нарочского сражения командующие другими фронтами, более пожилые и более нервные, потеряли всякую надежду. Немцы непобедимы, думали они. К исходу мая из Италии начали поступать просьбы о проведении отвлекающего удара, и эти генералы качали головами: у них нет того фантастического количества снарядов, которое им было бы необходимо. Брусилов удивил всех, когда вызвался нанести такой удар. Но он все обдумал.

Одна из проблем той войны заключалась в необходимости принятия решений с заведомо негативными последствиями. Если готовится прорыв, это означает, что подводится огромное число людей и такое же огромное количество техники и материальных средств, следовательно, таким образом теряется фактор внезапности нападения, а артподготовка делает все тайное явным. Противник успевает подтянуть резервы. Колоссальная огневая мощь действительно помогает совершить прорыв, но уничтожает все, что потом пригодилось бы для продвижения. Войскам приходится идти пешком. Они будут преодолевать по две мили в час и меньше, если попадают под обстрел. Каждый солдат должен нести на себе все необходимое для выживания, в том числе шанцевый инструмент, воду и прочее. Тем временем противник сооружает новую линию обороны, подвозит резервы на поездах или в грузовиках (или, как во Франции, на Лондонских автобусах). Нужно снова и снова поднимать уставших людей в атаку, подтягивать на изможденных и некормленых лошадях орудия, не пристреленные по новым целям. Результат может оказаться таким же, какой получила Франция во время наступления в Шампани в сентябре 1915 года или британцы на Сомме. Значит, ключ к успеху в дезорганизации резервов противника, то есть надо одновременно предпринять атаки на различных участках, так, чтобы противник не знал, куда направить свои резервы. И артподготовка должна быть короткой. Каждую атаку следует провести по достаточно широкому фронту, чтобы сбить с толку местные резервы (а заодно разрешить проблему продольного огня, как при Вердене). Все это требует смелого и решительного руководства, хорошо обученных солдат и офицеров. Штаб Брусилова не надо было учить премудростям войны: он полностью оправдывал свое назначение; никакого формализма; приказы четкие, ясные, по существу. Подготовка наступления была проведена основательно, сооружены внушительные подземные укрытия, беспрепятственно пристреляны орудия. У Брусилова имелось четыре армии, и каждая всесторонне подготовилась к атаке.

На австро-венгерской стороне царила безмятежная обстановка. Эрцгерцог Иосиф Фердинанд, командующий 4-й армией на северном крыле фронта, прогуливался с приятелями в лодках по реке Стырь и похвалялся своими «неприступными позициями» (в некоторых блиндажах даже были вставлены стеклянные окна). Брусиловская самая северная армия пошла в наступление 4 июня после четырехчасовой бомбардировки, и внезапность нападения была практически полной. Солнечная погода высушила землю на позициях австрийцев, и они, отступая, подняли облака пыли, обрушившиеся и на цепи наступающей русской пехоты. Австрийцы ввели местные резервы; они сгинули. Войска, отрезанные и окруженные, сдавались в плен. Брусилов выработал простую тактику борьбы с укрепленными опорными пунктами: он их игнорировал, заставляя своих людей пробиваться вперед, насколько это возможно, и разрушать командную инфраструктуру. К концу дня австрийская 4-я армия практически перестала существовать; в телеграмме, посланной в Вену, сообщалось о том, что войска «захвачены». В таких ситуациях обычно появляются резервы, чтобы закрыть брешь. Но и здесь Брусилов нашел свое решение проблемы: пошли в атаку его другие армии. Кризисное положение сложилось на юге, на румынской границе, где создалась неразбериха из-за беспорядочного отхода по обоим берегам реки Прут австрийской 7-й армии (ею командовал очень толковый генерал Карл фон Пфланцер-Балтин, подключивший и венгерские войска, в чьей лояльности никто не сомневался). Две русские армии, наступавшие в центре, добились менее впечатляющих, но тоже достойных успехов. Куда же австрийцам послать резервы? Сначала их направили 4-й армии, поступил контрприказ, потом — опять приказ, и все это в жару, по пыльным дорогам или в душных вагонах. В конечном итоге резервы так и не были задействованы или задействованы частично. Брусилов продвинулся на шестьдесят миль по всему фронту и взял в плен триста пятьдесят тысяч человек. Моральное состояние чехов и русинов превратилось в настоящую проблему, и его могли укрепить только свирепые прусские унтер-офицеры. Пошли разговоры об интегрировании австро-венгерской армии в германскую ради ее спасения. И вскоре она попала под командование Гинденбурга и Людендорфа. Войска перемешались вплоть до батальонов, и теперь Австро-Венгрия уже не могла выйти из войны со своей отдельной армией.

Брусилов все-таки упустил один важный элемент в своей стратегии побед: вовремя остановиться. Вся Россия торжествовала, а союзники ждали дальнейших великих свершений. Войска продолжали продвигаться вперед, изнуряя себя в летнюю жару и сталкиваясь в таких ситуациях с обычными трудностями со снабжением: особенно не хватало воды, пересохли источники. Тем временем прибыли австрийские части с Итальянского фронта, германские войска — с северного крыла Восточного фронта и даже с Западного. Они заняли новую линию обороны, близко расположенную к железнодорожным узлам Ковеля и Владимира-Волынского. Русская конница, как всегда, не играла значительной роли в действиях, а ей требовался фураж, и это лишь усугубляло проблему снабжения. Атаки становились все менее эффективными, основные резервы находились на германской части фронта. В начале июля русским генералам пришлось перейти к обороне в лесах под Барановичами, где в 1914 году располагался штаб верховного главнокомандования. Атаки были по обыкновению лобовые, предпринимались после малоэффективных и бесполезных артобстрелов, что служило генералам оправданием для ничегонеделания. Потом Брусилову подбросили резервы. Главным компонентом стала «Особая армия», сформированная из двух пехотных и одного кавалерийского корпусов императорской гвардии — лучшие из лучших в старой царской армии. Они не были обучены методам современной войны, хорошо знали лишь тактику ратоборства прежних времен, а командовал ими Владимир Безобразов, престарелый дружок царя, под стать ему были и командиры корпусов. С середины июля, с двухнедельными интервалами, эта «гвардейская армия» пыталась атаковать немцев через болота у Ковеля, где прорыв мог перерезать германскую боковую железнодорожную ветку. Сражение, говорил его участник, немецкий генерал Георг фон дер Марвиц, напоминало битвы на Западе: горы трупов русских солдат. Безобразов запросил перемирия, чтобы убрать тела. Ему отказали: лучшего средства устрашения не придумать. В августе атаки иссякли.