Паспорт человека мира. Путешествие сквозь 196 стран - Альберт Поделл

Именно тогда Ифтитани закричала и убежала.

Х был в смятении, ведь он был абсолютно уверен, что он ей нравился и что она его желала. Вернувшись, мы ему посочувствовали, но внутри ликовали.

В тот же день, позже, явился управляющий, который жаловался на поведение Х. Кажется, невинная Ифтитани подумала, что гость просто хотел поменять белье.

После такого непонимания я осознал важную вещь, которая помогала мне на протяжении многих лет заграничных путешествий: если вы с собеседником говорите на разных языках, убедитесь, что вы пришли к соглашению. Будьте внимательны, если вы находитесь на более высоком социальном уровне, когда вы, например, приехали в отель. Никогда не думайте, что представитель чужой культуры с легкостью предпримет то, что запрещено в его или ее обществе. И избегайте мыслей о том, что, если человек беден, он сделает для вас все, пусть даже вы глава крупной трансконтинентальной компании.

Сложно было передвигаться по Каиру, не обращая внимания на признаки полицейского государства: армейские лагеря, артиллерийские склады и всякие установки для связи переполняли город. Все мосты и многие фабрики были украшены знаками, запрещающими фотографировать. Когда мы забрали почту в офисе «Американ Экспресс», большинство писем было вскрыто цензорами, а потом мы узнали, что письма, которые мы отправляли домой, тоже вскрывали и отправляли уже со штампами цензоров. Когда мы заселялись в «Континенталь», у нас на несколько дней забрали паспорта, потому что нас проверяли внутренние органы. Когда нам вернули пленку из проявки, фотографии, где был виден уровень бедности египтян, загадочным образом исчезли. Когда мы делали большие покупки, продавцы требовали доказательств того, что египетские фунты мы получили по официальному курсу, а плакаты с информацией о наказании за покупку валюты на черном рынке висели абсолютно везде. Газеты и радио поддерживали официальный курс правительства, и мы так и не увидели доказательств свободы печати или речи.

Но вы не можете не любить Египет, познакомившись с людьми вроде Ламия – Ламий Ибрагим Гонейм – величайшего, очаровательнейшего, харизматичного, фотогеничного погонщика верблюдов – он сам о себе так говорил.

Мы со Стивом как-то поехали к пирамидам, чтобы поискать места для спонсорских фотографий, которые мы должны были делать. Когда мы оглядывались, откуда-то появился толстенький седеющий араб в ярко-зеленой галабее, на верблюде, крича: «Здорово, ребята! Понимаешь? Это шок. Батюшки мои, кого я вижу!» Он объехал нас трижды, затем воскликнул: «Это ли не круто, чувак? Скажи, верблюд просто угар? Позвольте представиться, я Ламий, а это – Кэнада Драй». Он произнес это как рекламу газировки и дал Стиву карточку со множеством ошибок.

КЭНДА ДРАИ

Верблюд на съем

Влоделиц: Пирамиды, Гиза

Ламий Ибрагим Гонейм гиза египет

Мы все еще чувствовали себя напряженно после Александрии, но Ламий мгновенно завоевал наши сердца, перечисляя свои достижения на самом современном, по его мнению, жаргоне: «Я тут туристов возил сорок лет. Меня всем хитростям батя научил. На этом районе ни один чел дело лучше меня не знает. Если большая шишка сюда припирается, всякие толстозадые политики нанимают меня и Кэнаду Драй. Он самый супер, нежный, как ягненок, удобный, как диван. Эй, хошь посидеть? Шведские король с королевой сказали, что он мегакрутой. Во, зырь, это королева его шлепнула. Он стареет, но все равно лучший, братиш. На нем даже Черчилль ездил. Все европейские принцессы и графы, как сюда приедут, сразу ко мне. Даже ваш Рузвельт сказал, что это самый суперовый верблюд в мире. И знаете все эти туристические открытки с пирамидами и верблюдами? Так это мы, братиш. Все нас фоткают. Я дико фотогеничный. Даже Сесил Блаунт Демилль так говорит, я его любимый погонщик. Канеш, я его знаю, всех остальных продюсеров тоже. Кучу фоток наделал с Сесилом и прочей шушерой. Я в тридцати фильмах снимался, прикинь. Чем могу помочь?»

Ламий помог тем, что встретился с нами на следующее утро со своим братом, двумя верблюдами, тремя собаками и корзиной с костюмами для фото. Он установил всех на свои места, проверил, как падает свет, поправил одежды, сам попозировал для каждого фото и ввиду своей долгой кинокарьеры объяснил нам с Вилли, как фотографировать. Он был продюсером, режиссером, агентом и звездой в одном флаконе.

И он был невероятен. Он сиял, обмазываясь маслом для загара Sea&Ski, поменял тюрбан на соломенную ковбойскую шляпу Dobbs, позировал в рубашке Arrow, залил кварту спонсорского бензина в нашу «Тойоту» и в себя чашечку бурбона Bourbon Institute, который, по его утверждению с подмигиванием, был медицинским средством и совершенно не мешал его исламским убеждениям. Он позировал в ботинках Thom McAn, побрызгал Кэнаду Драй репеллентом от насекомых OFF! поджег сигарету зажигалкой на солнечных батарейках, снялся у нашего Thermos Poptent и с улыбкой сожрал коробку мацы Manischewitz.

После фотосессии, которую Ламий назвал «джентльменским удовольствием» и деньги за которую брать отказался, он позвал нас к себе в гости на чай и пирог. Стены были покрыты фотографиями Кэнады Драй с известными людьми на стене и рекламами, на которых Ламий улыбался на фоне пирамид. Он с гордостью показал нам письма от клиентов, а мы пока пытались спрятать деньги за фотосессию за подушками на диване. Он читал любимые моменты из писем, рассказывал о жизни и о возможном будущем сына-инвалида, выражал надежду на мир во всем мире и убеждал нас ему писать.

Прощаясь, мы чуть не плакали. Мы всегда будем помнить тебя, Ламий Ибрагим Гонейм. Надеюсь, с сыном все в порядке, жизнь твоя была долгой и счастливой, ты попал прямо в рай, и пусть Аллах всегда держит тебя на ладони.

Пора было отправляться в дорогу. Машины починили, на письма ответили, фото для спонсоров отправили, припасы сложили, сами отдохнули и подлечились. Впереди лежали пустыни Среднего Востока, сияющие в летнем свете. Пора было прощаться с Ламием и удивительными женщинами Каира, с переливчатым Средиземным морем, с веселыми мошенниками Александрии, со спагетти в Rex, с прохладными комнатами отеля, с невинной Ифтитани, с Северной Африкой.

Мы направились к востоку от Каира, планируя пересечь арабскую пустыню, потом Суэцкий канал, а потом отправиться по Синайскому полуострову к Иордании. Хоть нас и предупредили, что эта дорога запрещена, мы собирались рискнуть.

На полпути к каналу узкая дорога была перекрыта египетскими танками и солдатами. Нам не помогли крики о свободе передвижения. Мы не могли перейти через Суэц и Синай. Этот путь на Средний Восток закрылся. Нам пришлось пересмотреть маршрут и вернуться в Каир, где мы снова пытались убедить власти в том, чтобы дать нам разрешение на проезд в Иорданию. Нашу просьбу снова отклонили. «В следующем году, – говорил пограничник, – в следующем году, когда падет Израиль».